Ягорлык (село)

Село Ягорлык Страна ПМР/МолдавияПМР/Молдавия Район Дубоссарский Координаты 47°23′25″ с. ш. 29°09′38″ в. д.47.39028° с. ш. 29.16056° в. д. / 47.39028; 29.16056    Население 8 человек (2005) Часовой пояс UTC+2, летом UTC+3 Ягорлык

К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе

Ягорлы́к — село в Дубоссарском районе Приднестровской Молдавской Республики.

География

Село (точнее: его незатопленые остатки в виде 6-ти домов у Ягорлыцкого залива Дубоссарского водохранилища) расположено на реке Ягорлык в 13 км к северу от г. Дубоссары (или в 10 км от окраины г. Дубоссары). Бывшее село практически полностью затоплено Дубоссарским водохранилищем в 50-х годах в ходе строительства Дубоссарской ГЭС. Местные жители были переселены в с. Дойбаны-2. Входит вместе с селом Гояны в Гоянский сельский совет в подчинении горсовета г.Дубоссары. Население 8 человек (2005), количество домов 6.

История

Великое княжество Литовское. Польско-турецкие войны XV—XVI веков

Ягорлык основан в Великом княжестве Литовском после Битвы у Синих Вод, а также событий 1365 года, когда Молдавское княжество получило независимость от Венгрии, выгнав золотоордынцев за Днестр южнее реки Ягорлык.

К моменту заключения Кревской унии 1385 года устье реки Ягорлык было границей между тремя государствами: Великое княжество Литовское, Золотая Орда и Молдавское княжество, и, Ягорлык, как пограничное укрепление, видимо, к тому времени уже существовал.

В ходе Польско-турецкой войны (1485—1503) продвижение османов было остановлено у реки Ягорлык. Жители Ягорлыка участвовали в анти-феодальных Брацлавских и Винницких восстаниях в 1541 и 1560 годах. В ходе Люблинской унии 1569 земли севернее реки Ягорлык отошли от Великого княжества Литовского, к единому федеративному государству, известному как Речь Посполитая, и важное значение приобретает Ягорлык в XVI-ом столетии как польское пограничное укрепление на польско-турецко-молдавской границе на реке Ягорлык против крымских татар и турок.

Долгое время служил местом собрания турецких и польских представителей для разбора пограничных споров, после чего получил второе крымско-турецкое название Кайнарда.

Запорожские и крымские набеги

В 1583 г. деревянный замок, сооружённый Речью Посполитой для контроля над запорожскими казаками, возвратившимися с был разорён запорожскими казаками, вернувшимися с окончившейся Ливонской войны, воспользовавшимися смутой в соседнем Молдавском княжестве во время возвращения господаря Молдовы Петра VI-ого Хромого на трон. После этого территория вокруг Яорлика (Кайнарды) становится предметом споров между Речью Посполитой и Крымским ханством и переходит из руки в руки после набегов запорожских казаков на земли Крымского ханства в 1584—1586 годах и ответных рейдов и аккерманского похода Исляма II-ого Герай в 1586—1588 годах. Противостояние на спорных территориях продолжилось и в период правления крымского хана Газы II-ого Герая Бури в 1588—1607 годах.

Во время казацкого анти-польского восстания и похода Северина Наливайка в Молдову в 1594 году укрепления Яорлика снова были разрушены казаками, но сам он, в итоге после 1607 года Яорлик (Кайнарда) оказался под властью Крымского ханства при поддержке Турции. Его материальные остатки, видимо, покоятся под слоем земли под Гоянским заливом Дубоссарского водохранилища между сёлами Гояны и Роги). Польша укрепления в итоге перенесла на 7 вёрст севернее вверх по Днестру на подконтрольную ей территорию чуть севернее современного села Гармацкое к скалистых пещерам и углублениям, поросшим лесом, укрепив их «гарматами» (пушками) и сделав его одним из центров реестрового казачества.

Польско-турецкие войны XVII века

Турки были разгневаны постоянными походами казаков, которые формально были подданными Речи Посполитой, на турецкие территории: в ходе противостояния Турции и Крымского ханства (в том числе обосновавшихся в современных Дубоссарах) против Польской Короны и Великого Княжества Литовского (в том числе обосновавшихся в районе современного села Ягорлык), ставших небольшими сражениями и сожжением окрестных приграничных крепостей и сёл в ходе пяти польско-турецких войн 1620—1699 годов, город Дубоссары и сопредельный Ягорлык подвергался неоднократным набегам запорожских казаков, формально находившихся под властью Польши. С 1633 года снова Кайнарда вернулась в состав Речи Посполитой и принадлежал князьям Любомирским и получила современное название Ягорлык, в него анти-османски настроенные местные жители возвратились из-под села Гармацкое. В 1648 году Ягорлык стал частью украинской державы Богдана Хмельницкого в составе Вольшанской сотни Брацлавского полка. В селе находился казацкий гарнизон. С 1650 года стал местечком Ягорлыцкой сотни созданного Чечельницкого полка.

В 1667 г. на карте Польши (выпущена в Лондоне) Ягорлык ещё значится на месте нынешнего Ягорлыцкого залива Дубоссарского водохранилища, как турецкий город-крепость с двумя названиями (с казацким названием Яорлик и татарским названием Кайнарда). После Бучачкского мира в 1672 году Яорлик снова оказался в составе Османской империи, и вновь назывался Кайнарда. Здесь стоял столб из тесанного камня, который был установлен на границе между Речью Посполитой и Османской империей в 1699 после подписания Карловицкого мира, когда Кайнарда была возвращена Речи Посполитой. В конце XVII века город-крепость Яорлик-Кайнарда был сожжён в ходе кампании 1694 года польско-турецкой войны 1683—1699 годов.

Русско-турецкие войны XVII века

В 1737 году ходе войны 1735—1739 годов, проходившей в союзе Российской и Австрийской империй против Турции в связи с итогом войны за польское наследство, а также с непрекращавшимися набегами крымских татар на южнорусские земли, в период осады Очакова мятежный казацкий город был сожжён турками, но возродился в 1769 году в двух верстах южнее на месте современного села Гояны, где и обозначен на карте 1770 года под двумя названиями Орлик (Ягорлык). Столица османской Ханской Украины Дубоссары (Татар-Кайнар и Татар-Анефкан) дважды сжигался дотла с окрестными сёлами украинскими гайдамаками в 1758 и 1768 гг. (во времена гайдамацких восстаний 1734—1768 годов (в том числе в период колиивщины, когда между гг. Умань, Балта, Дубоссары действовали отряды Василия Шило — сподвижника Максима Железняка).

Затем уже в следующем 1769 г. остатки столицы Ханской Украины г. Дубоссары (Дубресары, Дубрелары) вместе с окрестными селениями на 5 вёрст сжег российский военачальник С. Г. Зорич. Таким образом Ягорлык с 1775 года стал северной приграничной ставкой (на турецко-польско-молдавской границе) столицы турецких гатманов Ханской Украины. В итоге последующей русско-турецкой войны Ягорлык вошёл в состав Речи Посполитой и принадлежал князьям Любомирским. В селе находился казачий гарнизон, но значимость местечка постоянно падает в связи с возрастающей ролью соседнего города Томбасар, превратившегося в столицу Ханской Украины. Во время русско-турецких войн конца XVIII-ого века в Ягорлыке действовал конфидент российской разведки греческий священник Яний.

В составе Российской империи, СССР, ПМР

После раздела Польши в 1792 году село Ягорлык вошло в состав Российской империи и ненадолго стало казённым местечком, затем селом. В 1802 году в местечке насчитывалось 34 двора и 115 человек населения.

В 1826—1924 годах село входило в Тираспольский уезд Херсонской губернии, в 1924—1940 годах — в составе Молдавской автономной республики в составе Украины. В 1940—1991 годах — в составе Молдавской ССР, с 1991 года — в составе ПМР.

Ссылки

• [www.dubossary.ru/page.php?14 Ягорлык на «Дубоссары — наш город»]
• [dir.icm.edu.pl/pl/Slownik_geograficzny/Tom_III/372 Jahorłyk] (польск.) в Географическом словаре Царства Польского и других стран славянских, том III (Haag — Kępy) от 1882 года

Отрывок, характеризующий Ягорлык (село)

Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.