Яой

Яой (яп. やおい яои) — жанр манги и аниме, изображающий гомосексуальные отношения между мужчинами. Целевой аудиторией яоя и авторами яойной манги являются девушки и женщины, как правило, гетеросексуальные. Появившись как одно из направлений сатирических додзинси (любительского творчества), яой как идеализированное отражение гомосексуальных отношений быстро стал популярной тематикой в манге, аниме, компьютерных играх — симуляторах свиданий, романах. В Японии, как правило, используется термин Boys' Love (яп. ボーイズラブ бо:йдзу рабу, псевдоангл. «любовь мальчиков») или BL, хотя персонажами яоя являются не мальчики в буквальном смысле слова, а юноши и мужчины. Работы, в которых показаны гомосексуальные отношения с участием мальчиков, относятся к другому жанру, называемому сётаконом.

В среде западных отаку распространено мнение, что яой — это синоним термина сёнэн-ай (少年 сёнэн, юноша; 愛 ай, любовь). Однако произведения в жанре сёнэн-ай не содержат постельных сцен, в отличие от яоя. В Японии сёнэн-ай уже больше не является термином для жанра аниме и манги, вместо этого обозначая гомосексуальные отношения между мужчинами в обычной жизни.

Концепт

Сёнэн-ай

Слова яой и сёнэн-ай часто используются западными фанатами для того, чтобы различать содержание произведения. Обычно под яоем понимаются манга и аниме сконцентрированные на преимущественно сексуальном или даже порнографическом контексте, в то время как сёнэн-ай соответственно на романтическом контексте и побочным сюжетным темам, в то же время, элементы обоих жанров могут пересекаться между ними. Например, оригинальный Gravitation может восприниматься как сёнэн-ай, так как в нём основное внимание уделяется карьере главных героев и их романтических отношениям, в то время как их сексуальная жизнь остаётся за кадром. В то же время, додзинси «Gravitation Remix and Megamix» от того же автора, трактуется как яой из-за демонстрации сексуальных отношений героев.

Изначально данный термин использовался для обозначения эфебофилии или педерастии в Японии, но начиная с 1970-х годов, сёнэн-ай стал использоваться в качестве наименование новой разновидности сёдзе-манги от Союз 24 года, где в центре повествования были романтические отношения между парнями. В первое время, жанр отличало довольно идеалистическое повествование и частый перенос сюжета в европейские реалии. Судзуки описывает сёнэн-ай как чересчур педантичные и сложнопонимаемые произведения, по её словам — «для полного понимания сёнэн-ай произведений часто необходимо знание истории, классической литературы и естественных наук. Помимо этого, в нём часто можно найти философские и абстрактные размышления». По её мнению, это развивало познания читательниц, а также, находить большее в произведении при прочтении его в более старшем возрасте. С другой стороны, это сместило акцент сёдзе-манги с женского персонажа на мужского. Начиная с 1980-х, популярность сёнэн-ая снизилась ввиду всё большей популяризации яойных додзинси.

Сэмэ и укэ

Как правило, сюжет в яойных произведениях крутится вокруг двух персонажей — сэмэ (攻め) и укэ (受け), то есть «дающего» и «принимающего», что имеет корни ещё из боевых искусств, где позиции делались на «атакующего» и «защищающегося», откуда впоследствии проникли в японский гомосексуальный сленг, где обозначали доминирующую и пассивную роль в однополом контакте. Ареальдо Загнеллини предполагает, что в этом случае традиции боевых искусств имеют большое значение для японской аудитории, так-как архетип однополых отношений в Японии также включает в себя сюжеты об гомосексуальной любви между самураями. Оба типа в большинстве случаев изображаются как бисёнены и совмещают в себе как и мужские, так и женские качества.

Зангеллини считает, что именно самурайский архетип «несёт ответственность» за возрастную разницу иерархию в подобных произведениях. Образ сэмэ во многом связан с архетипом мужественности в аниме и манге, они заметно выше, старше, сдержаннее и мощнее, чем укэ, которые часто женственны или даже андрогинны, пассивны, и более слабы по сравнению с первыми. Таким образом, яойные произведения часто посвящены соблазнению «атаке» персонажа сэмэ персонажа укэ и доминировании первого над вторым.

В яое преобладает тема анального секса, почти во всех произведениях он в той или иной форме присутствует. Сюжетная линия, где укэ не хочет иметь анальный секс с сэмэ, часто олицетворяет со страхом читательниц перед первым сексуальным опытом в своей жизни. При этом характерно, что половой акт всегда происходит лицом к лицу, в отличие от традиций обычных гомосексуальных произведений. Как уже было сказано, активную роль фактически полностью играет сэмэ.

Примеры яоя

«Magnum opus» этого жанра называют аниме Ai no Kusabi (1992), снятое по одноимённому роману Риэко Ёсихары.

Haru wo Daite Ita Kizuna Love Mode Gravitation Legend of the Blue Wolf Level C Fish in the Trap Junjou Romantica Future Lovers Tsuki to Sandaru Boku no Sexual Harassment

Little Butterfly Crimson Spell Brother Hatsukoi Yokochou Sensitive Pornograph Antique Bakery Desire Dining Bar Akira Princess Princess Sakende Yaruze Totally Captivated

Популярность

Несмотря на то, что яой ориентируется на женскую аудиторию, среди его поклонников можно встретить геев, бисексуалов или даже гетеросексуальных мужчин. В одном из опросов американских поклонников яоя мужчин оказалось около четверти, а в другом интернет-опросе среди англоязычных читателей — около 10 %.

В то же время Лансинг предполагает, что японские геи предпочитает порнографическую литературу больше чем яой. То есть нельзя сказать, что большинство мужчин-гомосексуалистов являются поклонниками жанра, так как их отталкивает ориентированная на девушек стилистика, а также довольно неправдоподобное описание жизни гомосексуалистов. Вместо этого они читают в основном бара-мангу, которая в противоположность яою прямо ориентирована на них, и воспринимается гомосексуалами как более реалистичная. В то же время многие мужчины-авторы, пишущие в этом жанре, начинали с яоя.

Критика и оценка

Манга, посвящённая гомосексуальным отношениям, получила большое внимание критиков, особенно после появления переводов на другие языки. Оценка данных произведений была довольно смешанной. Так, Фредерик Шотд в 1983 году отмечал, что «эстетическое описание гомосексуализма стало популярно среди молодых девушек и было продолжением темы бисексуалов в сёдзе-манге». Некоторые критики видели в подобном явлении отход в сексуальных фантазиях от своего тела, игнорирование женской сексуальности и в результате этого отказ от своей изначальной гендерной роли как первый шаг к феминизму. В другой, более сложной теории Кадзуко Судзуки видит яой как результат женского презрения и неприятия гетеросексизма с попыткой определить «идеальную любовь» между людьми.

Мидзуготи писал в 2003 году, что яой находится в сугубо женском пространстве, так как авторы, читатели и иллюстраторы в большинстве случаев являлись женщинами, причём культура этого пространства во многом напоминала поклонниц любовных романов. Параллели были также отмечены с порнографией для лесбиянок, благодаря чему яой отнесли к форме «женского фетишизма». Писательница-фантаст Марико Охара, в частности, писала, что создала сама яойный фанфик «Кир/Спок» из-за того, что почти вся порнография того времени была ориентирована на мужчин, а яой вдохновляет её творческую фантазию, так же как и научная фантастика.

Другие критики были склонны видеть в основе яоя более радикальные гендерные вопросы. Так, Ситоми Сакакибара в 1998 году высказывала мысль, что увлечение яоем может демонстрировать у женщин гомосексуальную любовь к мужчинам-транссексуалам, причём в качестве одного из примеров она приводила себя. Для Сандры Баркли тематика бисёненов символизировала «половую дифференциацию», а Джеймс Уолкер характеризовал бисёнен-характер как «квир», отмечая, что для критика манги Акико Мидзуготи сёнен-ай оказал помощь в осознании себя лесбиянкой. Уолкер также высказал мысль, что яой освобождает читателя не только от патриархата, но и от полового дуализма. Дрю Паглипзотти же заявил, что для японских геев и лесбиянок яой представляет не меньший интерес, чем для гетеросексуальных женщин.

Критика

Впрочем, яой подвергается критике со стороны представителей японского ЛГБТ-движения, преимущественно в так называемых «яой-дебатах». В мае 1992 года гей-активист Масаки Сато подверг критике художников и фанатов яоя в своём открытом письме, размещённом в феминистическом издании Choisir. В нём Сато говорит, что яой создаёт несуществующие стереотипы вокруг мужчин-гомосексуалов, в том числе их образ как богатых, красивых и хорошо образованных мужчин, в то же время игнорируя предрассудки и дискриминацию геев в современном обществе, служа лишь средством для эротических фантазий и мастурбации. Следствием стали споры с поклонницами яоя и его авторами, которые утверждали, что основная аудитория яоя — женщины, поэтому не следует искать там описание жизни геев или воспринимать как геев его персонажей. На интернет-ресурсах, созданных для геев, подобные дискуссии ослабли, но иногда они появлялись снова; например, в 2003 году Акико Мидзуготи охарактеризовала образ геев в яой-манге как «неправдоподобный и гомофобный».

Подобные дискуссии возникали и на американских форумах. В 1993 и 2004 годах Мэтт Торн указывал на сложность этих понятий и высказал мысль, что поклонники яоя и слеша недовольны женственностью, которую им «навязывает» общество, а также социальной средой, которая не сочувствует их недовольству.

Популярность яоя в 1990-х годах в Китае привлекла широкое внимание прессы, чьи оценки были в большинстве случаев отрицательными. Впоследствии яойная манга была запрещена к распространению в стране. Исследователи отмечают, что наличие несовершеннолетних персонажей в большинстве яоя, подводит данные произведения под законы о детской порнографии в Канаде и Австралии. В то же время по законам Великобритании яой может обойти законы о детской порнографии, если произведение не использовалось для грумминга.

В 2001 году вокруг в Таиланде возник спор вокруг яойной манги. Телевизионные СМИ приписывали яою множество негативных последствий, в то время как многие издания ошибочно заявили, что большинство произведений не защищены авторским правом из-за страха уголовного преследования. В реальности, скорее всего, причиной было опубликованные незаконно, без разрешение оригинального японского издательства произведения. На данный момент яойная манга продаётся тиражом от 30 до 50 комиксов в день, а моральная паника вокруг данного жанра постепенно спала. По оценкам, тайские девушки слишком смущены перед гетеросексуальными эротическими произведениями, в то же время гомосексуальные воспринимаются ими как «безобидные».

Яойный мангака Ёка Нитта отметила, что в Японии яойная манга это «далеко не то, что родители поощряют для чтения» и посоветовала прочитать несколько своих произведений тем родителям, которые озабоченны влиянием этого жанра. Хотя сэнен-манга вызывает больше обсуждений в японском обществе, чем яой, в стране была организована кампания против хранения манги этого жанра в общественной библиотеке в городе Сакаи, после чего сотрудники библиотеки перестали принимать яойные произведения, а уже имеющиеся ограничили выдачей лишь взрослым читателям. После ряда бурных дискуссий в социальной сети Mixi последнее ограничение было снято. По оценкам Маклеланда, яойная манга становится местом противостояния сторонников и противников политики гендерной открытости в обществе.

См. также

• Сётакон — жанр в манге и аниме, изображающий романтические и сексуальные отношения с участием мальчиков.

• Бара — жанр манги, изображающий гомосексуальные отношения мужчин, создаваемой художниками-мужчинами и ориентированной на читателей-мужчин.

• Юри — жанр манги и аниме, изображающий гомосексуальные отношения между женщинами.

• Футанари — жанр манги и аниме, изображающие сексуальные отношения гермафродитов, интерсексуалов или других людей, обладающих женским строением тела, но, кроме того, обладающими органами, напоминающими пенисы или увеличенные клиторы, а также и с мужскими и женскими половыми органами одновременно.

Ссылки

• [www.world-art.ru/animation/animation.php?id=2452 аниме «Клин Любви» (間の楔 Ai no Kusabi)] как замаскированный «дамский роман»
• [animemanga.ru/Articles/yaoi.shtml Что такое яой и юри?] — статья на сайте «Аниме и манга в России»
• [www.manga.ru/yaoi/ FAQ по YAOI и Shounen Ai] на сайте MANGA.ru

Отрывок, характеризующий Яой

То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.