Японо-китайская война (1937—1945)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Японо-китайская война (1937—1945)
Основной конфликт: Вторая мировая война

Японские войска в окрестностях Даньяна.
Декабрь 1937
Дата

7 июля 19379 сентября 1945 (незначительные военные столкновения с 1931)

Место

Китай

Причина

Агрессивная политика Японии
Повод: обстрел японцами Моста Марко Поло

Итог

Оперативная победа Японии. Стратегический итог: Поражение Японии, победа Китая.

Изменения

Передача Китайской республике Тайваня и Пескадорских островов

Противники
Китайская республика Японская империя
Командующие
Чан Кайши
Чэнь Чэн
Янь Сишань
Фэн Юйсян
Ли Цзунжэнь
Сюэ Юэ
Бай Чунси
Чжу Дэ
Е Тин
Мао Цзэдун
Дж. Стилвелл
Ким Гу
Хирохито
Фумимаро Коноэ
Хидэки Тодзио
Принц Канъин Котохито
Иванэ Мацуи
Хадзимэ Сугияма
Сюнроку Хата
Ёсидзиро Умэдзу
Пу И
Ван Кэминь
Инь Жугэн
Су Сивэнь
Ёндонванчуг
Дэ Ван Дэмчигдонров
Ли Шоусинь
Юй Пиньцин
Ду Юньюй
Ся Гун
Лян Хунчжи
Ван Цзинвэй
Чэнь Гунбо
Силы сторон
неизвестно 4 100 000 (включая 900 000 коллаборационистов)[1]
Потери
3 211 420 военных убитыми[2],
7 750 000 всего[2]

17 530 000 мирных жителей убитыми

380 000 военных[3]
  Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны
 
Японо-китайская война (1937—1945)
Предыстория конфликта
Маньчжурия (1931—1932) (Мукден Нэньцзян Хэйлунцзян Цзиньчжоу Харбин) • Шанхай (1932) Маньчжоу-го Жэхэ Стена Внутренняя Монголия (Суйюань)
Первый этап (июль 1937 — октябрь 1938)
Мост Лугоуцяо Пекин-Тяньцзинь Чахар Шанхай (1937) (Склад Сыхан) • Ж/д Бэйпин—Ханькоу Ж/д Тяньцзинь-Пукоу Тайюань (Пинсингуань  • Синькоу)  • Нанкин Сюйчжоу • Тайэрчжуан С.-В.Хэнань (Ланьфэн) •Амой Чунцин Ухань (Ваньцзялин) • Кантон
Второй этап (октябрь 1938 — декабрь 1941)
(Хайнань)Наньчан(Река Сюшуй)Суйсянь и Цзаоян(Шаньтоу)Чанша (1939)Ю. Гуанси(Куньлуньское ущелье)Зимнее наступление(Уюань)Цзаоян и ИчанБитва ста полковС. ВьетнамЦ. ХубэйЮ.ХэнаньЗ. Хубэй (1941)ШангаоЮжная ШаньсиЧанша (1941)
Третий этап (декабрь 1941 — сентябрь 1945)
Чанша (1942)Бирманская дорога(Таунгу)(Йенангяунг)Чжэцзян-ЦзянсиСалуинЧунцинская кампанияЗ. Хубэй (1943)С.Бирма-З.ЮньнаньЧандэ«Ити-Го»(Ц.ХэнаньЧанша (1944)Гуйлинь-Лючжоу)Хэнань-ХубэйЗ.ХэнаньЗ.ХунаньГуанси (1945)
Советско-японская война

Япо́но-кита́йская война́ (7 июля 1937 — 9 сентября 1945) — война между Китайской Республикой и Японской империей, начавшаяся до Второй мировой войны и продолжавшаяся до её окончания.

Несмотря на то, что оба государства вели периодические боевые действия с 1931 года, полномасштабная война развернулась в 1937 году и закончилась капитуляцией Японии в 1945. Война явилась следствием проводившегося в течение нескольких десятилетий империалистического курса Японии на политическое и военное господство в Китае для захвата огромных сырьевых резервов и других ресурсов. В то же время, нарастающий китайский национализм и находящие всё более широкое распространение идеи самоопределения (как китайского, так и других народов бывшей империи Цин) сделали военное столкновение неизбежным. До 1937 года стороны сталкивались в спорадических боях, так называемых «инцидентах», так как обе стороны по многим причинам воздерживались от развязывания тотальной войны. В 1931 году произошло вторжение в Маньчжурию (также известное как «Мукденский инцидент»). Последним из подобных инцидентов стал инцидент на Лугоуцяо — обстрел японцами моста Марко Поло 7 июля 1937 года, обозначивший официальное начало полномасштабной войны между двумя странами.

С 1937 по 1941 годы Китай сражался, опираясь на помощь США и СССР, заинтересованных в затягивании Японии в «болото» войны в Китае. После нападения японцев на Пёрл-Харбор Вторая японо-китайская война стала частью Второй мировой войны.





Содержание

Варианты названия

В российской историографической традиции наиболее распространённым является наименование «Японо-китайская война 1937—1945 годов». В источниках на Западе чаще встречается название «Вторая японо-китайская война». В то же время часть китайских историков использует широко распространённое в Китае именование «Восьмилетняя война сопротивления Японии» (или просто «Война сопротивления Японии»).

Предыстория конфликта

Корни конфликта лежат в начавшейся во второй половине XIX века индустриальной революции в Японии. Развитие капиталистической экономики быстро исчерпало ресурсы собственно японской экономики; существовала настоятельная необходимость в новых рынках сбыта и сырьевых придатках. Первые военные действия состоялись уже в конце XIX века, когда во время Японо-китайской войны 1894—1895 годов Китай, находившийся в составе маньчжурской империи Цин, был разгромлен Японией и принуждён отдать Тайвань и признать независимость (отказаться от протектората) Кореи по Симоносекскому договору.

Империя Цин пребывала на грани краха из-за внутренних революционных выступлений и экспансии иностранного империализма, тогда как Япония стала великой державой благодаря эффективным мерам в ходе модернизации. Китайская республика была провозглашена в 1912 году в результате Синьхайской революции, разрушившей империю Цин. Однако зарождающаяся республика была даже слабее, чем ранее — это относится к периоду милитаристских войн. Перспективы объединения нации и отражения империалистической угрозы выглядели очень отдалёнными. Некоторые военачальники даже объединялись с различными иностранными силами в попытках взаимного уничтожения. Например, правитель Манчжурии Чжан Цзолинь придерживался военного и экономического сотрудничества с японцами. Таким образом, Япония представляла собой главную иностранную угрозу для Китая в период ранней республики.

В 1915 году Япония опубликовала Двадцать одно требование, продвигая свои политические и коммерческие интересы в Китае. После Первой мировой войны Япония приобрела германскую сферу влияния в Шаньдуне. Китай под управлением правительства в Пекине пребывал в состоянии раздробленности и не мог оказывать сопротивление иностранным вторжениям до Северного похода 1926—1928 годов, организованного Гоминьданом (Китайской националистической партией), который соперничал с правительством, находящимся в Гуанчжоу. Северный поход проходил по территории Китая, подавляя конкурирующие силы, пока не был остановлен в Шаньдуне силами пекинского режима, который был поддержан японцами, попытавшимися помешать армии Гоминьдана объединить Китай под своей властью. Кульминацией данных событий стал Цзинаньский инцидент, произошедший в 1928 году, в котором гоминьдановская армия и японцы были вовлечены в непродолжительный военный конфликт. В том же году правитель Манчжурии Чжан Цзолинь был убит в связи с ослаблением сотрудничества с японцами. Вслед за этими событиями гоминьдановское правительство Чан Кайши достигло окончательной цели — объединения Китая. Это произошло в 1928 году.

Многочисленные конфликты между Китаем и Японией продолжали существовать в силу роста китайского национализма и ввиду того, что одной из конечных целей политической философии Сунь Ятсена (Три народных принципа) было избавление Китая от иностранного империализма. Однако Северный поход объединил Китай лишь номинально — гражданские войны между бывшими военачальниками и соперничающими гоминьдановскими фракциями ломали это единство. К тому же китайские коммунисты бунтовали против центрального правительства, требуя чистки его состава. Вследствие этого китайское центральное правительство отвлекалось на гражданские войны и следовало политике первоочерёдности внутреннего умиротворения перед сопротивлением внешним врагам. Такая ситуация приводила к незначительному сопротивлению продолжающейся японской агрессии. В 1931 году, сразу после Мукденского инцидента, Япония вторглась в Маньчжурию. После пяти месяцев борьбы, в 1932 году, в Манчжурии был установлен прояпонский марионеточный режим — государство Манчжоу-Го. Оно было признано последним императором Китая, Пу И, который при поддержке японцев был поставлен в его главе. Не имея возможности бросить вызов Японии напрямую, Китай попросил помощи у Лиги Наций. Лига провела расследование, после которого осудила Японию за вторжение в Манчжурию и принудила Японию к выходу из Лиги Наций. Со второй половины 1920-х годов и на протяжении 1930-х годов миротворчество было основой политики мирового сообщества, и ни одно из государств не желало добровольно занять более активную позицию, чем дипломатические протесты. Японской стороне Маньчжурия виделась в роли источника первичного сырья и буферного государства, отделяющую захваченные ей земли от Советского Союза.

За Мукденским инцидентом последовали непрекращающиеся конфликты. В 1932 году китайские и японские солдаты сражались в короткой войне, называемой «Инцидент 28 января». Эта война привела к демилитаризации Шанхая, в котором китайцам было запрещено размещать свои вооружённые силы. В Манчжоу-Го шла длительная кампания по борьбе с антияпонскими добровольческими армиями, которые возникли на почве народного разочарования в политике непротивления японцам. В 1933 году японцы атаковали район Великой Китайской стены, что привело к заключению перемирия, которое давало японцам контроль над провинцией Жэхэ и создавало демилитаризованную зону между Великой Китайской стеной и районом Пекин-Тяньцзинь. Целью японцев было создание другой буферной зоны, на этот раз между Манчжоу-Го и китайским националистическим правительством, столицей которого был Нанкин.

Вдобавок ко всему, Япония продолжала использовать внутренние конфликты между китайскими политическими группировками для их взаимного ослабления. Это ставило нанкинское правительство перед фактом — на протяжении нескольких лет после Северного похода политическая власть националистического правительства простиралась только на области вокруг дельты реки Янцзы, в то время как другие регионы Китая, по сути, удерживались в руках региональных властей. Таким образом, Япония часто откупалась или создавала специальные связи с этими региональными властями, чтобы подорвать попытки центрального националистического правительства сплотить Китай. Чтобы осуществить это, Япония выискивала различных китайских предателей для взаимодействия и оказания помощи этим людям, возглавляющим некоторые дружественные японцам автономные правительства. Эта политика называлась «специализацией» Северного Китая, также она была известна как «Движение за автономию Северного Китая». Специализация затронула северные провинции Чахар, Суйюань, Хэбэй, Шаньси и Шаньдун.

Под давлением Японии в 1935 году Китай подписывает японские условия нормализации обстановки в Северном Китае, которые запретили Коммунистической партии Китая (КПК) партийную деятельность в Хэбэе и действенно покончили с китайским контролем Северного Китая. В том же году заключено соглашение между китайскими властями в монгольской провинции Чахар и японцами о демилитаризации восточной части провинции и смещении с поста её губернатора, что изгнало КПК из Чахара. Таким образом, к концу 1935 года китайское центральное правительство фактически оставило Северный Китай. Соответственно, на его территории были учреждены поддерживаемые японцами органы власти (Мэнцзян и «Антикоммунистическое автономное правительство Восточного Цзи»).

Причины войны

У каждого из вовлечённых в войну государств были свои мотивы, цели и причины участия в ней. Для понимания объективных причин конфликта важно рассмотреть всех участников по отдельности.

Японская империя: Империалистическая Япония начала войну в попытке уничтожить китайское центральное правительство Гоминьдана и установить марионеточные режимы, следующие японским интересам. Однако, неспособность Японии привести войну в Китае к желаемому окончанию, соединённое со всё более и более неблагоприятными торговыми ограничениями Запада в ответ на продолжающиеся действия в Китае, приводило к большим потребностям Японии в природных ресурсах, которые имелись в Малайзии, Индонезии и Филиппинах, контролируемых Великобританией, Нидерландами и США соответственно. Японская стратегия овладения этими недоступными ресурсами привела к атаке на Пёрл-Харбор и открытию Тихоокеанского театра военных действий Второй мировой войны.

Китайская республика (под управлением Гоминьдана): До начала полномасштабных боевых действий националистский Китай сосредоточивал усилия на модернизации армии и создании жизнеспособной оборонной промышленности для увеличения своей боевой мощи в противовес Японии. Так как Китай был объединён под властью Гоминьдана лишь формально, он находился в состоянии постоянной борьбы с коммунистами и различными милитаристскими объединениями. Однако, с тех пор , как война с Японией стала неизбежной, отступать было некуда, даже несмотря на полную неготовность Китая к борьбе с сильно превосходящим противником. В целом, Китай преследовал следующие цели: противостоять японской агрессии, объединить Китай под началом центрального правительства, освободить страну от иностранного империализма, осуществить победу над коммунизмом и возродиться в качестве сильного государства. По существу эта война выглядела войной за возрождение нации. В современных тайванских военно-исторических исследованиях имеет место тенденция переоценивать роль НРА к этой войне, хотя в целом уровень боеспособности Национально-революционной армии был достаточно низким.

Китай (под управлением Коммунистической партии Китая): Китайские коммунисты опасались широкомасштабной войны против японцев, руководя партизанским движением и политической активностью на оккупированных территориях для расширения подконтрольных земель. Коммунистическая партия избегала прямых боевых действий против японцев, соперничая в то же время с националистами за влияние с целью остаться главной политической силой в стране после разрешения конфликта.

Советский Союз: СССР, в связи с обострением ситуации на Западе, был выгоден мир с Японией на востоке, чтобы избежать в случае возможного конфликта втягивания в войну на два фронта. В связи с этим Китай представлялся хорошей буферной зоной между сферами интересов СССР и Японии. СССР было выгодно поддерживать любую центральную власть в Китае, чтобы она как можно эффективнее организовала отпор японской интервенции, уводя японскую агрессию от советской территории.

Великобритания: В 1920-е и 1930-е британская позиция по отношению к Японии была миролюбивой. Так, оба государства входили в Англо-японский союз. Многие представители британского сообщества в Китае поддерживали действия Японии, ослабляющие националистическое китайское правительство. Это происходило из-за отмены китайскими националистами большинства иностранных концессий и восстановления права устанавливать собственные налоги и тарифы, без британского влияния. Всё это негативно сказывалось на британских экономических интересах. С началом Второй мировой войны Великобритания сражалась с Германией в Европе, надеясь, в то же время, на то, что ситуация на японо-китайском фронте будет находиться в патовом состоянии. Это дало бы возможность выиграть время для возврата тихоокеанских колоний в Гонконге, Малайзии, Бирме и Сингапуре. Большая часть британских вооружённых сил была занята войной в Европе и могла уделить лишь очень небольшое внимание войне на Тихоокеанском театре военных действий.

США: США придерживались политики изоляционизма до нападения Японии на Пёрл-Харбор, однако помогали Китаю добровольцами и дипломатическими мерами, но в то же время снабжали до 1940 года Японию ресурсами, оборудованием, станками и до 25 июля 1941 года нефтью. США также вводили эмбарго на торговлю сталью (июль 1940 года) против Японии, требуя вывода её войск из Китая. Со втягиванием во Вторую мировую войну, в частности, войну против Японии, для США Китай стал естественным союзником. Имела место американская помощь этой стране в её борьбе против Японии.

Вишистская Франция: Основные пути поставок американской военной помощи пролегали через китайскую провинцию Юньнань и Тонкин, северную область Французского Индокитая, поэтому Япония желала блокировать китайско-индокитайскую границу. В 1940 после поражения Франции в европейской войне и установления марионеточного режима Виши Япония осуществила вторжение во Французский Индокитай. В марте 1941 японцы окончательно вытеснили французов из Индокитая, провозгласив там собственные колонии.

Свободная Франция: В декабре 1941 после японского нападения на Пёрл-Харбор лидер движения «Свободная Франция» Шарль де Голль объявил войну Японии. Французы выступали исходя из общесоюзнических интересов, а также в целях удержания азиатских колоний Франции под своим контролем.

В целом, все союзники националистического Китая имели свои цели и задачи, зачастую очень отличающиеся от китайских. Это нужно учитывать при рассмотрении причин тех или иных действий разных государств.

Силы сторон

Японская империя

В японской армии, выделенной для боевых действий в Китае, было 12 дивизий, насчитывавших 240—300 тысяч солдат и офицеров, 700 самолётов, около 450 танков и бронемашин, более 1,5 тысяч артиллерийских орудий. Оперативный резерв составляли части Квантунской армии и 7 дивизий, размещённых в метрополии. Кроме того, имелось около 150 тысяч манчжурских и монгольских солдат, служивших под началом японских офицеров. Для поддержки с моря действий сухопутных войск выделялись значительные силы военно-морского флота. Японские войска были хорошо обучены и оснащены.[4]

Китайская республика

К началу конфликта в Китае имелось 1 900 000 солдат и офицеров, 500 самолётов (по другим данным летом 1937 г. в китайских ВВС насчитывалось около 600 боевых самолётов, из них 305 истребителей, но боеспособными были не более половины[5]), 70 танков, 1000 артиллерийских орудий. При этом непосредственно главнокомандующему НРА Чан Кайши подчинялись только 300 тысяч, а всего под контролем нанкинского правительства был примерно 1 миллион человек, остальные же войска представляли силы местных милитаристов. Дополнительно, борьбу против японцев номинально поддерживали коммунисты, имевшие в северо-западном Китае партизанскую армию численностью приблизительно в 150 тысяч человек. Гоминьдан составил из 45 тысяч этих партизан 8-ю армию под командованием Чжу Дэ. Китайская авиация состояла из устаревших самолётов с малоопытными китайскими или наёмными иностранными экипажами. Обученные резервы отсутствовали. Китайская промышленность не была подготовлена к ведению большой войны.

В целом, по численности китайские вооружённые силы превосходили японские, однако существенно уступали по технической оснащённости, по выучке, по моральному состоянию, а главное — по своей организации.

Планы сторон

Японская империя

Японская империя ставила целью удерживать китайскую территорию, создавая в тылу различные структуры, позволявшие максимально эффективно контролировать захваченные земли. Армия должна была действовать при поддержке флота. Активно использовались морские десанты для стремительного захвата населённых пунктов без необходимости фронтального наступления на дальних подступах. В целом армия пользовалась преимуществами в вооружении, организации и мобильности, превосходством в воздухе и на море.

Китайская республика

Китай имел плохо вооружённую армию с плохой организацией. Так, многие войсковые части и даже соединения не имели совершенно никакой оперативной мобильности, будучи привязанными к местам своей дислокации. В связи с этим оборонительная стратегия Китая основывалась на жёсткой обороне, локальных наступательных контроперациях и на развёртывании партизанской войны в тылу противника. На характер военных действий также оказывала влияние политическая разобщённость страны. Коммунисты и националисты, номинально выступая единым фронтом в борьбе против японцев, плохо координировали свои действия и часто оказывались втянутыми в междоусобную борьбу. Имея очень малочисленные ВВС с плохо обученными экипажами и устаревшей техникой, Китай прибегал к помощи СССР (на раннем этапе) и США, которая выражалась в поставках авиационной техники и материалов, отправке специалистов-добровольцев для участия в военных действиях и обучении китайских лётчиков.

В целом, как националисты, так и коммунисты планировали оказывать лишь пассивное сопротивление японской агрессии (особенно после вступления США и Великобритании в войну против Японии), надеясь на разгром японцев силами союзников и прилагая усилия к созданию и укреплению базиса для будущей войны за власть между собой (создание боеспособных войск и подполья, усиление контроля над неоккупированными районами страны, пропаганда и т. п.).

Начало войны

Большинство историков приурочивает начало Японо-китайской войны к инциденту на мосту Лугоуцяо (иначе — на мосту Марко Поло), произошедшему 7 июля 1937 года, однако некоторые китайские историки устанавливают отправную точку войны в 18 сентября 1931, когда произошёл Мукденский инцидент, во время которого Квантунская армия под предлогом защиты железной дороги, связывавшей Порт-Артур с Мукденом, от возможных диверсионных действий китайцев в ходе «ночных учений», захватила мукденский арсенал и близлежащие городки. Китайским войскам пришлось отступить, и в ходе продолжившейся агрессии к февралю 1932 года вся Маньчжурия оказалась в руках японцев. После этого вплоть до официального начала Японо-китайской войны шли постоянные захваты японцами территорий в Северном Китае, различные по масштабу бои с китайской армией. С другой стороны, националистическое правительство Чан Кайши провело ряд операций по борьбе с милитаристами-сепаратистами и коммунистами.

7 июля 1937 года японские войска столкнулись с китайскими на мосту Лугоуцяо неподалёку от Пекина. Во время «ночных учений» пропал японский солдат. Японцы ультимативно потребовали от китайцев выдать солдата или открыть ворота города-крепости Ваньпин для его поисков. Отказ китайских властей привёл к перестрелке между японской ротой и китайским пехотным полком. Дело дошло до применения не только стрелкового оружия, но и артиллерии. Это послужило предлогом для полномасштабного вторжения в Китай. В японской историографии эта война традиционно называется «китайским инцидентом», так как изначально японцы не планировали масштабных боевых действий с Китаем.

Первый период войны (июль 1937 — октябрь 1938)

После серии не увенчавшихся успехом переговоров китайской и японской сторон о мирном урегулировании конфликта 26 июля 1937 года Япония перешла к полномасштабным боевым действиям к северу от Хуанхэ силами 3 дивизий и 2 бригад (около 40 тысяч человек при 120 орудиях, 150 танках и бронемашинах, 6 бронепоездах и поддержке до 150 самолётов). Японские войска быстро захватили Пекин (Бэйпин) (28 июля) и Тяньцзинь (30 июля). В следующие несколько месяцев японцы продвигались на юг и запад, встречая слабое сопротивление, захватили провинцию Чахар и часть провинции Суйюань, дойдя до верхней излучины Хуанхэ у Баодина. Но к сентябрю из-за возросшей боеспособности китайской армии, нарастания партизанского движения и проблем со снабжением наступление замедлилось, и для расширения масштабов наступления японцы к сентябрю были вынуждены перебросить в Северный Китай до 300 тысяч солдат и офицеров.

8 августа — 8 ноября развернулось Второе Шанхайское сражение, в ходе которого многочисленные японские десанты в составе 3-го экспедиционного корпуса Мацуи при интенсивной поддержке с моря и воздуха сумели овладеть городом Шанхай, несмотря на сильное сопротивление китайцев; в Шанхае было образовано марионеточное прояпонское правительство. В это время японская 5-я дивизия Итагаки попала в засаду и была разгромлена на севере провинции Шаньси 115-й дивизией (под командованием Не Жунчжэня) из состава 8-й армии. Японцы потеряли 3 тысячи человек и основное вооружение. Пинсиньгуанское сражение имело большое пропагандистское значение в Китае и стало самым крупным сражением коммунистической армии с японцами за весь ход войны.

В ноябре — декабре 1937 японская армия повела наступление на Нанкин по реке Янцзы, не сталкиваясь с сильным сопротивлением. 12 декабря 1937 японская авиация совершила неспровоцированный налёт на английские и американские корабли, стоявшие близ Нанкина. В результате была потоплена канонерская лодка «Панай». Однако дипломатическими мерами конфликта удалось избежать. 13 декабря пал Нанкин, правительство эвакуировалось в город Ханькоу. Японская армия в течение 5 дней устраивала в городе кровавую резню гражданского населения, в результате которой погибло 200 тысяч человек. В результате боёв за Нанкин китайская армия потеряла все танки, артиллерию, авиацию и военно-морской флот.[6] 14 декабря 1937 года в Пекине было провозглашено создание Временного правительства Китайской республики, контролировавшегося японцами.

В январе — апреле 1938 года возобновилось японское наступление на севере. В январе завершено завоевание Шаньдуна. Японские войска сталкивались с сильным партизанским движением и не могли эффективно контролировать захваченную территорию. В марте — апреле 1938 развернулась битва за Тайэрчжуан, в ходе которого 200-тысячная группировка регулярных войск и партизан под общим командованием генерала Ли Цзунжэня отрезала и окружила 60-тысячную группировку японцев, которым в конечном итоге удалось пробиться из кольца, потеряв 20 тысяч человек убитыми и большое количество военной техники. На оккупированной территории центрального Китая японцы 28 марта 1938 года провозгласили в Нанкине создание так называемого «Реформированного правительства Китайской республики».

В мае — июне 1938 года японцы перегруппировались, сосредоточив более 200 тысяч солдат и офицеров и около 400 танков против 400 тысяч плохо вооружённых китайцев, практически лишённых боевой техники, и продолжили наступление, в результате чего был взят Сюйчжоу (20 мая) и Кайфэн (6 июня). В этих боях японцы применяли химическое и бактериологическое оружие.

В мае 1938 была создана Новая 4-я армия под командованием Е Тина, сформированная из коммунистов и дислоцировавшаяся преимущественно в японском тылу к югу от среднего течения Янцзы.

В июне — июле 1938 китайцы остановили стратегическое наступление японцев на Ханькоу через Чжэнчжоу, разрушив дамбы, не дававшие разлиться реке Хуанхэ, и затопив окрестности. При этом погибло множество японских солдат, большое количество танков, грузовиков и орудий оказалось под водой или увязло в грязи. Но погибло также много китайских мирных жителей.

Изменив направление наступления на более южное, японцы овладели Ханькоу (25 октября) в ходе длительных, изнурительных боёв. Чан Кайши решил оставить трёхградье Ухань и перенёс свою столицу в Чунцин.

22 октября 1938 года японский морской десант, доставленный на 12 транспортных судах под прикрытием 1 крейсера, 1 эсминца, 2 канонерок и 3 тральщиков высадился по обе стороны пролива Хумэнь и взял штурмом китайские форты, охранявшие проход к Кантону. В тот же день китайские части 12-й армии без боя оставили город. В город вошли японские войска 21-й армии, захватившие склады с оружием, боеприпасами, снаряжением и продовольствием.

В целом, за первый период войны японская армия, несмотря на частные успехи, не смогла достигнуть главной стратегической цели — уничтожения китайской армии. Вместе с тем растянутость фронта, оторванность войск от баз снабжения и возрастающее китайское партизанское движение ухудшали положение японцев.

Второй период войны (ноябрь 1938 — декабрь 1941)

Япония ввиду выявившейся острой нехватки ресурсов решила сменить стратегию активной борьбы на стратегию изматывания. Япония ограничивается лишь локальными операциями на фронте и переходит к усилению политической борьбы. Это было вызвано чрезмерным напряжением сил и проблемами контроля над враждебно настроенным населением оккупированных территорий. После захвата большинства портов японской армией, у Китая осталось только три пути для получения помощи от союзников — это узкоколейная дорога в Куньмин из Хайфона во Французском Индокитае; извилистая Бирманская дорога, пролегавшая в Куньмин через Британскую Бирму и, наконец, Синьцзянский тракт, проходивший от советско-китайской границы через Синьцзян и провинцию Ганьсу.

1 ноября 1938 Чан Кайши обратился к китайскому народу с призывом продолжать войну сопротивления Японии до победного конца. Коммунистическая партия Китая одобрила эту речь в ходе собрания молодёжных организаций Чунцина. В этом же месяце японским войскам удалось взять города Фусинь и Фучжоу при помощи морских десантов.

Япония делает предложения гоминьдановскому правительству о мире на некоторых выгодных для Японии условиях. Это усиливает внутрипартийные противоречия китайских националистов. Как следствие этого последовало предательство китайского вице-премьера Ван Цзинвэя, который бежал в захваченный японцами Шанхай.

В феврале 1939 в ходе Хайнаньской десантной операции японская армия под прикрытием кораблей 2-го флота Японии захватила города Цзюньчжоу и Хайкоу, потеряв при этом два транспортных судна и баржу с войсками.

С 13 марта по 3 апреля 1939 развернулась Наньчанская операция, в ходе которой японским войскам в составе 101-й и 106-й пехотной дивизии при поддержке десанта морской пехоты и массированном применении авиации и канонерских лодок удалось занять город Наньчан и ряд других городов. В конце апреля китайцы предприняли успешное контрнаступление на Наньчан, освободили город Хоань. Однако затем японские войска нанесли локальный удар в направлении города Ичан. В Наньчан японские войска снова вступили 29 августа.

В июне 1939 морскими десантами были взяты китайские города Шаньтоу (21 июня) и Фучжоу (27 июня).

В сентябре 1939 китайским войскам удалось остановить японское наступление в 18 км севернее города Чанша. 10 октября они перешли в контрнаступление против частей 11-й армии в направлении Наньчана, который им удалось занять 10 октября. В ходе операции японцы потеряли до 25 тыс. человек и более 20 десантных судов[7].

С 14 по 25 ноября японцы предприняли десантирование 12-тысячной войсковой группировки в районе Панкхоя. В ходе Панкхойской десантной операции и последовавшего наступления японцам удалось овладеть городами Панкхой, Циньчжоу, Дантонг и, наконец, 24 ноября, после ожесточённых боёв — Наньин. Однако наступление на Ланьчжоу было остановлено контратакой 24-й армией генерала Бай Чунси, и японская авиация приступила к бомбардировкам города. 8 декабря китайские войска при содействии Чжуньцзиньской авиагруппы советского майора С. Супруна остановили японское наступление из района г. Наньин на рубеже Куньлуньгуан, после чего (16 декабря 1939) силами 86-й и 10-й армий китайцы начали наступление с целью окружения Уханьской группировки японских войск. С флангов операцию обеспечивали 21-я и 50-я армии. В первый день операции японская оборона была прорвана, но дальнейший ход событий привёл к остановке наступления, отступлению на исходные позиции и переходу к оборонительным действиям. Уханьская операция провалилась из-за недостатков системы управления китайской армии .

В марте 1940 Япония сформировала марионеточное правительство в Нанкине с целью получения политической и военной поддержки в борьбе с партизанами в глубоком тылу. Во главе встал переметнувшийся к японцам бывший вице-премьер Китая Ван Цзинвэй.

В июне-июле успехи японской дипломатии на переговорах с Великобританией и Францией привели к прекращению военных поставок в Китай через Бирму и Индокитай. 20 июня было заключено англо-японское соглашение о совместных действиях против нарушителей порядка и безопасности японских военных сил в Китае, по которому, в частности, Японии передавалось китайское серебро на сумму 40 млн долларов, хранившееся в английском и французском представительствах в Тяньцзине.

20 августа 1940 началось совместное широкомасштабное (участвовало до 400 тысяч человек) наступление китайских 4-й, 8-й армии (сформированных из коммунистов) и партизанских отрядов Коммунистической партии Китая против японских войск в провинциях Шаньси, Чахар, Хубэй и Хэнань, известное как «Битва ста полков». В провинции Цзянсу имел место ряд столкновений между коммунистическими армейскими частями и гоминьдановскими партизанскими отрядами губернатора Х. Дэциня, вследствие которых последние были разгромлены. Итогом китайского наступления стало освобождение территории с населением более 5 млн человек и 73 крупных населенных пунктов. Потери в личном составе сторон были примерно равными (около 20 тыс. человек с каждой стороны)[8].

18 октября 1940 года Уинстон Черчилль принял решение вновь открыть Бирманскую дорогу. Это было сделано с одобрения США, намеревавшихся осуществлять в Китай военные поставки по ленд-лизу.

В течение 1940 года японские войска ограничились лишь одной наступательной операцией в бассейне нижнего течения реки Ханьшуй и успешно провели её, захватив город Ичан.

В январе 1941 в провинции Аньхой воинские формирования гоминьдана атаковали части 4-й армии Коммунистической партии. Её командующий Е Тин, прибывший в штаб гоминьдановских войск для переговоров, был обманом арестован. Это было вызвано игнорированием приказов Чан Кайши Е Тином о наступлении против японцев, из-за чего последний был предан военному суду. Ухудшились отношения между коммунистами и националистами. Тем временем 50-тысячная японская армия провела неудачное наступление в провинциях Хубэй и Хэнань с целью соединить Центральный и Северный фронты.

К марту 1941 г. против районов, контролируемых Коммунистической партией Китая (далее — КПК), сосредоточились две крупные оперативные группы гоминьдановского правительства: на северо-западе 34-я армейская группа генерала Ху Цзуннаня (16 пехотных и 3 кавалерийские дивизии) и в районе провинций Аньхой и Цзянсу — 21-я армейская группа генерала Лю Пинсяна и 31-я армейская группа генерала Тан Эньбо (15 пехотных и 2 кавалерийские дивизии). 2 марта КПК выдвинуло новые «Двенадцать требований» китайскому правительству для достижения соглашения между коммунистами и националистами.

13 апреля был подписан Советско-японский договор о нейтралитете, гарантирующий СССР невступление в войну Японии на советском Дальнем Востоке, если Германия всё же начнёт войну с Россией.

Предпринятые в течение 1941 года ряд наступлений японской армии (Ичанская операция, Фуцзянская десантная операция, наступление в провинции Шаньси, Ичанская операция и Вторая Чаншайская операция) и воздушное наступление на Чунцин — столицу гоминьдановского Китая — не дали особых результатов и не привели к изменению соотношения сил в Китае.

Третий период войны (декабрь 1941 — август 1945)

7 декабря 1941 года Япония напала на колонии США, Великобритании и Нидерландов в Юго-Восточной Азии, что изменило баланс противоборствующих сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Уже 8 декабря японцы начали бомбардировки британского Гонконга и наступление силами 38-й пехотной дивизии.

9 декабря правительство Чан Кайши объявило войну «странам оси» Германии и Италии, а 10 декабря — Японии (война до этого времени шла без формального объявления).

24 декабря японцы предпринимают третье за войну контрнаступление на Чанша, а 25-го декабря части 38-й пехотной дивизии японской императорской армии взяли Гонконг, принудив остатки британского гарнизона (12 тысяч человек) сдаться в плен, при этом потери японских войск в ходе боёв за остров составили 3 тысячи человек. Третья Чаншайская операция не увенчалась успехом и завершилась 15 января 1942 года отходом японских частей 11-й армии на исходные позиции.

26 декабря заключён договор о военном союзе между Китаем, Великобританией и США. Также было создано коалиционное командование для согласования военных действий союзников, которые выступили против японцев единым фронтом. Так, в марте 1942 года китайские войска в составе 5-й и 6-й армий под общим командованием американского генерала Стилвелла (начальника генштаба китайской армии Чан Кайши) прибыли из Китая в Британскую Бирму по Бирманской дороге для борьбы с японским вторжением.

В мае-июне японцы провели Чжэцзян-Цзянсийскую наступательную операцию, взяв несколько городов, военно-воздушную базу Лишуй и Чжэцзян-Хунаньскую железную дорогу. Несколько китайских частей оказались в окружении (части 88-й и 9-й армий).

На протяжении всего периода 1941—1943 годов японцы также проводили карательные операции против коммунистических войск. Это было вызвано необходимостью борьбы со всё возраставшим партизанским движением. Так, за год (с лета 1941 до лета 1942 г.) в результате карательных операций японских войск территория партизанских районов КПК сократилась вдвое. Части 8-й армии и Новой 4-й армии КПК в боях с японцами потеряли за это время до 150 тысяч бойцов.

В июле-декабре 1942 года происходят бои местного значения, а также несколько локальных наступлений как китайских, так и японских войск, особо не повлиявших на общий ход военных действий.

Из-за захвата японцами Бирмы, поставки грузов в Китай сократились ещё сильнее, и стала ощущаться острая нехватка вооружения и боеприпасов в частях китайской армии. В ответ англичане начинают строить дорогу Ледо от индийского города Ассам до Бирманской дороги, в обход оккупированной Японией территории.

В 1943 году оказавшийся в практической изоляции Китай был очень ослаблен. Япония же использовала тактику небольших локальных операций, так называемых «рисовых наступлений», ставящих целью измотать китайскую армию, захватить провиант на вновь оккупированных территориях и лишить его и без того голодающего противника. В этот период активно действует китайская авиагруппа бригадного генерала Клэра Шеннолта, сформированная из добровольческой группы «Летающие тигры», действовавшей в Китае с 1941 года.

9 января 1943 года нанкинское марионеточное правительство в Китае объявило войну Великобритании и США.

Начало года характеризовалось локальными боями японской и китайской армий. В марте японцы без успеха пытались окружить китайскую группировку в районе Хуайинь — Янчэнху в провинции Цзянсу (Хуайинь-Янчэнская операция).

25 марта Чан Кайши издал указ о мобилизации в армию женщин в возрасте от 18 до 45 лет.

В мае — июне 11-я японская армия перешла в наступление с плацдарма на реке Ичан в направлении китайской столицы, города Чунцин, однако была контратакована китайскими частями и отступила на исходные позиции (Чунцинская операция).

В конце 1943 году китайская армия успешно отразила одно из «рисовых наступлений» японцев в провинции Хунань, одержав победу в сражении при Чандэ (23 ноября — 10 декабря).

В 1944—1945 годах установилось фактическое перемирие между японцами и китайскими коммунистами. Японцы совершенно прекратили карательные рейды против коммунистов. Это было выгодно обеим сторонам — коммунисты получали возможность упрочить контроль над Северо-Западным Китаем, а японцы высвободили силы для войны на юге.[9]

Начало 1944 года характеризовалось наступательными операциями локального характера.

14 апреля 1944 года части 12-й японской армии Северного фронта перешли в наступление против китайских войск 1-го Военного района (ВР) в направлении гг. Чжэнчжоу, Цюэшань, прорвав китайскую оборону с помощью бронетехники. Тем самым было положено начало Пекин-Ханькоусской операции; на день позже навстречу им двинулись части 11-й армии Центрального фронта из района г. Синьян, перейдя в наступление против 5-го китайского ВР с целью окружения китайской группировки в долине р. Хуайхэ. К участию в этой операции на главных направлениях привлекалось 148 тысяч японских солдат и офицеров. Наступление было успешно завершено к 9 мая. Части обеих армий соединились в районе города Цюэшань. В ходе операции японцами был захвачен стратегически важный город Чжэнчжоу (19 апреля), а также Лоян (25 мая). В руках японцев оказалась большая часть территории провинции Хэнань и вся железнодорожная линия от Пекина до Ханькоу.

Дальнейшим развитием активных наступательных боевых действий японской армии явилась Хунань-Гуйлиньская операция 23-й армии против китайских войск 4-го ВР в направлении г. Лючжоу.

В мае — сентябре 1944 года японцы продолжают вести наступательные операции в южном направлении. Активность японцев привела к падению Чанши и Хэньяна. За Хэньян китайцы вели упорные бои и в ряде мест контратаковали противника, тогда как Чанша была оставлена без боя.

В это же время китайцы провели наступление в провинции Юньнань силами группы «Y». Войска наступали двумя колоннами, форсировав реку Салуин. Южная колонна окружила японцев в Лунлине, однако после ряда японских контратак была оттеснена. Северная колонна наступала успешнее, захватив город Тэнчун при поддержке американской 14-й воздушной армии.

4 октября японским десантом с моря был взят город Фучжоу. В этом же месте начинается эвакуация войск 4-го ВР Китая из городов Гуйлинь, Лючжоу и Наньинь, 10 ноября 31-я армия этого ВР была вынуждена капитулировать перед 11-й армией Японии в городе Гуйлинь.

20 декабря японские войска, наступающие с севера, из района г. Гуанчжоу и из Индокитая, соединились в г. Нанлу, установив сквозное железнодорожное сообщение через весь Китай от Кореи до Индокитая.

В конце года американская авиация перебросила две китайские дивизии из Бирмы в Китай.

1944 год характеризовался также успешными действиями американского подводного флота у китайских берегов.

10 января 1945 года части группы войск генерала Вэй Лихуана освободили г. Ваньтин и перешли китайско-бирманскую границу, вступив на территорию Бирмы, а 11-го войска 6-го фронта японцев перешли в наступление против китайского 9-го ВР в направлении городов Ганьчжоу, Ичжан, Шаогуань.

В январе — феврале японская армия возобновила наступление в Юго-Восточном Китае, заняв обширные территории в прибрежных провинциях — между Уханью и границей Французского Индокитая. Были захвачены ещё три военно-воздушные базы американской 14-й воздушной армии Ченнолта.

В марте 1945 года японцы предприняли очередное наступление с целью захвата урожая в Центральном Китае. Силы 39-й пехотной дивизии 11-й армии ударили в направлении города Гучэн (Хэнань-Хубэйская операция). В марте — апреле японцам удалось также взять две американские авиабазы в Китае — Лаохотоу и Лаохэкоу.

5 апреля СССР в одностороннем порядке денонсировал пакт о нейтралитете с Японией в связи с обязательствами советского руководства, данными на Ялтинской конференции в феврале 1945 года, вступить в войну против Японии через три месяца после победы над Германией, которая на тот момент была уже близка.

Понимая, что его силы слишком растянуты, генерал Ясудзи Окамура, стремясь укрепить размещённую в Маньчжурии Квантунскую армию, которой угрожало вступление в войну СССР, начал перебрасывать войска на север.

В результате китайского контрнаступления к 30 мая был перерезан коридор, ведущий в Индокитай. К 1 июля 100-тысячная японская группировка была окружена в Кантоне, а ещё около 100 тысяч под ударами американских 10-й и 14-й воздушных армий вернулись в Северный Китай. 27 июля они оставили одну из захваченных ранее американских военно-воздушных баз в Гуйлине.

В мае китайские войска 3-го ВР провели наступление на Фучжоу и сумели освободить город от японцев. Активные операции японцев как здесь, так и в других районах, в целом были свёрнуты, и армия перешла к обороне.

В июне-июле японцы и китайские националисты провели ряд карательных операций против коммунистического Особого района и частей КПК.

Четвёртый период войны (август 1945 — сентябрь 1945)

8 августа 1945 СНК СССР официально присоединился к Потсдамской декларации США, Великобритании и Китая и объявил войну Японии. К этому времени Япония была уже обескровлена, и её способность продолжать войну была минимальной.

Советские войска, пользуясь количественным и качественным превосходством войск, перешли в решительное наступление в Северо-Восточном Китае и быстро смяли японскую оборону. (См.: Советско-японская война).

В то же время развернулась борьба между китайскими националистами и коммунистами за политическое влияние. 10 августа главком войск КПК Чжу Дэ отдал приказ о переходе коммунистических войск в наступление против японцев на всём фронте, а 11 августа Чан Кайши отдал аналогичный приказ о переходе в наступление всех китайских войск, но особо оговаривалось, что в этом не должны принимать участие коммунистические 4-я и 8-я армии. Несмотря на это, коммунисты перешли в наступление. Как коммунисты, так и националисты заботились теперь в первую очередь об установлении своей власти в стране после победы над стремительно проигрывающей союзникам Японией. При этом СССР негласно поддерживал в первую очередь коммунистов, а США — националистов.

Вступление в войну СССР и атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки ускорили окончательный разгром и поражение Японии.

14 августа, когда стало ясно, что Квантунская армия потерпела сокрушительное поражение, японский император заявил о капитуляции Японии.

14 — 15 августа было заявлено о прекращении огня. Но несмотря на это решение, отдельные японские части и подразделения продолжали отчаянное сопротивление на всём театре военных действий до 7 — 8 сентября 1945 года.[10]

2 сентября 1945 в Токийском заливе, на борту американского линкора «Миссури», представителями США, Великобритании, СССР, Франции и Японии подписан акт о капитуляции японских вооруженных сил. 9 сентября 1945 года Хэ Инцинь, представлявший одновременно правительство Китайской республики и Союзное командование в Юго-Восточной Азии, принял капитуляцию от командующего японскими войсками в Китае генерала Окамура Ясудзи. Так завершилась Вторая мировая война в Азии.

Применение химического оружия

Армией Японской империи против войск Китая применялось химическое оружие, что при массовом его применении и практически полным отсутствием химзащиты и химразведки китайских войск приводило к большим потерям в их рядах.

Иностранная помощь Китаю

Военная, дипломатическая и экономическая помощь СССР

СССР в 30-х годах планомерно проводил курс политической поддержки Китая как жертвы японской агрессии. Благодаря тесным контактам с Коммунистической партией Китая и тяжёлому положению, в которое был поставлен Чан Кайши стремительными военными действиями японских войск, СССР явился активной дипломатической силой при сплочении сил Гоминьдановского правительства и Коммунистической партии Китая.

В августе 1937 был подписан договор о ненападении между Китаем и СССР, а нанкинское правительство обратилось к последнему с просьбой о материальной помощи. 1 марта 1938 года было подписано советско-китайское соглашение, согласно которому СССР предоставлял Китаю кредит в 50 млн долларов на приобретение советских товаров, а также на их доставку до китайской территории, причем кредит и проценты по нему должны были быть погашены поставками китайских товаров[11]. 13 июня 1939 года было заключено двустороннее соглашение о новом советском кредите Китаю в размере 150 млн долларов сроком на 10 лет[12].

Почти полная утрата Китаем возможностей постоянных отношений с внешним миром отвели провинции Синьцзян первостепенное значение как одной из важнейших сухопутных связей страны с СССР и Европой. Поэтому в 1937 году китайское правительство обратилось к СССР с просьбой оказать помощь в создании автомобильной трассы Сары-Озек — Урумчи — Ланьчжоу для доставки в Китай из СССР оружия, самолетов, боеприпасов и т. д. Советское правительство ответило согласием и дорога была построена.

С 1937 по 1941 год СССР регулярно осуществлял поставки вооружения, боеприпасов и пр. в Китай по морю и через провинцию Синьцзян. Первые партии вооружения и боевой техники шли по морю (с ноября 1937 года по февраль 1938 года) из Одессы, так как этот путь был удобнее - один пароход вез 10 тыс. тонн груза, а один автомобиль лишь 1 тонну (кроме того, для каждого грузовика требовалось еще 15 верблюдов для подвозки горючего)[13]. Но после установления японцами морской блокады китайского побережья приоритетным стал именно сухопутный маршрут. Для обеспечения перевозок горючим в 1938 году было заключено соглашение между властями СССР, Китая и провинции Синьцзян о строительстве в Тушанцзы нефтеперегонного завода, который начал работу в 1939 году (после того, как советские геологи убедились в наличии в этом районе нефти)[14].

16 июня 1939 года был подписан Советско-китайский торговый договор, касавшийся торговой деятельности обоих государств. В 1937—1940 годах в Китае работало свыше 300 советских военных советников. Всего же в эти годы там работало свыше 5 тыс. советских граждан[15], в том числе А. Власов и В.И. Чуйков, который оставил воспоминания, изданные позднее под названием «Миссия в Китае»[16]. Среди них были лётчики-добровольцы, преподаватели и инструкторы, рабочие по сборке самолетов и танков, авиационные специалисты, специалисты-дорожники и мостовики, транспортники, медики и, наконец, военные советники.

К началу 1939 года, благодаря усилиям военных специалистов из СССР, резко упали потери в китайской армии. Если в первый год войны китайские потери убитыми и ранеными составляли 800 тыс. человек (5:1 к потерям японцев), то за второй год они сравнялись с японскими (300 тыс.)[17].

1 сентября 1940 года в Урумчи был произведён пуск первой очереди нового авиасборочного завода, построенного советскими специалистами[8].

Всего за период 1937—1941 годов из СССР Китаю было поставлено: самолётов 1285 (из них — истребителей 777, бомбардировщиков — 408, учебных — 100), орудий разных калибров — 1600, легких танков Т-26 — 82, пулемётов станковых и ручных — 14 тыс., автомашин и тракторов — 1850.[18].

В 1942 - 1943 годах в связи с ухудшением отношений советские предприятия в Синьцзяне (нефтеперегонный и авиасборочный (№ 600) заводы) были демонтированы, а их оборудование вывезено в СССР[19].

Боевые действия советских лётчиков

ВВС Китая имели около 100 самолетов. Япония же обладала десятикратным превосходством в авиации. Одна из самых крупных японских авиабаз располагалась на Тайване, близ Тайбэя.

К началу 1938 года из СССР в Китай, в рамках «Операции Зет» прибыла партия новых бомбардировщиков СБ. Главный военный советник по ВВС комбриг П. В. Рычагов и военно-воздушный атташе П. Ф. Жигарев (будущий главком ВВС СССР) разработали смелую операцию. В ней должны были принять участие 12 бомбардировщиков СБ под командованием полковника Ф. П. Полынина. Налет состоялся 23 февраля 1938. Цель была успешно поражена, все бомбардировщики вернулись на базу.[20].

Конец сотрудничества

Нападение Германии на Советский Союз и развёртывание военных действий союзников на Тихоокеанском театре привели к ухудшению советско-китайских отношений, так как китайское руководство не верило в победу СССР над Германией[21] и, с другой стороны, переориентировало свою политику на сближение с Западом. В 1942—1943 годах экономические связи между обоими государствами резко ослабли.
В марте 1942 года СССР был вынужден начать отзыв своих военных советников из-за антисоветских настроений в китайских провинциях.
В мае 1943 года Советское правительство было вынуждено, после заявления решительного протеста в связи с бесчинствами синьцзянских гоминьдановских властей, закрыть все торговые организации и отозвать своих торговых представителей и специалистов[22].

Военная, дипломатическая и экономическая помощь США и их союзников

С декабря 1937 ряд событий (нападение на американскую канонерскую лодку «Пэнэй»[23], резня в Нанкине и др.) повернули общественное мнение США, Франции и Великобритании против Японии и пробудили определённые страхи относительно японской экспансии. Это побудило правительства указанных стран начать обеспечение Гоминьдана кредитами на военные нужды. Кроме того, Австралия не разрешила одной из японских компаний приобрести железорудную шахту на своей территории, а в 1938 г. запретила экспорт в Японию железной руды . Япония ответила вторжением в Индокитай в 1940, перерезав Китайско-вьетнамскую железную дорогу, по которой Китай импортировал вооружение, топливо, а также по 10 000 тонн материалов от западных союзников ежемесячно.

В середине 1941 года правительство США профинансировало создание Американской добровольческой группы, возглавленной Клэром Ли Шеннолтом, для замены оставивших Китай советских самолётов и добровольцев. Успешные боевые действия этой группы вызывали широкий общественный резонанс на фоне тяжёлой обстановки на других фронтах, а боевой опыт, приобретённый пилотами, использовался на всех театрах военных действий. В 1943 году на базе этой группы была создана 14-я воздушная армия США, воевавшая в том числе в китайском небе до конца войны.

Чтобы оказать давление на японскую армию в Китае, США, Великобритания и Нидерланды установили эмбарго на торговлю нефтью и сталью с Японией. Утрата импорта нефти сделала для Японии невозможным продолжение войны в Китае. Это подтолкнуло Японию к насильственному решению вопроса поставок, что ознаменовалось нападением японского императорского флота на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941.

Военная, дипломатическая и экономическая помощь Германии

В предвоенный период Германия и Китай тесно сотрудничали в экономической и военной сферах. Германия помогала Китаю в модернизации промышленности и армии в обмен на поставки китайского сырья. Более половины германского экспорта военного снаряжения и материалов в период перевооружения Германии в 30-е годы приходилось на Китай. 30 новых китайских дивизий, которые планировались экипировать и обучить при помощи немцев, так и не были созданы из-за отказа Адольфа Гитлера от дальнейшей поддержки Китая. К 1938 году эти планы не были реализованы. Такое решение во многом было связано с переориентацией германской политики на заключение союза с Японией. Политика Германии особенно сместилась в сторону сотрудничества с Японией после подписания Антикоминтерновского пакта.

Иностранная помощь Японии

В 1937—1939 США продали Японии военные материалы и сырье на сумму 511 млн долларов[24].

Боевые действия в районе Халхин-Гола совпали с переговорами японского министра иностранных дел Хатиро Ариты с английским послом в Токио Робертом Крейги. В июле 1939 г. между Англией и Японией было заключено соглашение, по которому Великобритания признала японские захваты в Китае (тем самым оказав дипломатическую поддержку агрессии против МНР и её союзника — СССР). В это же время правительство США продлило на шесть месяцев аннулированный ранее торговый договор с Японией, а затем полностью восстановило его[25]. В рамках соглашения Япония закупила грузовики для Квантунской армии[26], станки для авиазаводов на 3 млн долларов, стратегические материалы (до 16.10.1940 — стальной и железный лом, до 26.07.1941 — бензин и нефтепродукты[27]) и др. Новое эмбарго было наложено только 26 июля 1941.

Итоги

Основной причиной поражения Японии во Второй мировой войне стали победы американских и британских вооружённых сил на море и в воздухе, и разгром советскими войсками в августе-сентябре 1945 года крупнейшей японской сухопутной армии, Квантунской, что позволило освободить территорию Китая.

Несмотря на численное превосходство над японцами, эффективность и боеспособность китайских войск была очень низкой, по большей части, в силу более отсталого вооружения китайской армии, которая понесла в 8,4 раза больше потерь, чем японская.

Действия вооружённых сил западных Союзников, а также вооруженных сил СССР спасли Китай от полного разгрома.

Японские войска в Китае формально капитулировали 9 сентября 1945. Японо-китайская, а вместе с ней и Вторая мировая война в Азии, закончилась полной капитуляцией Японии перед союзниками.

Территориальные изменения

По решениям Каирской конференции (1943) территории Маньчжурии и Пескадорских островов отошли к Китаю. Острова Рюкю были признаны японской территорией.

Потери сторон

  • По данным Рудольфа Руммеля общие потери составили более 19 млн. человек, в том числе более 12 млн. гражданского населения[28]

Положение на оккупированных Японией территориях

По отношению к местному населению применялась тактика террора.[29][30]

Военные преступления

  • Нанкинская резня 1937 года.
  • Бесчеловечные опыты над военнопленными и мирным населением при создании бактериологического оружия (Отряд 731).
  • Жестокое обращение и казни военнопленных[31][32]

См. также

Напишите отзыв о статье "Японо-китайская война (1937—1945)"

Литература и ссылки

  1. [www.hrono.ru/sobyt/1937jcw.html Японо-китайская война 1937—1945 гг. на проекте «Хронос» (Подробная хронология конфликта)]
  2. [www.chinaportal.ru/memories/history/16nationalwar/ Национально-освободительная война китайского народа против японских захватчиков (1937—1945)]
  3. Чудодеев Ю. В. [militera.lib.ru/h/chudodeev/index.html По дорогам Китая. 1937—1945. — М.: «Наука», 1989 (сборник мемуаров, на указанном сайте — фрагменты книги)]
  4. [militera.lib.ru/memo/russian/chuykov_vi_1/index.html Чуйков В. И. Миссия в Китае]
  5. [militera.lib.ru/memo/russian/chinese_sky/index.html В небе Китая. 1937—1940. — М.: Наука, 1986. (сборник мемуаров)]
  6. [militera.lib.ru/h/0/index.html Хорикоши Д., Окумия М., Кайдин М. «Зеро!» (Японская авиация во Второй мировой войне) — М: ACT, 2001]
  7. [militera.lib.ru/memo/usa/chennault_cl/index.html Ченнолт К. Л. Путь бойца. Американская авиация в войне на Тихом океане (мемуары)]
  8. Дж. Фенби «Генералиссимус Чан Кайши и Китай, который он потерял» — Москва, «АСТ»-«Хранитель», 2006 ISBN 5-17-032640-8

Примечания

  1. Jowett, Phillip, Rays of the Rising Sun, pg.72.
  2. 1 2 Усреднённая оценка по многим источникам: users.erols.com/mwhite28/warstat1.htm
  3. Большее число на основе Clodfelter, Michael — Warfare and Armed Conflict: A Statistical Reference to Casualty and Other Figures, 1618—1991, нижнее — по: users.erols.com/mwhite28/warstat1.htm
  4. Р. Э. Дюпюи, Т. Н. Дюпюи. Всемирная история войн. — С-П,М: АСТ, кн.4, с.342
  5. www.hrono.ru/sobyt/1937chin.html — Японо-китайская война 1937—1945 гг. (Кампания 1937 г.)
  6. Р. Э. Дюпюи, Т. Н. Дюпюи. Всемирная история войн. — С-П,М: АСТ, кн.4, с.346
  7. [www.hrono.ru/sobyt/1939chin.html Account Suspended]
  8. 1 2 www.hrono.ru/sobyt/1940chin.html
  9. Р. Э. Дюпюи, Т. Н. Дюпюи. Всемирная история войн. — С-П,М: АСТ, кн. 4, с. 418
  10. Р. Э. Дюпюи, Т. Н. Дюпюи. Всемирная история войн. — С-П,М: АСТ, кн.4, с.477
  11. Шматов В. Г. Синьцзян в системе мероприятий Советского Союза по оказанию экономической и военно-технической помощи Китаю в период японской агрессии 1931—1943 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — Барнаул, 2016. — С. 89 — 90. Режим доступа: www.asu.ru/science/dissert/hist_diss/kand/zasch_2016k/shmatov/documents/14767/
  12. Шматов В. Г. Синьцзян в системе мероприятий Советского Союза по оказанию экономической и военно-технической помощи Китаю в период японской агрессии 1931—1943 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — Барнаул, 2016. — С. 93. Режим доступа: www.asu.ru/science/dissert/hist_diss/kand/zasch_2016k/shmatov/documents/14767/
  13. Шматов В. Г. Синьцзян в системе мероприятий Советского Союза по оказанию экономической и военно-технической помощи Китаю в период японской агрессии 1931—1943 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — Барнаул, 2016. — С. 103 - 104. Режим доступа: www.asu.ru/science/dissert/hist_diss/kand/zasch_2016k/shmatov/documents/14767/
  14. Шматов В. Г. Синьцзян в системе мероприятий Советского Союза по оказанию экономической и военно-технической помощи Китаю в период японской агрессии 1931—1943 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — Барнаул, 2016. — С. 105 - 107. Режим доступа: www.asu.ru/science/dissert/hist_diss/kand/zasch_2016k/shmatov/documents/14767/
  15. Калягин А. Я. По дорогам Китая. — Стр. 24.
  16. Чуйков Василий Иванович. [militera.lib.ru/memo/russian/chuykov_vi_1/index.html «Миссия в Китае»]. Полный текст книги на сайте проекта «Военная литература».
  17. Астафьев Г. В. Интернациональная помощь СССР Китаю (1917—1945 гг.) // Вопросы истории. — 1984 г. — № 9. — стр. 78.
  18. [www.hrono.ru/sobyt/1941chin.html Account Suspended]
  19. Шматов В. Г. Синьцзян в системе мероприятий Советского Союза по оказанию экономической и военно-технической помощи Китаю в период японской агрессии 1931—1943 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — Барнаул, 2016. — С. 109, 132. Режим доступа: www.asu.ru/science/dissert/hist_diss/kand/zasch_2016k/shmatov/documents/14767/
  20. [nvo.ng.ru/history/2005-09-23/5_taiwan.html А. Почтарев «Тайваньская карта Сталина»]
  21. Каткова З. Д. Внешняя политика гоминьдановского правительства Китая в период антияпонской войны (1937—1945). — Стр. 240.
  22. Мировицкая Г. А. Советский Союз в стратегии гоминьдана (30-40-е гг.). — Стр. 86.
  23. [www.synologia.ru/a/%C2%AB%D0%9A%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%B8%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D1%82%C2%BB%201937%20%D0%B3.%20%D0%B8%20%D0%BF%D0%BE%D0%B7%D0%B8%D1%86%D0%B8%D1%8F%20%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE%20%D0%BE%D0%B1%D1%89%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0 «Китайский инцидент» 1937 г. и позиция американского общества | Синология.Ру]. www.synologia.ru. Проверено 24 октября 2016.
  24. В. Матвеев. Не забывать об уроках истории. Как началась 50 лет назад японская агрессия против Китая // «Известия», № 188 (21995) от 7 июля 1987. стр.5
  25. История Второй мировой войны (в 12-и тт.). Т.2. Накануне войны. / редколл., предс. А. А. Гречко. М., Воениздат, 1974. стр.42
  26. US Congress. Investigation of Concentracion of Economic Power. Hearings before the Temporary National Economic Committee. 76th Congress, 2nd Session, Pt.21. Washington, 1940, p.11241
  27. Д. Г. Наджафов. Нейтралитет США. 1935—1941. М., «Наука», 1990. стр.157
  28. R. J. Rummel. China's Bloody Century
  29. [russian.people.com.cn/31521/8058071.html Старые фотографии – кадры Нанкинской резни (21)]
  30. [www.cntv.ru/2012/12/14/ARTI1355448544325462.shtml 82-летняя свидетельница Нанкинской резни рассказала о событиях 75-летней давности_CNTV Россия_CNTV Pусский]
  31. [waralbum.ru/56691/ Казнь пленного австралийского сержанта Леонарда Сиффлита - фото | Военный альбом 1939, 1940, 1941-1945]
  32. [waralbum.ru/127204/ Японские солдаты закалывают штыками китайских пленных - фото | Военный альбом 1939, 1940, 1941-1945]


 
Японо-китайская война (1937—1945)
Предыстория конфликта
Маньчжурия (1931—1932) (Мукден Нэньцзян Хэйлунцзян Цзиньчжоу Харбин) • Шанхай (1932) Маньчжоу-го Жэхэ Стена Внутренняя Монголия (Суйюань)
Первый этап (июль 1937 — октябрь 1938)
Мост Лугоуцяо Пекин-Тяньцзинь Чахар Шанхай (1937) (Склад Сыхан) • Ж/д Бэйпин—Ханькоу Ж/д Тяньцзинь-Пукоу Тайюань (Пинсингуань  • Синькоу)  • Нанкин Сюйчжоу • Тайэрчжуан С.-В.Хэнань (Ланьфэн) •Амой Чунцин Ухань (Ваньцзялин) • Кантон
Второй этап (октябрь 1938 — декабрь 1941)
(Хайнань)Наньчан(Река Сюшуй)Суйсянь и Цзаоян(Шаньтоу)Чанша (1939)Ю. Гуанси(Куньлуньское ущелье)Зимнее наступление(Уюань)Цзаоян и ИчанБитва ста полковС. ВьетнамЦ. ХубэйЮ.ХэнаньЗ. Хубэй (1941)ШангаоЮжная ШаньсиЧанша (1941)
Третий этап (декабрь 1941 — сентябрь 1945)
Чанша (1942)Бирманская дорога(Таунгу)(Йенангяунг)Чжэцзян-ЦзянсиСалуинЧунцинская кампанияЗ. Хубэй (1943)С.Бирма-З.ЮньнаньЧандэ«Ити-Го»(Ц.ХэнаньЧанша (1944)Гуйлинь-Лючжоу)Хэнань-ХубэйЗ.ХэнаньЗ.ХунаньГуанси (1945)
Советско-японская война

Отрывок, характеризующий Японо-китайская война (1937—1945)

Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.