Жан II д’Авен

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ян II (граф Голландии)»)
Перейти к: навигация, поиск
Жан II д'Авен
фр. Jean II d’Avesnes
нем. Johann II. von Avesnes
нидерл. Jan II van Avesnes
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Жан II, граф Голландии. Миниатюра 1578 года</td></tr>

граф Эно (Геннегау)
1280 — 22 августа 1304
(под именем Иоганн I)
Предшественник: Маргарита II
Преемник: Вильгельм I Добрый
граф Голландии
1299 — 22 августа 1304
(под именем Ян II)
Предшественник: Ян I
Преемник: Виллем III Добрый
граф Зеландии
1299 — 22 августа 1304
(под именем Ян II)
Предшественник: Ян I
Преемник: Виллем III Добрый
 
Рождение: 1247(1247)
Смерть: 22 августа 1304(1304-08-22)
Валансьен
Род: Дом Авен
Отец: Жан I д'Авен
Мать: Алейда Голландская
Супруга: Филиппина (Филиппа) Люксембургская
Дети: сыновья: Жан, Генрих, Вильгельм I Добрый, Жан, Валеран, Симон
дочери: Маргарита, Алиса, Изабелла, Мария, Матильда
незаконнорожденные
сыновья: Симон, Виллем де Кюсер, Хендрик
дочери: Алейда, Ида

Жан II д’Авен (фр. Jean II d’Avesnes, нем. Johann II. von Avesnes, нидерл. Jan II van Avesnes; 1247[1] — 22 августа 1304) — граф Эно (Геннегау) (Иоганн I[2]) с 1280, граф Голландии и Зеландии с 1299 (Ян II), сын Жана I д’Авен и Алейды Голландской.





Биография

Отец Жана II, Жан I был сыном графини Фландрии и Эно Маргариты II от первого брака с бальи Эно Бушара д’Авен, признанного церковью недействительным. Но официально брак расторгнут не был, хотя позже Маргарита вышла замуж за Гильома II де Дампьера. В итоге разгорелся конфликт между детьми Маргариты от первого брака, Авенами, и второго — Дампьерами, который не утихал несколько десятилетий. Авены заявляли о своем праве первородства, а Дампьеры не признавали наследниками сводных братьев, называя их бастардами[3]. Графиня Маргарита поддержала сыновей от второго брака. После долгой борьбы 24 сентября 1256 года графиня Маргарита и её сыновья Авены при посредничестве короля Франции Людовика IX заключили Перронский договор, по которому за Авенами было окончательно закреплено право на графство Эно, а за Дампьерами — на Фландрию[4].

Однако окончательно вражду между домами это решение погасить не смогло. Жан I умер в 1257 году. Его сын и наследник Жан II, признанный наследником Эно, возобновил борьбу за с Дампьерами за Фландрию. Для удовлетворения своих амбиций Жан, как и его отец, делал ставку на правителей Священной Римской империи.

4 сентября 1272 года вступил в союз со своим двоюродным братом, графом Голландии Флорисом V. Кроме того, он 29 мая 1275 года получил поддержку короля Рудольфа I Габсбурга, который пожаловал ему имперскую Фландрию, которая считалась имперским леном, а Ги де Дампьера, наследника Фландрии, объявил изгнанным из империи. Однако никаких реальных действий, чтобы реализовать данное решение, Рудольф не предпринял, предоставив Жана своим собственным силам. Положение Ги в своих владениях было довольно прочным, он был в это время самым могущественным правителем в Нидерландах.

13 января 1277 года король Рудольф признал Жана наследником Флориса V Голландского, если у того не будет детей.

После смерти 10 февраля 1280 года Маргариты Фландрской Жан получил наконец в своё распоряжение графство Эно (в нём он правил под именем Иоганн I). Никаких перспектив получить Фландрию и Намюр, которыми управлял Ги де Дампьер, у Жана не было. При этом в отличие от короля Рудольфа, который предпочитал не вмешиваться в споры между нидерландскими сеньорами, король Франции Филипп IV Красивый поддерживал Ги де Дампьера, активно вмешиваясь во всё происходящее в Нидерландах. Кроме того, в 1290 году союзник Жана, граф Голландии Флорис V, застигнутый врасплох вторжением фландрской армии на остров Вальхерен, отказался на время от притязаний на Зеландию.

Для того, чтобы продолжать борьбу, Жан начал покупать различные области, присоединяя их к своим владениям. Для того, чтобы получить для этого деньги, он обложил поборами своих вассалов. Также он вытягивал деньги из аббатств, за что епископ Камбре Гильом д’Авен наложил на Эно интердикт. Кроме того, Жан старался подчинить города, которые входили в его владения. В итоге в 1290 году восстал Валансьен, самый крупный из городов Эно. В ответ Жан осадил город. Для того, чтобы защитить город, его патриции обратились с письмом к королю Франции Филиппу IV Красивому, доказывая, что город должен принадлежать французскому королевству. Король Филипп, желавший расширить свои владения, согласился вмешаться, повелев Ги де Дампьеру взять город под своё покровительство. Однако уже в 1293 году Жан помирился с королём Филиппом. В итоге в 1295 году Ги де Дампьер был вынужден вернуть Валансьен королю Филиппу. Более того, в январе 1296 года Жан и Флорис Голландский заключили тайное соглашение с Филиппом IV, который был озабочен сближением графа Фландрии с Англией.

Уже в феврале 1296 года по приказу Филиппа Валансьен открыл ворота перед Жаном. Однако правящая верхушка города отказалась подчиниться, признав своим сеньором Ги де Дампьера, который попытался выйти из подчинения короля Франции. В ответ Жан д’Авен возобновил войну, а армия Филиппа вторглась в Эно. В итоге Ги де Дампьер был вынужден подчиниться Франции.

27 июля 1296 года погиб Флорис Голландский. Ему наследовал сын Ян I. Молодой граф находился под сильным влиянием короля Англии Эдуарда I, что очень не понравилось его подданным. В итоге он обратились к Жану д’Авену, который собирал армию для вторжения во Фландрию. В итоге Жан вторгся в Голландию. Ян I умер в ноябре 1299 года, после чего ничего не помешало Жану стать графом Голландии и Зеландии (под именем Ян II). В то же время Ги де Дампьер, разбитый армией короля Филиппа, отказался от сюзеренитета над Зеландией, за который графы Фландрии долго боролись с графами Голландии.

Таким образом, Эно, Голландия и Зеландия, а также Фрисландия, оказались объединены на правах личной унии. Объединив в своих руках три графства, Жан стал самым могущественным правителем в Нидерландах, тем более что Ги де Дампьер в 1300 году попал в плен к Филиппу IV. Жан был ценным союзником короля Франции, в то время как правители Священной Римской империи были слишком слабы, чтобы помешать Жану получить Голландию и Зелландию. Несмотря на все попытки короля Германии Альбрехта I вернуть себе эти территории, Жан смог их сохранить за собой. Управлять Зеландией он поставил своего старшего сына Жана, получившего титул графа Остревана, которому пришлось усмирять часть зеландской знати, которую подстрекали против графа фламандцы, а в Голландию отправил третьего сына Вильгельма.

В 1302 году Жан выслал отряд на помощь армии Филиппа IV, которая выступила против восставшей Фландрии. Однако французская армия была разбита фламандцами 11 июля в битве при Куртре. В числе погибших были старший сын Жана, Жан, граф Остревана, а также мужья двух дочерей Жана — граф Артуа Роберт II и коннетабль Рауль II де Клермон, сеньор де Нель.

Жан умер 22 августа 1304 года в Валансьене. Его наследником стал третий сын Вильгельм Добрый.

Брак и дети

Жена: с ок. 1265 Филиппина (Филиппа) Люксембургская (ок. 1252 — 6 апреля 1311), дочь графа Люксембурга Генриха V Белокурого и Маргариты де Бар. Дети:

Кроме того, Жан имел несколько незаконнорожденных детей от неизвестных любовниц:

  • Симон (ум. 1356), сеньор де Брюйель
  • Виллем де Кюсер (ум. после 1358)
  • Хендрик (ум. после 1359)
  • Алейда (ум. 1351); 1-й муж: с ок. 1312 Вольфард II ван Борселен (ум. 30 мая 1316/6 апреля 1317); 2-й муж: с 1317 Оттон (ум. до 1326), сеньор ван Бюрен
  • Ида (ум. 1351)

Напишите отзыв о статье "Жан II д’Авен"

Примечания

  1. Foundation for Medieval Genealogy.
  2. Иногда он называется Иоганн II, считая как Иоганна I его отца, который с 1250 года считался наследником Эно.
  3. В 1237 году папа Григорий IX со ссылкой на каноническое право объявил детей от первого брака Маргариты незаконнорожденными. Однако император Фридрих II наоборот признал их законными наследниками.
  4. Пиренн А. Средневековые города Бельгии. — С. 204—206.

Литература

  • Пиренн А. Средневековые города Бельгии. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — 512 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0093-X.
  • Alphonse Wauters. Jean d'Avesnes // Biographie Nationale (Académie royale de Belgique). — Bruxelles: Établissements Émile Bruylant, 1889. — Vol. 10. — P. 292—304. (фр.)

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/HAINAUT.htm#JeanIIHainautdied1304B COMTES de HAINAUT 1244-1356 (AVESNES)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 1 января 2012.
  • [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/avesnes_haus_grafen_von_holland/johann_2_graf_von_holland_1304/johann_2_von_avesnes_graf_von_holland_+_1304.html Johann II. von Avesnes. Graf von Holland, Graf von Hennegau]. Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 1 января 2012. [www.webcitation.org/67xQkiHxX Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Жан II д’Авен

– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.