Императорская армия Японии

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Японская армия»)
Перейти к: навигация, поиск
大日本帝國陸軍 / 大日本帝国陸軍
Армия Японской империи

Флаг Японской армии
Годы существования

1871—1945

Страна

Японская империя

Тип

Вооружённые силы

Численность

335.000 (1914)

1.750.000 (1941)

6 095 000 (1945)

Участие в

Японо-китайская война (1894—1895)
Русско-японская война
Первая мировая война
Японо-китайская война (1937—1945)
Вторая мировая война

Армия Великой Японской империи (яп. 大日本帝國陸軍 дай-Ниппон тэйкоку рикугун, современными иероглифами — 大日本帝国陸軍) — сухопутные вооружённые силы Японской империи, существовавшие в течение 1871—1945 годов. Обычно назывались «имперскими сухопутными» (яп. 帝國陸軍 тэйкоку рикугун) или «монаршими» (яп. 皇軍 когун) войсками. Координировались генштабом армии и Министерством армии, которые подчинялись императору Японии, главнокомандующему всех вооружённых сил государства. Во время войны или чрезвычайных ситуаций армия управлялась высочайшим всеяпонским советом, Генеральным штабом Вооружённых сил Японии, состоявшим из председателей и заместителей Генштаба армии, министра армии, председателей и заместителей Генштаба флота, генерального инспектора военной авиации и генерального инспектора военной подготовки. После поражения во Второй мировой войне императорские вооружённые силы были распущены, а военные заводы и учебные заведения закрыты.





История

Предпосылки для создания Императорской Армии Японии оформились в начале реставрации Мэйдзи 1868 года. В ходе гражданской войны 1868—1869 гг. Императорское правительство почувствовало настоятельную потребность реформирования вооружённых сил. На то время единой государственной армии не существовало, а центральная власть полагалась на отдельные самурайские ополчения отдельных автономных уделов. Для управления ими в августе 1869 года правительство учредило Министерство войны. Наряду с координированием вооружённых сил страны, оно должно было разработать проект их реформы по образцу передовых государств Европы и США.

В феврале 1871 года Императорское правительство, основную часть военной силы которого составляли войска княжеств Сацума, Тёсю и Тоса, сформировало на их основе гвардию (яп. 御親兵 го-симпэй). Она подчинялась непосредственно Императору и была первым подразделением Императорской армии Японии нового образца. Через год правительство ликвидировало Министерство войны, вместо которого возникли два новых — Министерство армии и Министерство флота.

В 1871 году подразделения армии Японии были объединены в гарнизоны (яп. 鎮台). Они размещались по всей стране и возглавлялись отдельными штабами (яп. 営所), находившимися в стратегически важных городах. В январе 1873 года правительство отменило традиционные самурайские ополчения и провозгласило указ о введении всеобщей воинской повинности. Вместе с этим была реорганизована система гарнизонов, число которых сократили до шести, в соответствии с количеством военных округов (яп. 全国六軍管).

В мирное время численность японской армии составляла 30 тысяч воинов. Её задачей было поддержание правопорядка внутри страны, в частности подавление восстаний самураев и крестьян, недовольных политикой правительства. Однако дальнейшие реформы сухопутных сил Японии были направлены для противодействие внешнему врагу. В частности, в 1874 году 3-тысячный японский контингент осуществил карательный поход на Тайвань, а ряд военных лидеров реставрации Мэйдзи настаивали на завоевании соседней Кореи, с целью навязать ей дипломатические отношения.

Резня в Нанкине

В 1937 г. началась война между Китаем и Японией. В августе того же года после кровопролитных и ожесточенных боев японские войска вошли в Шанхай. После взятия Шанхая японцами падение столицы Китая Нанкина было делом предрешённым. Пропаганда возвеличивала жестокость японских военных, в частности, широкую положительную огласку получило состязание в убийстве 100 человек мечом между двумя японскими офицерами.

13 декабря 1937 г. ворвавшиеся в Нанкин японцы устроили резню мирного населения. По официальной версии китайского правительства в течение примерно шести недель солдаты жгли и грабили город, уничтожали самыми зверскими способами его жителей, насиловали женщин. Число пострадавших мирных жителей оценивается китайской стороной в 300 000 погибших и более 20 000 изнасилованных женщин (от семилетних девочек до старух). По данным послевоенных трибуналов число убитых составило более чем двести тысяч. Одной из причин разницы в цифрах является то, что одни исследователи включают в число жертв нанкинской резни только убитых в пределах города, а другие учитывают также погибших в окрестностях Нанкина.

Несмотря на то, что после войны ряд японских военных были осуждены за резню в Нанкине, японская сторона отрицает обвинения в Нанкинских преступлениях, называя их нелепыми.

Резня «Сук Чинг»

После того, как 15 февраля 1942 г. японцы оккупировали британскую колонию Сингапур, оккупационные власти приняли решение выявить и ликвидировать «антияпонские элементы» китайской общины. Под это определение подпадали китайцы-участники обороны Малайского полуострова и Сингапура, бывшие служащие британской администрации и даже простые граждане, сделавшие в своё время пожертвования в фонд помощи Китаю. В расстрельные списки включались также люди, чья вина заключалась лишь в том, что они родились в Китае. Эта операция получила в китайской литературе название «Сук Чинг» (примерно переводится с китайского как «ликвидация, чистка»). Через специальные фильтрационные пункты прошли все проживавшие в Сингапуре китайские мужчины в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет. Тех, кто, по мнению японцев, мог представлять угрозу, вывозили на грузовиках за пределы населенных пунктов и расстреливали из пулеметов.

Вскоре действие операции «Сук Чинг» было распространено на территорию Малайского полуострова. Там из-за нехватки людских ресурсов японские власти приняли решение не проводить дознаний и просто уничтожить все китайское население. К счастью, в самом начале марта проведение операции на полуострове было приостановлено, поскольку японцам пришлось перебрасывать войска на другие участки фронта.

Число погибших точно неизвестно. По мнению сингапурских и британских властей речь идет о 100 000 расстрелянных, хотя, возможно, что число в 50 000, прозвучавшее во время проведения послевоенных трибуналов, более реально.

Бой армии с восставшими самураями (1877)
Японский солдат (1894)
Японские солдаты и офицеры (1900)

В 1878 году, в ходе подготовки к будущим войнам, правительство выделило из состава Министерства армии Генеральный штаб армии (яп. 参謀本部). Он находился под непосредственным руководством Императора Японии и исполнял роль мозгового центра сухопутных сил. Впоследствии подобный генеральный штаб был создан для флота. Существование двух отдельных генеральных штабов повлекло двоевластие в японских вооруженных силах. В будущем оно породило бесконечные споры между армией и флотом по командной вертикали, снизив боеспособность всего японского войска.

В мае 1885 года правительство заменило систему шести гарнизонов 6-ю дивизиями. За три года к ним добавили отдельную гвардейскую дивизию. Эта реорганизация была необходима для ведения полномасштабной войны, вспыхнувшей между Японией и Цинским Китаем в 1894—1895 годах. В ней приняли участие все семь дивизий, численностью 120 тысяч солдат и офицеров. Для Японии это был первый вооруженный конфликт такого масштаба за последние 300 лет. Японцы вышли из него победителями и, на основе полученного опыта, приступили к новой реорганизации армии. Так, на начало русско-японской войны 1904—1905 гг. Императорская армия насчитывала уже 400 тысяч воинов, а в конце конфликта она была увеличена еще на 100 тысяч. По окончании войны японцы потеряли одну пятую часть своей армии.

Бой японской пехоты с цинскими войсками (1894)
Бой японской конницы с русскими казаками (1904)

С апреля 1907 года, по образцу Британии, Франции, России и США, Япония установила оборонительную военную доктрину (яп. 帝国国防方針). Она предусматривала метод превентивного нападения и санкционировала применение японских вооруженных сил в пределах Восточной Азии для защиты интересов государства. Согласно доктрине, численность дивизий Императорской армии Японии в мирное время составляла 25 дивизий, а в военное — 40. В 1918 году доктрина была пополнена приложением о потенциальных противниках Японии, к которым причислялись Россия, США и Китай. В 1923 году порядок противников изменили согласно степени опасности: США, Россия и Китай. В 1936 году к ним добавили Британию.

В 1914 году началась Первая мировая война, в которой Япония выступила против стран Тройственного союза. Она объявила войну Германской империи, захватила немецкие владения в Циндао на Шаньдунском полуострове в Китае, а также оккупировала ряд островов на юге Тихого океана.

После Октябрьской революции 1917 года и с началом гражданской войны в России Япония начала интервенцию и отправила в Сибирь 3 дивизии Императорской армии. Японский военный контингент, увеличенный до 100 тысяч человек, до 1922 года оккупировал большую территорию от побережья Приморского края до озера Байкал, но вскоре её потерял из-за роста освободительного движения.

Японская армия во Владивостоке (1918)
Японская армия в Маньчжурии (1932)
Парад в китайской столице Нанкин (1937)

По окончанию Первой мировой войны Япония сосредоточила свои усилия на покорении Китая. Локальные конфликты между японской армией и силами Гоминьдана в 1927—1928 годах, такие как Шаньдунский поход или Цзинаньский инцидент, а также завоевание японцами Маньчжурии в 1931—1932 годах, переросли в новую японско-китайскую войну 1937—1945 гг.

Кроме того, японские войска вели боевые действия на границе с СССР.

27 сентября 1940 года Япония подписала Тройственный пакт, вступив в военно-политический союз с Третьим рейхом и фашистской Италией.

С 1941 года на стороне Китая открыто выступили США, что втянуло Японию во Вторую мировую войну. Она закончилась разгромом Японской империи и ликвидацией Императорской армии Японии.

Организация

Центральными учреждениями, которые руководили Императорской армией Японии, были Министерство армии, Генеральный штаб армии и Главная инспекция военной подготовки. Они назывались тремя армейскими ведомствами (яп. 陸軍三官衙). Их возглавляли министр армии (яп. 陸軍大臣), глава генштаба армии (яп. 参謀総長) и главный инспектор военной подготовки (яп. 教育総監) соответственно. Все три ведомства имели одинаковый статус и непосредственно подчинялись Императору Японии.

Министерство армии было основано в 1872 году. Согласно Конституции Японской империи его глава, министр армии, имел право советовать Императору и был обязан отчитываться о деятельности сухопутных сил. Хотя Император как суверен имел неограниченную власть, он считался лицом священным и неприкосновенным, поэтому ответственность за выполнение Императорских приказов, которые обычно принимались коллегиально, нёс министр. Последний занимался административными вопросами армии и осуществлял контроль над военными кадрами.

Генеральный штаб, образованный в 1878 году, осуществлял непосредственное командование Императорской армией Японии. Его обязанности не были прописаны в Конституции, что стало причиной роста административного и политического влияния ведомства. Изначально армейский Генеральный штаб находился на вершине командной вертикали всех вооруженных сил. Однако после основания Генерального штаба флота в 1893 году право командовать вооруженными силами страны во время войны перешло к Генеральному штабу вооруженных сил Японии. Глава Генерального штаба армии занимался разработкой приказов Императора относительно армии. Эти приказы одобрялись монархом и выполнялись в мирное время министром армии, а в военное — главой армейского генштаба.

Главная инспекция военной подготовки была сформирована в 1900 году и заведовала общевойсковой и образовательной подготовкой личного состава Имперской армии.

Полномочия трёх армейских ведомств определялись при назначении их председателей на должности. Однако в 1913 году контроль за формированием армии и вопрос мобилизации были законодательно закреплены как прерогатива главы Генерального штаба армии. С тех пор же зародилась также практика проведения постоянных совещаний глав трёх армейских ведомств. Эти совещания стали средством влияния армии на правительство и Императора. На них утверждалась кандидатура преемника министра армии.

В 1938 году к трём ведомствам была добавлена новая Главная инспекция армейской авиации (яп. 陸軍航空総監部), которая также подчинялась Императору.

Самой крупной единицей Императорской армии Японии в мирное время была дивизия (яп. 師団 сидан). На 1917 год их насчитывалось 21, в начале 1920-х — 17. В ходе Второй мировой войны их число достигло максимума — 51. В военное время дивизии объединялись в армии (яп. гун), которые, в свою очередь, объединялись во фронты (яп. 方面軍 хомэн-гун). Исключениями из этого правила были Корейская и Квантунская армия, которые дислоцировались в Корее и Маньчжурии и в мирное время для защиты японских интересов[1].

Численность

  • 1873 — 32.000 человек (в составе), 50.000 (запас)
  • 1894 — 96.000 человек (в составе), 150.000 (запас)
  • 1903 — 155.000 человек (в составе), 350.000 (запас)
  • 1904 — 325.000 человек (в составе), 450.000 (запас)
  • 1914 — 335.000 человек (в составе), 685.000 (запас)
  • 1918 — 700.000 человек (в составе), 800.000 (запас)
  • 1930 — 375.000 человек (в составе), 125.000 (запас)
  • 1931 — 700.000 человек (в составе), 850.000 (запас)
  • 1941 — 1.750.000 человек (в составе), 1.600.000 (резерв)
  • 1943 — 2.200.000 человек (в составе), 2.300.000 (резерв)
  • 1945 — 6.100.000 человек (в составе), 1.200.000 (резерв)


Звания

Категория Звания Петлица[2] Погон[3]
император
天皇
тэнно:
генералиссимус
大元帥
дайгэнсуй
генералы
将官
сё:кан
генерал
大将
тайсё:[4]
генерал-лейтенант
中将
тю:дзё:
генерал-майор
少将
сё:сё:
офицеры
士官
сикан
полковник
大佐
тайса
подполковник
中佐
тю:са
майор
少佐
сё:са
капитан
大尉
тайи
лейтенант
中尉
тю:и
мл.лейтенант
少尉
сё:и
унтер-офицер
准士官
дзюнсикан
прапорщик
准尉
дзюнъи
сержанты
下士官
касикан
старший сержант
曹長
со:тё:
сержант
軍曹
гунсо:
капрал
伍長
готё:
солдаты

хэй
старшина
兵長
хэйтё:
рядовой высшего класса
上等兵
дзё:то:хэй
рядовой 1 класса
一等兵
итто:хэй
рядовой 2 класса
二等兵
нито:хэй

Рода войск

Пехота Символизирует кровь
Кавалерия Символизирует степь
Артиллерия Символизирует дым пороха
Инженерные войска Символизирует землю
Транспортные войска Символизирует море
Военная полиция Символизирует беспристрастность
Авиация Символизирует небо Флаг пехотных полков Флаг кавалерийских и артиллерийских полков

Войны

1874

1876

1877

18941895

19041905

19141918

1918

19311932

19371945

19391945

См. также

Напишите отзыв о статье "Императорская армия Японии"

Примечания

  1. В частности, Квантунская армия насчитывала на 1941 год 16 дивизий численностью 800 тысяч человек. Формально она охраняла Северо-манчьжурскую железную дорогу, однако фактически её штаб руководил администрацией и войском союзного Японии государства Маньчжоу-го. Генералитет Квантунской армии часто не согласовывал свои действия с высшим командованием Японии, что лишь усугубляло международную и военную ситуацию в Восточной Азии.
  2. Введены с 1938 года вместо погон и цветных петлиц родов войск. Отменены 3 сентября 1945 года в связи с капитуляцией Японии.
  3. Введены с 1930 года вместе с цветными петлицами родов войск.
  4. Генерал армии мог также получить почётный титул маршала (元帥 гэнсуй), не являвшееся воинским званием.

Литература

  • Османов Е. М. [search.rsl.ru/ru/catalog/record/2745841 История становления японской императорской армии и флота : 1868-1894] : диссертация ... кандидата исторических наук : 07.00.03. - Санкт-Петербург, 2005. - 306 с.
  • Новые методы боя японской пехоты (перевод с японского). под ред. Н. Петрова. М., государственное военное издательство, 1936. - 218 стр.
  • лейтенант В. Таиров. Из опыта японской войсковой разведки в Китае // "Военный вестник", № 4, 1938. стр.43-44
  • Войсковая разведка в японской армии // "Военный вестник", № 7, 1938. стр.57-61
  • П. Попов. Организация и вооружение пехотного батальона японской армии // "Военный вестник", № 9, 1938. стр.56-60

Отрывок, характеризующий Императорская армия Японии

В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.