Японский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Японский язык
Самоназвание:

日本語

Страны:

Япония Япония, Гуам Гуам, Китайская Республика Китайская Республика, КНДР КНДР, Республика Корея Республика Корея, Перу Перу, Австралия Австралия, Бразилия Бразилия.

Регулирующая организация:

Официального регулятора нет, фактически эту функцию выполняет Агентство по культуре при Министерстве образования и культуры

Общее число говорящих:

140 млн

Рейтинг:

9

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Японо-рюкюские языки

Письменность:

кандзи, кана

Языковые коды
ГОСТ 7.75–97:

япо 870

ISO 639-1:

ja

ISO 639-2:

jpn

ISO 639-3:

jpn

См. также: Проект:Лингвистика

Япо́нский язы́к (яп. 日本語 нихонго ) — язык японцев и фактически[1] государственный язык Японии, со спорным систематическим положением среди других языков. Число свободно говорящих — около 140 миллионов человек, родной для 125 млн (9-й в мире). Генетические связи японского языка не до конца выяснены. Выделяются два слоя лексики, один из которых имеет параллели в алтайских языках, другой — в австронезийских языках; вероятнее, исконен алтайский слой[2]. Обладает оригинальной письменностью, сочетающей идеографию и слоговую фонографию. По грамматическому строю — агглютинативный с преимущественно синтетическим выражением грамматических значений.





Содержание

Название

Употребительны два названия японского языка. В контексте других языков мира, преподавания иностранцам японского языка за рубежом используется название нихонго (日本語), то есть дословно «японский язык». Однако как часть национальной культуры, как предмет обучения в Японии, как родной и государственный язык обычно он называется кокуго (國語 или 国語), буквально «язык страны» или «национальный язык» (термин может применяться не только к японскому языку, но по умолчанию означает именно его).

Распространение в мире

Бо́льшая часть японоговорящих проживает на Японском архипелаге. Также наблюдается употребление языка японскими эмигрантами в некоторых областях Северной и Южной Америки (Калифорния, Гавайские острова, Бразилия, Перу). Японский доступен для изучения в школах большинства стран Азии и Океании. В 2012 г. наибольшее количество изучающих японский язык было в Китае (более 1 млн), Индонезии (более 870 тыс.), Корее (более 840 тыс.), Австралии (около 300 тыс.), на Тайване (более 230 тыс.), в США (более 130 тыс.) и в Таиланде (около 130 тыс.)[3]. В последние годы с ростом популярности аниме (и японской культуры вообще) всё чаще изучается поклонниками данного жанра по всему мируК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3015 дней]. Японский язык является одним из трёх официальных языков штата Ангаур (население чуть более трёхсот чел.) Республики Палау, наряду с английским и палау[4][5][6].

Классификация

Генетические связи японского языка до конца не выяснены. Японский обычно рассматривается как изолированный язык (если включать его в одну группу с рюкюскими — японо-рюкюские языки). Наиболее сильная из прочих гипотез — о родстве с корейским языком (грамматическая структура японского языка весьма близка корейскому, немало слов языка государства Когурё и, в меньшей степени, других пуёских языков, находят параллели в древнеяпонском языке[7]); также высказывается предположение о наличии австронезийского лексического субстрата и алтайского грамматического суперстрата; некоторую популярность набрала гипотеза о принадлежности японского к алтайским языкам[8].

История

Как и систематическое положение, ранняя история японского языка — крайне спорный вопрос. Сторонники версии об алтайском (пуёском) происхождении японского языка относят его формирование к периоду после завоевания Японских островов алтайцами (пуёскими племенами) — выходцами с азиатского континента, язык которых испытал влияние автохтонов-австроазиатов (ближе всего родственным аборигенам Тайваня).

Примерно в VI в. н. э. (но возможно и ранее) происходит активное внедрение китайской культуры в результате дипломатических отношений японских правителей Ямато, Китая и древнекорейского государства Пэкче, являвшегося важным центром экспорта континентальной (китайской) культуры в Японию. Вместе с приходом государственного устройства, ремёсел, культуры и искусства, буддизма, в Японии появляется письменность. «Кодзики» и «Нихон Сёки» — первые крупные японские литературные произведения. В этот период в японском языке появились многочисленные китайские слова, и по сей день 60 % словарного запаса составляют китайские заимствования.

Внедрение китайской письменности создало, однако, некоторые проблемы, связанные с разницей в ударении, использовании тонов, морфологии и синтаксисе двух языков. С VII века китайские иероглифы используются с учётом формата японского языка, японской морфологии и синтаксиса. Вначале существовала манъёгана — отобранные китайские иероглифы, выполняющие функцию слоговой азбуки. При попытках создать японскую азбуку (наподобие алфавита европейских стран) были созданы катакана и хирагана — японские слоговые азбуки. Буддийский монах на основе китайских иероглифов разрабатывает прототип современной катаканы, а в VIII веке дама из киотского дворянского рода Хэйан создает вторую слоговую азбуку — хирагану, для записи поэм, новелл и дневников. О том, кем конкретно были разработаны эти две азбуки, сохранилось мало достоверных данных, некоторые историки приписывают изобретение каны Кукаю. Обе слоговые азбуки, в видоизменённом виде, существуют в современном японском языке. К моменту написания эпоса «Хэйкэ Моногатари» в XII веке на основе катаканы, хираганы и иероглифов формируется японская письменность.

Устная японская речь делится на следующие периоды: древний (до VIII в. н. э. включительно), поздний древний, или классический японский язык (IX—XI века), средний (XIII]—XVI века) и современный (с XVII века до наших дней). Последовательные изменения касаются в основном фонетики: из восьми первоначальных гласных в современном японском осталось только пять, преобразования затронули также морфологию и лексику. Синтаксические особенности языка почти не подверглись изменениям.

С древности в Японии существовало большое количество диалектов. В VI веке главным диалектом был Хэйан-кё (Киото). В XII веке основным диалектом стал диалект Камакуры (близ современного Токио). К этому времени в государстве устанавливается военная власть. С тех пор токийский диалект — основной диалект японского языка.

Вплоть до XX века ведущей литературной формой японского языка, если не считать вышедшего из употребления в середине XIX века камбуна («китайского письма»; японский «извод» классического китайского вэньяня с китайским порядком слов и значками, позволяющими читать текст по-японски), был бунго («письменный язык»), ориентирующийся на грамматические нормы классического японского языка эпохи Хэйан, но вобравший многие фонетические и лексические изменения последующих веков.

В эпоху Сэнгоку в XVI веке португальцы и другие европейцы приезжают в Японию, принося технологии, религию, в японском языке появляются португальские заимствования. Чуть позже крупный политический деятель Тоётоми Хидэёси привёз из Кореи типографский пресс с подвижными литерами. В период Токугава развивается книгопечатание, растёт грамотность населения, постепенно выравниваются различия между диалектами. С приходом к власти Токугавы Иэясу в 1603 году, Япония становится закрытой страной, власти запрещают христианство и контакт с иностранцами (исключение составляли лишь голландские купцы в Нагасаки).

После Реставрации Мэйдзи Япония открывает контакты для Европы и США, по всей стране происходит внедрение европейских технологий. В языке между тем появляются заимствования из английского, немецкого и других европейских языков, их произношения адаптируют под японскую фонологию. В период Мэйдзи бурно развивается литература, устраняются несоответствия устной и письменной речи; движение за «разговорный язык» (кого) приводит к тому, что к 1910-м годам старописьменный язык (бунго) выходит из употребления за исключением официальных документов (где держался до 1945 г.).

Становясь военной державой, Япония захватывает Корею, а в ходе Второй мировой войны — часть Китая, Филиппины и значительную территорию в Юго-Восточной Азии. На этих территориях насаждается японский язык[как?]. В старшем поколении значительная часть населения захваченных стран сохранила знание японского языка, и в языках этих стран сохраняются японские заимствования.

После поражения во Второй мировой войне Японию оккупировали военные силы антигитлеровской коалиции. Ими было предложено упрощение японской письменности, которую они считали громоздкой, и перевод японского языка на латиницу. Этого не произошло, однако Министерством Образования Японии в 1946 году был проведён пересмотр иероглифов, в результате был составлен список из 1850 нормативных иероглифов. С тех пор правительство осуществляет строгий централизованный контроль над языком и его преподаванием.

В настоящее время, во многом благодаря влиянию английского языка и западной культуры, появился разрыв между старшим и младшим поколениями. Новое поколение японцев предпочитают нейтральную, неформальную речь, мало употребляют вежливую и зависящую от пола говорящего речь традиционного японского языка. Благодаря средствам массовой информации постепенно уменьшается разница между диалектами, хотя благодаря региональному самосознанию диалекты сохраняются и в XXI веке, а также подпитывают региональный сленг.

Диалекты

Благодаря географическим особенностям Японии (множество изолированных островов, высокие горные хребты), существует более десятка диалектов языка. Они различаются по словарному запасу, морфологии, употреблению служебных частиц, а в некоторых случаях — и по произношению. Среди распространённых диалектов можно выделить такие, как кансай-бэн (関西弁), тохоку-бэн[en] (東北弁) и канто-бэн[en] (関東弁), диалект Токио и окрестностей. Говорящие на разных далёких диалектах часто не понимают друг друга (хотя каждый японец знает литературный японский язык, так как на нём ведётся обучение в школе). Наибольшие языковые различия имеются между южными (острова Рюкю, где еще говорят на родственном японскому рюкюском языке, и др.) и северными районами Японии. Основная территория делится на западную и восточную группы. На основе токийского диалекта был сформирован «общий язык» (яп. 共通語 кё:цу:го). Стандартизированный диалект с 1886 года стал изучаться в учебных заведениях. Сглаживание диалектических особенностей также связано с активным использованием общих диалектов в СМИ.

Фонетика

Гласные

Дифтонги в японском языке отсутствуют. Гласных пять, также имеется категория краткости — долготы гласных: 叔父さん (одзисан, дядя) и お爺さん (одзи: сан, дед).

Хирагана МФА Транскрипция Поливанова Комментарии
[ä] а Нижний гласный среднего ряда, примерно соответствует русскому «а».
[i] и Верхний гласный переднего ряда, примерно как русское «и».
[ɯ] или [ü͍] прослушать  у Несколько централизованный закрытый задний гласный, произносимый сжатыми, но не округлёнными, как при произнесении русского «у», губами. Также не на 100 % соответствует звуку [ɯ], при котором губы разводятся в стороны. Так как в IPA нет символа для сжатия губ, введён символ «[u͍]» — комбинация круглого гласного с диакритикой разведения. В учебной практике подаётся как звук, произносимый при положении органов речи во время произнесения русской «ы».
[e̞] э Гласный среднего подъёма переднего ряда. Произносится почти как «э» в русском языке.
[o̞]прослушать  о Гласный среднего подъема заднего ряда. Произносится почти как русское «о», но губы округлены в меньшей степени.

Согласные

Японские согласные, МФА и русская транскрипция Е. Поливанова
губно-губные альвеолярные альвео-нёбные нёбные задненёбные горловые Разные
взрывные p — п b — б t — т d — д k — к ɡ — г ː — :
аффрикаты ts — ц dz — дз  — т  — дз
фрикативные ɸ — ф s — с (z — дз) ɕ — с (ʑ — дз) (ç — х) h — х
носовые m — м n — н (ŋ — г) ɴ — н
одноударные ɾ̠ ~ɺ~l̠ — р
аппроксиманты j — й  — в

В системе Поливанова для звуков /s/ и /ɕ/ — одно обозначение — с, аналогично для звуков /t/ и /tɕ/ — одно обозначение — т, так же как и одно обозначение дз для звуков /dz/ и /dʑ/, и одно х для /ç/ и /h/. Звукам /ɕ/, /tɕ/, /dʑ/ и /ç/ в системе Поливанова соответствуют знаки с, т, дз, х, за которыми следуют знаки и, я, ю, ё. Эти же знаки согласных читаются как /s/, /t/, /dz/, /h/, если за ними следуют а, у, э, о. О звуковых процессах смотрите также раздел Фонологические процессы

  • Глухие взрывные /p, t, k/ произносятся как соответствующие звуки «п», «т», «к» и имеют небольшое придыхание (для сравнения — меньшее, чем в английском языке, но большее, чем в русском). Звонкие /b, ɡ/, похожие на русские «б», «г», не всегда достигают полного смыкания, напоминая фрикативные или аппроксиманты. /ɡ/ в середине слова произносится как [ŋ] во многих диалектах, преимущественно на востоке Японии.
  • /t, d, n/ — альвеолярные (кончик языка касается задней поверхности верхних зубов и передней части альвеолярного гребня), перед /i/ превращаются в соответствующие постальвеолярные звуки.
  • Фрикативные [z, ʑ] — варианты произношения [dz, dʑ]. [(d)z, (d)ʑ] чаще обозначаются как z в системе Ромадзи, однако обычно произносятся как аффрикаты.
  • /s, z/ — альвеолярные, сходные с русскими «с», «з», перед /i/ превращаются в соответствующие постальвеолярные звуки.
  • /ɺ/ — апикальный постальвеолярный удар. Напоминает одноударный русский «р». Есть тенденция к латерализации звука, и тогда он становится похожим на «л». Иногда произносится как /l/
  • округленный велярный /w͍/ — фактически неслоговой вариант гласного /u͍/. Он не эквивалентен типичному в МФА [w], так как произносится скорее с компрессией губ, а не их округлением.
  • [ɴ] — вариабельный согласный, принимающий положение языка последующего смычного согласного, но перед фрикативными согласными и между гласными не достигающий полного смыкания, что делает его похожим на носовой гласный. В конце слова её принимают за увулярный назальный согласный.
  • h — переходит в [ç] перед /i/ прослушать , и в [ɸ] перед /u/ прослушать , произносимый смыканием губ.
  • ː — представляет собой обструкцию или удлинение согласного, /pː/, /tː/, /sː/, и т. д.

Фонологические процессы

Процессы, затрагивающие согласные:

  • Переход согласных /b, ɡ/ в позиции между гласными в соответствующие фрикативы [β, ɣ]: 暴れる (абарэру, [äβäɾe̞ɾü͍], буйствовать).
  • Назализация /ɡ/ в середине слова: 職業 (сёкугё:, [ɕo̞kü͍ŋo̞:], работа), 考える (кангаэру, [käŋŋäe̞ɾü͍], думать). Такое произношение однако поддерживается не всеми японцами
  • Палатализация согласных перед [i] и в производных слогах с мягким согласным, в особенности /s, z, t/:
    • /s/ → [ɕ]: (сио, [ɕio̞], соль).
    • /dz/ → [dʑ] ([ʑ]): 地震 (дзисин, [dʑiɕĩɴ], землетрясение); 五十 (годзю:, [ɡo̞dʑü͍ː], пятьдесят).
    • /t/ → [tɕ]: 知人 (тидзин, [tɕidʑĩɴ], знакомый).
    • /h/ → [ç]: (хито, [çi̥to̞], человек).
    • /m/ → [mʲ]: (уми, [ü͍mʲi], море).
    • /ɡ/ → [ɡʲ]: 餃子 (гё: дза, [ɡʲo̞ːza], японская жареная клёцка).
    • /n/ → [ɲ]: (нива, [n̠ʲiw͍ä], сад).
  • Модификация согласных перед [ü͍]
    • /h/ → [ɸ]: (фута, [ɸü͍̥ta], крышка).
    • /t/ → [ts]: (цуги, [tsü͍ŋi], следующий).

Процессы, затрагивающие гласные:

  • Редукция /i, ü͍/ между двумя глухими согласными: (куцу, [kü͍̥̥tsü͍], обувь), 素肌 (сухада, [sü͍̥hädä], голая кожа), 悲観 (хикан, [çi̥kãɴ] пессимизм), 比較 (хикаку, [çi̥käkü͍], сравнение).
  • Назализация гласных: 生産 (сэйсан, [se̞ːsãɴ], производство), (эн, [ẽɴ], иена).
  • Удлинение гласных. Гласные /o̞, ü͍/ удлиняются знаком う, гласные /e̞̞, i/ — знаком い, гласный /ä/ — знаком あ: さあ (са:, [säː], итак), 工場「こうじょう」 (ко: дзё:, [ko̞ːdʑo̞ː], завод), 人生「じんせい」 (дзинсэй, [dʑĩɴse̞ː], человеческая жизнь). В системе Поливанова, используемой для русской транскрипции японского, редко указывают долготу звука э, и, как правило, пишут эй.

Японская письменность

Японская письменность состоит из трёх основных частей — кандзи (иероглифов, заимствованных из Китая), и двух слоговых азбук — кан, созданных в Японии на основе кандзи — катаканы и хираганы. Каждый из этих видов письма обрёл своё традиционное место в современной письменности.

Большинство слов записываются иероглифами: числительные, существительные, глаголы, прилагательные, наречия, некоторые местоимения, в то время как служебные части речи преимущественно записываются хираганой. Слова могут состоять из одного иероглифа: (ки, дерево), двух: 教員 (кё:ин, учитель о себе), трёх: 新幹線 (синкансэн, японская скоростная железная дорога) и даже четырёх 高等数学 (ко:то:су:гаку, высшая математика) иероглифов. Научные и технические термины могут содержать даже большее количество знаков: 熱原子核反応 (нэцугэнсикаку-ханно:, термоядерная реакция).

Катакана употребляется главным образом для записи иностранных имён и вообще иностранных заимствований гайрайго (外来語), кроме заимствований из китайского и частично корейского. Таким образом, все иностранные имена в японском языке записываются катаканой: アンナ (анна, Анна), названия государств: ロシア (росиа, Россия), городов: クラスノヤルスク (курасуноярусуку, Красноярск). Большинство иностранцев при этом отмечает сильное искажение по сравнению с оригинальным звучанием. Это связано с тем, что японская азбука слоговая, и из согласных только ん(н) может быть неслоговым. Другой случай использования катаканы — вместо хираганы, как способ выделить часть текста (аналогично европейскому курсиву или жирному шрифту). Катакана используется и в тексте телеграмм, посылаемых на японском языке в самой Японии (при этом адрес должен быть снабжён иероглифами, чтобы облегчить поиски адресата и местности, в которой он живёт). Кроме того, в большинстве словарей катакана используется для подписи онных (китайских) чтений иероглифов.

Хирагана используется в основном для записи суффиксов слов. Некоторые слова японского происхождения, не имеющие иероглифического написания, также записываются хираганой: в основном это вспомогательные части речи: や (я, и), まだ (мада, ещё), также большая часть местоимений: これ (корэ, это). Кроме того, существует группа слов, имеющих иероглифическое написание, но традиционно записываемых хираганой: おいしい (оисий, вкусный, в иероглифах — 美味しい), ありがとう (аригато:, спасибо, в иероглифах — 有リ難う). Хирагана применяется для написания названий японских железнодорожных станций, которые также часто дублируются на ромадзи (латинице). Существует литература для детей, только начинающих читать, в которой используется одна кана.

«Винегрет» из каны и иероглифов — «смешанное письмо» (яп. 漢字仮字交じり文 кандзи-кана-мадзири-бун), что можно перевести как «письменность из иероглифов с примесью каны») является нормой современного японского письма, в котором основное место принадлежит иероглифам.

Некоторые (например, Е. В. Маевский[9]) считают элементом японского письма и прижившуюся в Японии латиницу, хотя её роль в современном японском языке значительно меньше других видов письма. Ромадзи применяются в международных телеграммах на японском языке и иногда в электронной почте. В Японии есть также некоторое количество сторонников полного перехода на ромадзи; издаётся небольшое количество книг, газет и журналов на ромадзи.

В некоторых японско-английских и даже иногда в японско-русских словарях используется ромадзи, что позволяет сортировать слова в обычном порядке латинского алфавита. Это вызвано тем, что ромадзи представляет собою буквенное письмо, между тем, как кана — силлабическое (слоговое).

Направление письма

Традиционно японцы использовали китайский способ письма — символы идут сверху вниз, а столбцы справа налево. Этот способ продолжает широко использоваться в художественной литературе и в газетах. В научной литературе, однако, чаще всего используется европейский способ письма — символы идут слева направо, а строки сверху вниз. Это связано с тем, что в научных текстах часто приходится вставлять слова и фразы на других языках, а также математические и химические формулы. В вертикальном тексте это очень неудобно.

Официально горизонтальное письмо слева направо было принято лишь в 1959 году. А до этого многие виды текстов набирались справа налево.

Тем не менее даже сейчас всё ещё можно встретить горизонтальное письмо с направлением письма справа налево на вывесках и в лозунгах — это, строго говоря, подвид вертикального письма, в котором каждый столбец состоит всего из одного знака.

Онные и кунные чтения иероглифов

Так как почти все японские иероглифы были заимствованы из китайского языка, в японском сохранились подобия китайским чтениям иероглифов на момент заимствования — онные чтения иероглифов. Данные чтения сильно отличаются от чтений в современном китайском языке, поскольку он происходит от северных диалектов, бывших в момент заимствования периферийными. Онные чтения близки к чтениям данных иероглифов в современном китайском языке хакка, в меньшей степени — в кантонском. С другой стороны, за иероглифами одновременно закрепились и кунные чтения, то есть исконно японское произношение соответствующих слов. Как правило, иероглифы, представляющие самостоятельные слова, читаются кунными чтениями, в то время как в сложных словах иероглифам присущи преимущественно онные чтения.

Примеры онных и кунных чтений
Иероглиф Чтение в китайском языке Чтение в хакка Онные чтения Кунные чтения
rì/жи ngit нити, дзицу: 一日 (итинити, целый день) хи: (хи (ひ), день)
shēng/шэн sên сэй, сё:: 人生 (дзинсэй, человеческая жизнь) и: 生きる (икиру, жить)
dà/да thai тай: 大変 (тайхэн, очень) оо: 大きい (оокий, большой), 大いに (оой-ни, весьма, очень)

Грамматика

Японский язык обладает агглютинативным грамматическим строем с начавшимися процессами флективизации. От классических агглютинативных языков (тюркские, монгольские) его отличает наличие двух спряжений глаголов, а также неправильных глаголов, неразвитая система притяжательных аффиксов, ограничивающаяся лишь приставкой お- (о-) или ご- (го-), в зависимости от главного слова во 2-м и 3-м лице, а также наличие трёх групп изменения прилагательных. В результате сильного китайского влияния японский язык характеризуется наличием счётных суффиксов, группы китайских прилагательных на -的 (-тэки), а также, возможно, благодаря воздействию китайского языка в японском языке нет спряжения глаголов по числам и лицамК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3218 дней]. Характерной чертой японского языка является спряжение прилагательных и глаголов по основам, от которых образуются законченные грамматические формы слова.

Для японского предложения характерны следующие принципы:

Имя существительное

Существительные не имеют категории рода, также нет чёткой грамматической формулировки образования множественного числа. Нет артиклей.

Для образования множественного числа может использоваться:

В японском языке развита система падежей существительного. Набор падежных суффиксов одинаков для всех существительных, поэтому склонение просто в использовании и при изучении.

Кана Чтение Падежи Вопрос Пример Транскрипция Перевод
Звательный (основной, словарный) Кто? Что? 私は学生です Ватаси-ва гакусэй дэсу Я студент
-は -ва Именительный (тематического подлежащего) Кто? Что? 田中さんは軍人です Танака-сан-ва гундзин дэсу Господин Танака — военный
-が -га Именительный (рематического подлежащего) Кто? Что? アンナさんが学生です Анна-сан га гакусэй дэсу Анна (а не кто-либо) студентка
-を Винительный Кого? Что? 本を読みます Хон-о ёмимасу Читаю книгу
-の -но Родительный Чей? Кого? Чего? 父の家 Тити-но иэ Дом отца
-に -ни Дательный Кому? Чему? 本を学生に上げます Хон-о гакусэй-ни агэмасу Даю книгу студенту
-に -ни Места при глаголах состояния Где? 部屋に机があります Хэя-ни цукуэ-га аримасу В комнате — стол
-に -ни Цели Куда? Зачем? 勉強に行きます Бэнкё: ни икимасу Пойду учиться
-に -ни Превратительный В кого? Во что? 学者になります Гакуся-ни наримасу Стану ученым
-へ Направления Куда? 会社へ行きます Кайся-э икимасу Иду в фирму
-で -дэ Орудия, места действия Кем? Чем? Где? 箱を家で作ります Хако-о иэ-дэ цукуримасу Делаю ящик дома
-から -кара Исходный Откуда? От какого места? От какого времени? ウラジオストクから来ました Урадзиосутоку-кара кимасита Приехал из Владивостока
-まで -мадэ Предельный Докуда? До какого места? До какого времени? ロケットは星まで飛びます Рокэтто-ва хоси-мадэ тобимасу Ракеты долетят до звёзд
-より -ёри Сравнения Чем кто? Чем что? По сравнению с кем (чем)? 外は内より涼しいです Сото-ва ути-ёри судзусий дэсу Снаружи холоднее, чем в доме
-と -то Совместный С кем? С чем? 友達と映画館へ行きます Томодати-то эйгакан-э икимасу Иду с другом в кино
-も -мо Присоединительный И кто? И что? 私もそう思います Ватаси-мо со: омоимасу Я тоже так думаю

При обращении к лицу используются именные суффиксы, соответствующие словам «господин», «сэр», «товарищ», «мадам», «сударыня» в других языках: 田中さん (Танака-сан, господин/госпожа Танака), 山本先生 (Ямамото-сэнсэй, г-н Ямамото (обращение к врачу или преподавателю)), 川田君 (Кавада-кун, коллега Кавада).

Для обозначения пространственных, временных и других смысловых взаимоотношений используются послелоги.

Имя прилагательное

Прилагательные в японском языке не склоняются по падежам, а спрягаются по временам и наклонениям. Как и глаголы, прилагательные имеют основы, от которых образуются дальнейшие грамматические формы.

В японском языке 3 категории прилагательных:

Спряжение предикативных прилагательных происходит единообразным изменением суффикса -い () на соответствующие суффиксы основ. В качестве примера — прилагательное 赤い (акай, красный)

I основа
(Словарная)
II основа
(Словообразовательная)
III основа
(Наречно-соединительная)
IV основа
(Условная)
V основа
(Вероятностная)
-い () -く (-ку) -けれ (-кэрэ) -かろう (-каро:)
Пример
赤い (акай) (ака) 赤く (акаку) 赤けれ (акакэрэ) 赤かろう (акакаро:)

Использование I основы

Использование II основы

Использование III основы

Использование IV основы

Использование V основы

Окончания полупредикативных прилагательных

Глагол

Спряжение глаголов по числам и лицам в японском языке отсутствует. Вместе с тем в японском языке существуют такие формы глагола, аналогов которым нет в русском языке, и для перевода приходится использовать аналитические конструкции, то есть дополнительные слова. Глаголы могут изменяться по пяти основам. Существуют два спряжения глаголов и два глагола неправильного спряжения:[10]

Помимо пяти основ, существуют формы прошедшего времени и деепричастия, образование которых у глаголов I спряжения происходит по-разному. Изменение по основам у глаголов I спряжения повторяет следование знаков в слоговой азбуке. Ниже приведена таблица спряжения глаголов по пяти основам и двум дополнительным формам:

I основа
(Отрицательная)
II основа
(Словообразовательная)
III основа
(Словарная)
IV основа
(Условно-повелительная)
V основа
(Вероятностно-пригласительная)
Прошедшее
время
Деепричастие
I Спряжение
-わ- (-ва-) -い- (-й-) -う () -え () -おう (-о:) -った (-тта) -って (-ттэ)
-た- (-та-) -ち- (-ти-) -つ (-цу) -て (-тэ) -とう (-то:) -った (-тта) -って (-ттэ)
-ら- (-ра-) -り- (-ри-) -る (-ру) -れ (-рэ) -ろう (-ро:) -った (-тта) -って (-ттэ)
-な- (-на-) -に- (-ни-) -ぬ (-ну) -ね (-нэ) -のう (-но:) -んだ (-нда) -んで (-ндэ)
-ば- (-ба-) -び- (-би-) -ぶ (-бу) -べ (-бэ) -ぼう (-бо:) -んだ (-нда) -んで (-ндэ)
-ま- (-ма-) -み- (-ми-) -む (-му) -め (-мэ) -もう (-мо:) -んだ (-нда) -んで (-ндэ)
-か- (-ка-) -き- (-ки-) -く (-ку) -け (-кэ) -こう (-ко:) -いた (-йта) -いて (-йтэ)
-が- (-га-) -ぎ- (-ги-) -ぐ (-гу) -げ (-гэ) -ごう (-го:) -いだ (-йда) -いで (-йдэ)
-さ- (-са-) -し- (-си-) -す (-су) -せ (-сэ) -そう (-со:) -した (-сита) -して (-ситэ)
いか- (ика-)[11] いき- (ики-) いく (ику) いけ (икэ) いこう (ико:) いった (итта) いって (иттэ)
II Спряжение
— (-) — (-) -る (-ру) -れ (-рэ) -よう (-ё:) -た (-та) -て (-тэ)
Неправильные глаголы
し-, せ-, さ- (си-, сэ-, са-) し- (си-) する (суру) すれ (сурэ) しよう (сиё:) した (сита) して (ситэ)
こ- (ко-) き- (ки-) くる (куру) くれ (курэ) こよう (коё:) きた (кита) きて (китэ)

Использование I основы

Вежливые формы

Основная функция II основы японского глагола — образование вежливых форм изъявительного наклонения. В связи с этим существуют четыре суффикса, добавляемые ко II основе глагола. В качестве примеров изменения — глаголы 急ぐ (исогу, спешить, торопиться) и 食べる (табэру, есть):

Данные формы используются преимущественно в нейтрально-вежливой речи. В учтиво-вежливой речи используются более сложные конструкции с использованием вспомогательных глаголов и особых вежливых слов, кэйго.

Другие случаи использования II основы

Использование III основы

Использование IV основы

Использование V основы

Использование формы прошедшего времени

Использование формы деепричастия

Местоимения

Личные местоимения

Личные местоимения в японском языке разные в зависимости от лица, рода, числа и стиля речи. Этот класс непостоянен во времени, и существует много архаичных форм местоимений. Изменяются по падежам, подобно существительным. Кроме того нужно учитывать что в современной японской речи стараются избегать местоимений второго лица. Вежливо обращаются по имени, или должности, а когда это не возможно, обращаются к «стороне» диалога. Из-за этого могут возникать затруднения с правильным выбором местоимения второго лица.

Некоторые личные местоимения
Лицо просторечие нейтрально-вежливая речь учтиво-вежливая речь
первое (боку, мужчина)
あたし (атаси, женщина)
(ватаси, женщина)
(орэ, мужчина)
(ватаси) (ватакуси)
второе (кими)
お前 (омаэ)
貴方 (аната)
そちら (сотира)
貴方様 (аната-сама)
третье (карэ, мужчина)
彼女 (канодзё, женщина)
あの人 (анохито), あの方 (аноката)

Местоимения I лица[14]:

Местоимения II лица[14]:

Местоимения III лица:

Вопросительные местоимения:

Указательные местоимения

В японском языке существует три категории дальности указательных местоимений:

При помощи корня ど- (до-) образуются соответствующие вопросительные местоимения.

Указательные местоимения
こ- (ко-) そ- (со-) あ- (а-) ど- (до-)
-れ (-рэ) これ (корэ), это それ (сорэ), то あれ (арэ), вон то どれ (дорэ), что?
-の (-но) この (коно), этот その (соно), тот あの (ано), вон тот どの (доно), который?
-んな (-нна) こんな (конна), такой, как этот そんな (сонна), такой, как тот あんな (анна), такой, как вон тот どんな (донна), какой?
-こ (-ко) ここ (коко), это место, здесь そこ (соко) то место, там あそこ (асоко) вон то место, вон там どこ (доко), где?
-ちら (-тира) こちら (котира) этот вариант, здесь そちら (сотира) этот, тот вариант, здесь, там あちら (атира) тот вариант, там どちら (дотира), какой вариант? где?
-う (удлинение) こう (ко:), так, этим способом そう (со:), так, этим, тем способом ああ (а:), так, тем способом どう (до:), как? каким способом?

Числительные

В японском языке две категории числительных — китайские, посредством которых выражаются все числа, и исконно-японские, менее употребительные, только для чисел 1—10 и 20. Сравнительная таблица китайских и японских числительных:

Число 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20
Китайский вариант (ити) (ни) (сан) (си) (го) (року) (сити) (хати) (ку, кю:) (дзю:) 二十 (нидзю:)
Японский вариант 一つ (хитоцу) 二つ (футацу) 三つ (мицу) 四つ (ёцу) 五つ (ицуцу) 六つ (муцу) 七つ (нанацу) 八つ (яцу) 九つ (коконоцу) (то:) 二十 (хатати)

Часто в разговорной речи для числительного вместо чтения (си) из-за созвучия с иероглифом (си, смерть) употребляется кунное чтение (ён). По той же причине числительное чаще читается как нана вместо сити.

Для образования разрядов употребляются следующие числительные: (дзю:, 10) — 二十 (нидзю:, 20), (хяку, 100) — 五百 (гохяку, 500), (сэн, 1000) — 九千 (кю: сэн, 9000), (ман, 10000) — 三万 (самман, 30000).

Классы японских числительных состоят не из трёх, как в русском, а четырёх разрядов. Поэтому миллион по-японски: 百万 (хякуман), дословно, «сто по десять тысяч». Для обозначения высоких классов числительных используются слова (оку, сто миллионов), (тё:, триллион)

Лексика

Как отмечалось выше, существуют онные и кунные чтения иероглифов. Исконно японские слова, не заимствованные из китайского языка во время появления письменности в VI в., составляют группу слов ваго (和語), в то время как заимствованные слова из онных чтений составляют группу канго (漢語).

Слова из группы ваго, как правило, имеют один иероглифический корень: (сара, тарелка), 美しい (уцукусий, красивый), 見える (миэру, виднеться), могут представлять сочетания иероглифов, читающихся в кунном чтении: 花火 (ханаби, фейерверк).

Слова из группы канго, как правило, многокоренные (несколько иероглифов), хотя есть и одиночные иероглифы, произносимые в онном чтении: (хон, книга), (сё, почерк, книга), 禁じる (киндзиру, запрещать). Некоторые сложные слова в китайском и японском языках записываются одинаково и имеют сходные значения: 教室 (кё: сицу, кит. jiàoshì/цзяоши, аудитория), 同志 (до: си, кит. tóngzhì/тунчжи, товарищ), 学生 (гакусэй, кит. xuésheng/сюэшэн, студент). Для сложных слов используются разные модели. Вот наиболее распространённые:

К имеющимся словам могут присоединяться аффиксы для образования новых слов:

В японском языке большой пласт заимствований, особенно из английского языка. Эти слова повторяют чтение, но не написание соответствующих английских слов: ジュース (дзю: су, сок, англ. juice [dʒu: s]), ワイフ (вайфу, жена, англ. wife [waɪf]), センター (сэнта:, центр, англ. center ['sɛntə]).

Стили речи

В японской речи имеются стилистические разновидности, характеризующиеся употреблением тех или иных грамматических и лексических средств. Вот наиболее употребительные стили:

  • нейтрально-вежливая речь. Используются связка です (дэсу) и оформление глаголов в изъявительном наклонении суффиксом -ます (-масу) и производными от него суффиксами;
  • учтиво-вежливая речь. Помимо свойств нейтрально-вежливой речи имеются дополнительные особенности: использование вспомогательных глаголов ございます (годзаймасу), お願いします (о-нэгай-симасу); использование конструкций おNです (о-N-дэсу), おNになります (о-N-ни наримасу), おNなさいます (о-N-насаймасу), где N — глагол во II основе, для выражения действий II, III лиц, и аналогичных конструкций おNします (о-N-симасу), おNいたします (о-N-итасимасу) для действий I лица; использование личных местоимений, характерных для этого стиля (см. раздел Личные местоимения); особые термины родства для обозначения посторонних лиц: (тити, мой отец) — お父さん (ото: сан, Ваш, его, её отец), (цума, моя жена) — 奥さん (окусан, Ваша, его супруга); глаголы для использования во 2-м, 3-м лицах: なさう (насау, делать) вместо する (суру), めしあがる (мэсиагару, есть) вместо 食べる (табэру), ご覧になる (горан-ни нару, смотреть, читать), вместо 見る (миру) и 読む (ёму); глаголы для использования в I лице: 申す (мо: су, говорить) вместо 言う (иу), いただく (итадаку, есть, пить) вместо 食べる (табэру) и 飲む (ному);

Изучение

Японский язык имеет собственную лингвистическую традицию изучения и описания, развившуюся с XVII века во многом под влиянием китайской, но с учётом особенностей языка. Преобладало филологическое «толкование» текстов. С XIX века начинается влияние европейского языкознания, с 1920-х — структурализма. В 1940-е годы под влиянием трудов Мотоки Токиэды складывается «школа языкового существования», изучающая японский язык в его реальном повседневном функционировании. Заметную роль в Японии с 1950-х годов]] играет также генеративизм.

С начала ХХ века растёт интерес к происхождению японского языка. Огура Симпэй публикует работы о родстве японского и корейского языков. Аналогичные идеи, которые получают развитие в рамках алтайской гипотезы, высказывают европейские лингвисты. В СССР до конца 1950-х гг. работы Огуры подвергались критике по политическим мотивам.

Изучение японского языка европейцами начинается с XVII века, но из-за ограниченности контактов до середины XIX век]а почти не развивается. Затем появляются национальные школы японистики, в XX веке в России японский язык изучали Е. Д. Поливанов, Н. И. Конрад, А. А. Холодович, Н. А. Сыромятников, В. М. Алпатов и другие.

Из российских и советских изданий ранее пользовалось популярностью руководство А. Н. Колесникова «Японский для всех» с прилагаемыми аудиоматериалами. Самоучитель способствует развитию навыков разговорной речи, однако японская письменность в руководстве не разбирается. Другие отечественные руководства — «Самоучитель японского языка» Б. П. Лаврентьева, «Японский язык для начинающих» и «Японский язык для продолжающих» Л. Т. Нечаевой.

Среди иноязычных изданий заслуживает внимания руководство «Син нихонго но кисо» (新日本語の基礎), составленное членами японской организации AOTS (англ.) (Association for Overseas Technical Scholarship). Руководство состоит из нескольких томов с уроками, к ним прилагаются отдельные книги по грамматике и словари к урокам, обильный аудиоматериал на практически все упражнения руководства, а также видеоматериал на тексты из уроков.

См. также

Напишите отзыв о статье "Японский язык"

Примечания

  1. В Японии статус японского языка не определён ни конституцией, ни законами
  2. Лингвистический энциклопедический словарь/В. Н. Ярцева. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 625. — ISBN 5-85270-031-2.
  3. [www.jpf.go.jp/e/project/japanese/survey/result/survey12.html Survey Report on Japanese-Language Education Abroad 2012 // Japan Foundation
  4. [www.pacificdigitallibrary.org/cgi-bin/pdl?e=d-000off-pdl--00-2--0--010-TE--4-------0-1l--10en-50---20-text-Japanese--00-3-1-00bySR-0-0-000utfZz-8-00&d=HASHa4b7077d472c4cdb9c8ddf.10&p=text Constitution of the State of Angaur]. Pacific Digital Library. Проверено 17 декабря 2015.
  5. Osborne, P. L. Palau, Republic of / Patrick L. Osborne // [books.google.ru/books?id=08OV704armMC&lpg=PP1&hl=ru&pg=PR3#v=onepage&q&f=false Encyclopedia of the Developing World] / Ed. Thomas M. Leonard — Routlege, Taylor & Francis Group, 2006. — Vol. 3 — 1759 p. — ISBN 978-0-415-97664-0
  6. Daniel Long & Keisuke Imamura. [www.ninjal.ac.jp/research/project/a/creole/files/creole_Palau.pdf The Japanese Language in Palau] (англ.). Tokyo: National Institute for Japanese Language and Linguistics (2013).
  7. [www.philology.ru/linguistics4/ivanov_a-00.htm А. Ю. Иванов. «Влияние корейского языка на процесс формирования японского языка»]
  8. Masayoshi Shibatani. [library.ebonline.com/levels/adults/article/109805 Japanese language] (англ.). Британская энциклопедия. Проверено 3 августа 2016.  (требуется подписка)
  9. Маевский Е. В. Графическая стилистика японского языка. М., 2000. С. 139—143
  10. Японский язык для начинающих. Учебник. Часть 1/Нечаева Л. Т. — М.: Московский Лицей, 2001. — 344 с.; урок 10, §§ 1—4.
  11. Глагол 行く (ику, юку, «идти») образует форму деепричастия и прошедшего времени не так, как все глаголы первого спряжения. См. Японский язык для начинающих. Учебник. Часть 1/Нечаева Л. Т. — М.: Московский Лицей, 2001. — 344 с.; урок 10, §§ 1—4, стр. — 119—121; урок 17, § 1, стр. 278; урок 18, § 1, стр. — 300—301.
  12. [krakozyabr.ru/2010/09/funkcii-osnov-glagola/ Все о японском языке]
  13. [krakozyabr.ru/2012/03/suffiks-%E3%81%BE%E3%81%84-otricatelnoe-predpolozhenie-i-namerenie/ Все о японском языке]
  14. 1 2 3 [honyaku-subs.ru/files/121-japanese-audiolessons.html Японский язык — аудиоуроки] (рус.). Культурный центр «Сибирь-Хоккайдо» для начинающих. — I лицо (19:32 — 22:13), II лицо (22:13 — 25:25), именные суффиксы (25:25 — 28:00). Проверено 22 ноября 2010. [www.webcitation.org/617o5PcqF Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].

Литература и источники

Ссылки

«Википедия» содержит раздел
на японском языке
«メインページ»

Словари
Уроки и материалы для занятий

Отрывок, характеризующий Японский язык

Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Японский_язык&oldid=81619954»