«Япон» и японец
 |
Значимость предмета статьи поставлена под сомнение. Пожалуйста, покажите в статье значимость её предмета, добавив в неё доказательства значимости по частным критериям значимости или, в случае если частные критерии значимости для предмета статьи отсутствуют, по общему критерию значимости. Подробности могут быть на странице обсуждения.
|
| «Япон» и японец | |
| азерб. «Јапон» вә јапонијалы | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
26 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
«Япон» и японец (азерб. «Yapon» və yaponiyalı / «Јапон» вә јапонијалы) — короткометражный фильм, трагикомедия азербайджанского режиссёра Сергея Ратникова, снятая в 1990 году на основе сценария Вагифа Мустафаева. Фильм снимался на студии «Дебют» на базе киностудии «Азербайджанфильм».
Содержание
Сюжет
1944 год. На Окинаве группу японских лётчиков-камикадзе провожают в последний путь. В бою один из них (играет Эдуард Пак[1]) сбивается с курса, провалив тем самым задание, и падает в море близ рыбацкого посёлка Нардаран в Азербайджане. Японца подбирает молодой рыбак Гюльбала (играет Давуд Давудов), по прозвищу «Япон» (из-за строения глаз). Гюльбала приводит японца домой. Так японец остаётся жить с Гюльбалой и его слепой матерью (играет Лятифа Алиева), которые каждый раз препятствуют ему сделать харакири. У Гюльбалы в свою очередь проблемы с местным авторитетом (играет Омур Нагиев), который запрещает ему рыбачить на «его территории».
Тем временем начальнику НКВД Мелик-Бабанову (играет Октай Агаев[2]) сообщают, что «у него под носом орудует японский диверсант». Тот со своими людьми приезжает в посёлок и спрашивает у местного, нет ли тут у них японца. Ему указывают на Гюльбалу, которого тоже все зовут «япон». Думая, что Гюльбала и есть тот самый японский диверсант, его приводят в НКВД и собираются пытать. Но вскоре выясняется, что никакой Гюльбала не японец, и его отпускают. Однако позже в руки НКВД попадает предсмертное письмо японца, которое тот написал своей матери. Мелик-Бабанов возвращается в Нардаран и случайно встречает Гюльбалу. Начинается погоня. Раненный в ногу Гюльбала, чтобы не попасть в руки НКВД-шникам, вспарывает себе живот, совершает харакири, прямо на глазах у изумлённого Мелик-Бабанова. Японец же с криками «япон» рыдает вслед машинам, увозящим тело Гюльбалы.
В конце фильма японец остаётся жить с матерью Гюльбалы и помогает ей по хозяйству. Та думает, что её сын жив и пишет ему письма.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Давуд Давудов | Гюльбала («Япон») |
| Эдуард Пак | японец |
| Октай Агаев | начальник НКВД Мелик-Бабанов |
| Лятифа Алиева | мать Гюльбалы |
| Мабуд Магеррамов | генерал Тоёда |
| Камиль Магеррамов | контролёр улова |
| Омир Нагиев | местный авторитет, житель рыбачьего посёлка |
| Вахид Алиев | сотрудник НКВД в шляпе |
| Идрис Рустамов | Фиранги |
Источники
- ↑ [kortheatre.kz/ru/eduardpak.php Информация об Эдуарде Паке] на сайте Республиканского государственного корейского театра музыкальной комедии.
- ↑ [news.day.az/society/63760.html Скончался народный артист Азербайджана Октай Агаев]
Напишите отзыв о статье "«Япон» и японец"
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=yWwZwnAZ_F4 Фильм] на Youtube.
Отрывок, характеризующий «Япон» и японец
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
