Японское завоевание Тайваня
| Японское завоевание Тайваня | |||
 | |||
| Дата |
1895—1902 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Остров Тайвань | ||
| Причина | |||
| Итог | |||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Японское завоевание Тайваня — процесс установления власти Японской империи над островом Тайвань, переданным ей в 1895 году в соответствии с условиями Симоносекского договора.
Предыстория
В 1895 году Цинская империя проиграла японо-китайскую войну. Одним из условий завершившего войну Симоносекского договора была передача Японии острова Тайвань и островов Пэнху в Тайваньском проливе. В мае 1895 году императорским эдиктом с Тайваня была отозвана цинская администрация, а в июне на борту японского корабля состоялась церемония передачи острова победителям.
Однако население Тайваня не подчинилось императорскому приказу. 23 мая 1895 года в Тайбэе была провозглашена Тайваньская республика. Президентом республики стал губернатор провинции Тан Цзинсун, а в республиканское правительство был преобразован цинский административный аппарат управления провинцией. Для отпора японцам были созданы отряды добровольцев, во главе которых встал известный поэт Цю Фэнцзя. Однако республика при этом провозгласила «вечную верность династии Цин».
Ход событий
В конце мая 1895 года на севере острова высадился японский десант, численностью 12 тысяч человек. В начале июня японцы без боя вошли в Тайбэй; Тан Цзинсун сбежал, а «республиканцы» отступили на юг. Столицей государства был объявлен город Тайнань, а новым президентом провозглашён герой франко-китайской войны Лю Юнфу. В центральной части острова борьбу возглавил даотай Ли Цзинсун, скоординивший действия отступивших с севера войск.
Паника и беспорядки сменились организованным сопротивлением китайцев. Бои за Синьчжу длились около двух месяцев, до конца августа продолжались боевые действия в центральной части острова. Японцы несли большие потери, из-за непривычного субтропического климата в японской армии свирепствовали болезни. В Тайнане под руководством Цю Фэнцзя были созданы парламентский исполнительный комитет и штаб обороны, во всём помогавшие президенту Лю Юнфу. Последний, однако, оставаясь верноподданным династии Цин, не делал ничего.
В октябре японцы перешли в генеральное наступление с севера на юг, а флот высадил два крупных десанта в китайском тылу. Лю Юнфу бросил войска и бежал, однако оставшиеся без командования части продолжали борьбу ещё десять дней. 21 октября японские войска вступили в Тайнань.
Итоги и последствия
«Республиканские» войска отступили в горы и перешли к партизанской борьбе. В декабре 1895 года на севере Тайваня вспыхнуло восстание под руководством Линь Личэна и Линь Дабэя. Повстанцы овладели Тайбэем и провозгласили Линь Личэна третьим президентом республики. Японские войска в феврале 1896 года разгромили Тайваньскую республику, однако некоторые отряды вновь ушли в горы и продолжили борьбу.
В июне 1896 году японцы обрушили репрессии на центральную часть Тайваня, где сожгли около 70 селений и перебили несколько тысяч человек. В ответ на эти зверства восстание охватило новые районы. К октябрю 1896 года отряды китайских патриотов во главе с Хуан Чоу и Цзянь И очистили от японцев весь этот район кроме Тайнаня. Японцы стянули сюда крупные силы, и с ноября здесь развернулись ожесточённые бои. Борьба продолжалась до 1902 года. Тайвань перешёл под власть Японии ценой большой крови.
Источники
- Непомнин О. Е. История Китая: Эпоха Цин. XVII — начало XX века. — М.: Восточная литература, 2005. ISBN 5-02-018400-4.
Напишите отзыв о статье "Японское завоевание Тайваня"
Отрывок, характеризующий Японское завоевание Тайваня
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
