Ян из Тарнова
| Ян из Тарнова польск. Jan z Tarnowa<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Лелива — герб Тарновских</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1385 — 1401 | ||
| Предшественник: | Пётр Кмита из Вишневца | |
| ||
| 1401 — 1406 | ||
| Предшественник: | Спытко из Мельштына | |
| Преемник: | Пётр Кмита из Вишневца | |
| ||
| 1406 — 1409 | ||
| Предшественник: | Ян Тенчинский | |
| Преемник: | Кристин из Острова | |
| Рождение: | перед 1349 Тарнув | |
| Смерть: | 1409 Тарнув | |
| Род: | Тарновские | |
| Отец: | Рафал из Тарнова | |
| Мать: | Дзержка из Велёвеся | |
| Супруга: | Катаржина | |
| Дети: | Ян, Рафал, Спытко и Дорота | |
Ян из Тарнова (до 1349—1409) — польский магнат, подкоморий сандомирский (1368), маршалок надворный (1370), маршалок Королевства Польского (1373—1379), каштелян сандомирский (1377), воевода сандомирский (1385—1401), генеральный староста русский (1387), воевода краковский (1401—1406), каштелян и староста краковский (1406). Староста радомский и сандомирский.
Владелец Тарнова, Велёвеся и Ярослава.
Биография
Представитель польского магнатского рода Тарновских герба «Лелива». Старший сын Рафала из Тарнова (ок. 1330—1372/1373) и Дзержки из Велёвеся.
Занимал крупные должности в Сандомирском и Краковском воеводствах. Был подкоморием сандомирским (1368), маршалком коронным (1370), маршалком королевским (1373), старостой радомским (до 1376), каштеляном сандомирским (1377), воеводой сандомирским (1385—1401), старостой сандомирским (до 1386).
В 1387 году Ян Тарновский принял активное участие в военной кампании польской королевы Ядвиги на земли Галицко-Волынского княжества, входившие в состав Венгерского королевства. В награду получил во владение города Ярослав и Пшеворск. Способствовал созданию в Ширце католического прихода.
Стал первым генеральным старостой Русских земель (1387—1393, 1394—1404). В 1401 году Ян из Тарнова получил должность воеводы краковского, а в 1406 году он стал каштеляном и старостой краковским.
В 1401 году Ян из Тарнова участвовал в подписании Виленско-Радомской унии.
Своим имения разделил между двумя сыновьями: Яном, который продолжил род Тарновских, и Спытко, основавшего род Ярославских.
В 1410 году его сыновья Ян и Спытко участвовали в Грюнвальдской битве.
Семья и дети
Жена — Екатерина (Катаржина), её происхождение неизвестно. В браке с ней родилось четверо детей:
- Ян Тарновский (ок. 1367—1433), декан краковский (1398—1408), воевода краковский (1409—1433)
- Рафал из Тарнова (1367—1415)
- Спытко I Ярославский (после 1367—1435), генеральный староста русский (1422—1425) и воевода сандомирский (1433—1435), основатель рода Ярославских
- Дорота Тарновская (ум. 1428), муж — воевода ленчицкий Марцин Сцибор из Рытвян.
Напишите отзыв о статье "Ян из Тарнова"
Ссылки
- [mariusz.eu.pn/genealogia/rody/tarnowscy01.html#E2 Tarnowscy (01)] (польск.)
- [mariusz.eu.pn/genealogia/rody/jaroslawscy01.html Jarosławscy] (польск.)
Отрывок, характеризующий Ян из Тарнова
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
