Японо-корейский договор о протекторате
Японо-корейский договор о протекторате | |
---|---|
Тип договора | Договор об протекторате |
Дата подписания | 17 ноября 1905 года |
— место | Кёнбоккун |
Скрепление печатью | 17 ноября 1905 года |
Вступление в силу | 17 ноября 1905 года |
Стороны | Японская империя Корейская империя |
Японо-корейский договор о протекторате | |
Хангыль | 을사 조약 |
Ханча | 乙巳條約 |
Маккьюн — Райшауэр |
Ŭlsa choyak |
Новая романизация | Eulsa joyak |
Японо-корейский договор о протекторате был заключен между Японской империей и Корейской империей 17 ноября 1905 года. На заключение договора оказал влияние исход русско-японской войны. Этот договор превращал Корею в протекторат Японии. В стране учреждался пост японского генерал-резидента, который получал значительные полномочия в управлении страной.
Содержание
История договора
После победы Японии в русско-японской войне и подписания соглашения Кацура — Тафта, в соответствии с которым США обещали не вмешиваться в политику Японии в отношении Кореи, японское правительство решило окончательно утвердить свои позиции на Корейском полуострове. Для этого было также необходимо добиться согласия Великобритании, что и было зафиксировано во второй редакции англо-японского союза, подписанной в июле 1905 г. Полномочный представитель Японии Ито Хиробуми прибыл в Хансон и провёл несколько встреч с императором Кореи Коджоном и корейскими министрами. В ходе первоначальных переговоров не удалось получить согласия корейского руководства, в результате чего японская сторона решилась прибегнуть к военному давлению. 17 ноября 1905 года части японских войск, находившихся в Корее согласно союзному договору, подписанному в 1904 году, окружили дворец императора Коджона. Во время заседания кабинета министров, проходившего в окруженном дворце Ито Хиробуми потребовал от них согласия на японский протекторат. Коджон уклонился от прямых переговоров, премьер-министр Хан Гюсоль решительно выступил против договора, в результате чего был изолирован японскими солдатами в отдельной комнате. В итоге глава корейского МИДа и ещё четверо министров подписали договор, подготовленный японскими представителями[1]. По соглашению Корея теряла право на проведение своей внешней политики, кроме того, вся торговля в корейских портах осуществлялась под наблюдением японцев. Двое корейских министров не подписали договор, неясно также, стал ли ставить свою личную печать на него император Коджон (без этого договор не считался действительным). Из-за этого ряд историков, особенно корейских, подвергают сомнению юридическую правомочность договора. Однако, пользуясь подавляющим военным и политическим преимуществом, Япония претворила в жизнь все положения договора.
Список корейских министров, подписавших договор
- Министр образования Ли Ванён (이완용;李完用)
- Министр обороны Ли Гынтхэк (이근택;李根澤)
- Министр внутренних дел Ли Джиён (이지용;李址鎔)
- Министр иностранных дел Пак Джесун (박제순;朴齊純)
- Министр сельского хозяйства, торговли и промышленности Квон Джунхён (권중현;權重顯)
После подписания
В 1907 году император Коджон послал трех человек на Гаагскую конференцию о мире, чтобы попытаться представить Договор о протекторате как несправедливый и аннулировать его. Однако страны-участницы конференции отказались предоставить корейцам право голоса. Позднее между Японией и Кореей были заключены Японо-корейский договор 1907 года и Договор о присоединении Кореи к Японии. Договор о протекторате был официально аннулирован в 1965 году японо-южнокорейским соглашением.
Название
В Японии Договор обычно называют «Второй японо-корейской конвенцией» (яп. 第二次日韓協約, дайнидзи никкан кё:яку), а в Корее — «Второй корейско-японской конвенцией» (кор. 제2차 한일 협약) или «Договором года Ыльса» (кор. 을사조약)[2].
Источники
- Beasley W.G. Japanese Imperialism 1894-1945. — Oxford University Press, 1991. — ISBN ISBN 0-19-822168-1.
- Duus Peter. The Abacus and the Sword: The Japanese Penetration of Korea, 1895-1910. — University of California Press, 1998. — ISBN ISBN 0-520-21361-0.
- Шулатов, Я.А. (Восточный архив №11-12, 2004). «Корейский вопрос в российско-японских отношениях в 1905-1907гг.» (ИВ РАН).
Напишите отзыв о статье "Японо-корейский договор о протекторате"
Примечания
|
Отрывок, характеризующий Японо-корейский договор о протекторате
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!