Японский национализм

Японский национализм — термин, обозначающий широкий круг общественно-политических движений в Японии, возникших в связи с формированием японской политической нации и японского национального государства во второй половине XIX века.

Краткая информация

Под японским национализмом понимают:

• этнический или так называемый культурный национализм (яп. 民族主義 миндзоку-сюги), который обосновывает уникальность японского этноса;
• политический национализм (яп. 国民主義 кокумин-сюги), определяющий японцев как политическую нацию и обосновывает её право на существование;
• государственный национализм или этатизм (яп. 国家主義 кокка-сюги), который легитимизирует существование японского государства и рассматривает последнего как совершенную форму организации японской политической нации.

Иногда к японскому национализму ошибочно относят японский империализм (яп. 帝国主義 тэйкоку-сюги), который пренебрегает интересами японской политической нации ради построения полиэтнической и полинациональной империи.

Исключительность Японии, её предназначение править миром были оформлены в концепции, которая сама стала синонимом японского национализма — «Дух Ямато» (яп. 大和魂 Яматодамасии). «Ямато» в данном случае означает древнеяпонское государство, которое позднее переродилось в средневековую Японию. Японские националисты пропагандировали Яматодамасии, придав идиоме периода Хэйан новое значение – «храбрый, смелый и неукротимый дух Японского народа». К тому-же японский национализм, в отличие от национализмов европейских народов, имеет ярко выраженную мифологическую и религиозно-мистическую основу. Все японцы считались порождением божественных духов природы – ками, все же остальные народы, согласно мифу, образовались позднее.

См. также

• Ультраправые в Японии
• Национальная политика Японии в ранний период Сёва
• Паназиатизм
• Великая восточноазиатская сфера взаимного процветания

Отрывок, характеризующий Японский национализм

– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.