Витт, Ян де
| Ян де Витт нидерл. Johan de Witt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 30 июля 1653 — 4 августа 1672 | ||||
| Предшественник: | Адриан Пау | |||
| Преемник: | Гаспар Фагель | |||
| ||||
| 1650 — 1653 | ||||
| Предшественник: | Николаас Рюйс | |||
| Преемник: | Говерт ван Слингеландт | |||
| Рождение: | 24 сентября 1625 Дордрехт | |||
| Смерть: | 20 августа 1672 (46 лет) Гаага | |||
| Отец: | Якоб де Витт | |||
| Супруга: | Вендела Биккер | |||
Ян де Витт (Johan de Witt; 24 сентября 1625, Дордрехт — 20 августа 1672, Гаага) — государственный деятель, в 1653 году занявший пост великого пенсионария провинции Голландия. На протяжении 20 лет, пока он фактически стоял у руля Соединённых Провинций, де Витт отстаивал позиции Голландии в торговом и колониальном противостоянии с Англией, которое вылилось в две войны между странами.
Биография
Ян де Витт был сыном дордрехтского бургомистра, который на протяжении многих лет представлял город на Генеральных штатах республики. Семейство де Виттов разделяло взгляды торговой олигархии, выступавшей за усиление власти администрации штатов в ущерб федеральному правительству, во главе которого стоял Оранский дом.
В годы обучения в Лейденском университете Ян де Витт отличался познаниями в математике и праве. Он даже сочинил один из первых учебников по аналитической геометрии, озаглавленный Elementa curvarum linearum. Прекрасное знание математики впоследствии позволяло ему легко входить в финансово-бюджетные проблемы республики.
В 1645 году Ян со своим братом Корнелисом отправились в путешествие по странам Западной Европы, по возвращении из которого он поселился в Гааге, где работал адвокатом. В 1650 году он фактически унаследовал от отца место дордрехтского пенсионария и отправился представлять интересы города в федеральном правительстве. Дебаты с штатгальтером Вильгельмом II, в ходе которых де Витт и другие региональные пенсионарии отстаивали автономию штатов, закончились их заточением в Лувестейнском замке.
Неожиданная смерть штатгальтера незадолго до рождения наследника (будущего Вильгельма III) развязала оппозиции руки и позволила де Витту перехватить бразды правления республикой. Своей задачей он видел усиление в её составе Голландии и удаление от власти Оранского дома. В 28 лет он был избран великим пенсионарием и трижды переизбирался на этот пост — в 1658, 1663 и 1668 гг.
Когда де Витт пришёл к власти, в разгаре была Первая англо-голландская война, наносившая непоправимый вред экономике республики. Отвергая выдвинутое Кромвелем требование унии Англии и Голландии как чрезмерное, Де Витт ценой признания Навигационного акта добился в 1654 году заключения Вестминстерского мирного договора.
Секретный пункт договора предусматривал отказ голландских провинций от выбора штатгальтера. Оранжисты на федеральном уровне воспротивились этому пункту, который вполне устраивал и требовавших большего самоуправления регионалов, и правительство Кромвеля, подозревавшее оранжистов в сношениях с изгнанными Стюартами.
После подписания мирного договора де Витт занялся налаживанием расстроенных финансов республики и расширением её торгово-колониальной деятельности в Ост-Индии.
В 1656 году он отстаивал Эльблонгское соглашение, которое Генеральные Штаты Республики Соединенных провинций отказались выполнять. Ян де Витт смог убедить собрание в необходимости разъяснения спорных пунктов с шведской стороны, а не отказывать в ратификации.
В 1658 году он поддержал Данию в её действиях против Швеции, а четыре года спустя на выгодных условиях заключил Гаагский мир с союзной англичанам Португалией.
Между тем отношения с Англией были испорчены реставрацией на троне Стюартов, которые требовали назначения Вильгельма Оранского штатгальтером или хотя бы капитаном-генералом. Правительство де Витта всячески противилось этому назначению, и в 1665 году разгорелась Вторая англо-голландская война. Благодаря его дипломатическим усилиям мир в Бреде (1667) окончил войну на условиях сохранения статус-кво, что позволило де Витту в том же году объявить Голландию республикой «на веки вечные».
В январе 1668 года дипломатия де Витта добилась нового крупного успеха. Когда Людовик XIV предпринял попытку оккупировать Испанские Нидерланды (Деволюционная война), де Витт договорился с англичанами и шведами о создании тройственного союза морских держав. Ценой этой победы был гнев Людовика XIV, который винил в своих неудачах голландцев и попрекал их неблагодарностью за французскую поддержку в годы Нидерландской революции.
Де Витт активно интересовался вопросами демографической статистики. Совместно с Иоганном Худде он (одним из первых) составил в 1671 году таблицы смертности и использовал их для вычисления размеров пожизненной ренты[1][2].
В 1672 году Людовик XIV неожиданно вторгся в пределы Объединённых провинций. Началась т. н. Голландская война с Францией. Народ требовал передачи всех властных полномочий Вильгельму Оранскому, виня в оккупации правительство де Витта. Его брат Корнелис был обвинён в заговоре против принца и в июле взят под стражу. Под давлением оранжистов Яну 4 августа пришлось оставить пост великого пенсионария.
Корнелис, даже доведённый пытками до полусмерти, не оговорил себя и не сознался в заговоре. Тогда его приговорили к ссылке. Услышав о том, что Корнелис будет выпущен из тюрьмы, Ян поспешил в Гаагу на встречу с ним. Узнав о его приезде, оранжисты натравили на братьев толпу подвыпившей черни, снабжённой пистолетами. Обоих братьев застрелили, а их тела растерзали на части, тут же по частям продали, всё, кроме костей, покупатели немедленно съели[3], скелеты были выставлены на обозрение. Об этих событиях, правда, без этих натуралистических деталей, повествует Александр Дюма в романе «Чёрный тюльпан». Год его гибели вошёл в национальную историю как «год бедствий» (нидерл. Rampjaar).
В настоящее время в некоторых городах страны Яну де Витту поставлены памятники.
Состоял в браке с Венделой Биккер. Супруга Яна де Витта скончалась в 1668 году. В их браке родилось четверо детей: 1 мальчик - Йоханн и 3 девочки - Анна, Агнес, Мария.
Напишите отзыв о статье "Витт, Ян де"
Примечания
- ↑ Реньи А. [veroyat.narod.ru/istoriya_teorii_veroyatnostey.html Об истории теории вероятностей] // Реньи А. Трилогия о математике. — М.: Мир, 1980. — 376 с. — С. 184—186.
- ↑ Alter G. Plague and the Amsterdam Annuitant: A New Look at Life Annuities as a Source for Historical Demography // Population Studies, 37, 1983. — P. 23—41.
- ↑ Pagden, Anthony. The Fall of Natural Man. Cambridge University Press, 1986. ISBN 978-0-521-33704-5. Page 84.
Отрывок, характеризующий Витт, Ян де
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
