Япиги
Япиги (лат. Iapyges, Iapygii, греч. Ιάπυγες) — народ индоевропейского происхождения, обитавший в древней Италии (современная область Апулия) и позднее ассимилированный римлянами.
Считается, что япиги происходили из иллирийцев[1]. Кроме того, Геродот высказывал мнение, что в формировании этноса япигов приняли участие и выходцы с минойского Крита.[2] Это в целом согласуется с одним из направлений средиземноморских миграций в конце Бронзового века, в том числе обусловленных очередным проникновением из Подунавья в Элладу, на острова Эгейского моря и Малую Азию индоевропейских племен, что приводило к связанным миграциям части автохтонного населения региона.
Япиги говорили на мессапском языке. Мессапы были самым южным из япигских племён. К япигам также относились певкеты[3] и возможно, давны. По другой версии, давны хотя и состояли в языковом родстве с мессапской группой иллирийских народов, но переселились с Балкан на Апеннинский полуостров позднее.
Древнегреческие авторы выводили название япигов от имени Япига, мифического сына Дедала. Римские авторы называли их апулийцами (Apuli), салентинами (Salentini) и калабрами (Calabri). Япиги были родственны энотрам.
См. также
Напишите отзыв о статье "Япиги"
Примечания
- ↑ Talbert, Richard J. A. Atlas of Classical History. Routledge, 1985, ISBN 0415034639, p. 85. «…из иллирийцев, известных под названием япиги, которые вначале поселились на склонах Италии, а затем распространились на север…»
- ↑ Геродот, «История», [a-nomalia.narod.ru/rrG71.htm, книга 7, абз. 170]. «По преданию, ведь Минос в поисках Дедала прибыл в Сиканию (теперешнюю Сикелию). Через некоторое время по внушению божества все критяне, кроме полихнитов и пресиев, выступили великим походом в Сикелию и в течение пяти лет осаждали город Камик, где в мое время жили акрагантинцы. Однако они не могли ни взять города, ни оставаться дольше в стране, страдая от голода, и в конце концов отплыли домой. В пути у берегов Иапигии их застигла страшная буря и выбросила корабли на берег. Корабли их были разбиты, и поэтому, не имея уже никакой возможности возвратиться на Крит, они основали там город Гирию и остались жить в этой стране. Вместо критян они стали, переменив своё имя, иапигскими мессапиями, а из островитян превратились в жителей материка. Из города Гирии они основали другие поселения, которые много лет спустя пытались разрушить тарантинцы, понеся при этом огромные потери.»
- ↑ Peck, Harry Thurston. Harpers Dictionary of Classical Antiquities. New York: Harper and Brothers, 1898, «[www.perseus.tufts.edu/cgi-bin/ptext?doc=Perseus%3atext%3a1999.04.0062&query=id%3dapulia#id,apulia Apulia]».
Литература
- Япиги // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Япиги
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
