Зубайраев, Яраги Магомадович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Яраги Магомадович Зубайраев»)
Перейти к: навигация, поиск

Яраги Магомадович Зубайраев
Место смерти:

Грозный, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР

Профессия:

актёр, режиссёр

Годы активности:

1933-1980

Театр:

Чечено-Ингушский государственный драматический театр имени Х. Нурадилова

Награды:
Внешние изображения
[mkchr.com/LoadedImages/2008/12/03/Yaragi_02.jpg Яраги Зубайраев]
[www.sovietfilm.net/uploads/posts/2013-12/1386597358_zemlya-ottsov-2132637.jpg Афиша фильма «Земля отцов» в котором снимался Яраги Зубайраев]

Яра́ги Магома́дович Зубайра́ев (22 октября 1917 года — 18 сентября 1980 года, Грозный, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР) — чеченский советский актёр, ведущий артист Чечено-Ингушского государственного драматического театра имени Х. Нурадилова, член Союза театральных деятелей РСФСР, Народный артист Чечено-Ингушской АССР (1943 год), Заслуженный артист РСФСР (1960 год)[1], Народный артист РСФСР (1978 год).





Биография

Родился в Чечне 22 октября 1917 года в бедной крестьянской семье. После окончания школы стал студентом кооперативного техникума.

В 1933 году его привёл в театр Абдурахман Авторханов, который был основателем и первым директором Чеченского драматического театра. Зубайраев начал учиться в театральной студии при Чеченском театре.

В 1934 году были объединены Чеченская и Ингушская области. Руководство новой Чечено-Ингушской автономной области обратилось к руководству Грузии с просьбой помочь в развитии театрального искусства. В Грозный был прислан режиссёр Арчил Чхартишвили. Кроме того, группа молодых артистов, в числе которых был и Зубайраев, была приглашена на учебу в Грузинский государственный академический театр имени Шота Руставели (Тбилиси). Его педагогами были Сандро Ахметели, Акакий Хорава, Акакий Васадзе.

В 19361944 годах был актёром Чечено-Ингушского театра. В 1938 году Саид Бадуев, произведения которого составляли репертуар Чечено-Ингушского театра, был репрессирован, и на все его произведения был наложен запрет. В течение полугода работа театра была парализована. Наконец, был создан новый репертуар, в который вошли пьесы Нурдина Музаева «Асет», «Любовь Яровая» Константина Тренёва, «Накануне» Александра Афиногенова и другие. В 1940 году за огромный вклад в развитие театрального искусства республики ряд актёров и режиссёров, среди которых был и Зубайраев, был отмечен званием Заслуженный артист ЧИАССР.

22 июня 1941 года, в день начала Великой Отечественной войны, Чечено-Ингушский госдрамтеатр находился на гастролях в Ведено. Но после выступления наркома Молотова по радио многие актёры прямо из Ведено ушли добровольцами на фронт. Зубайраева на фронт не отпустили, потому что на нём держался весь репертуар национального театра.

В первые же дни войны в Грозном была создана концертная бригада для работы на фронте. Члены бригады дали больше 900 спектаклей и концертов. Яраги Зубайраев принимал самое активное участие в её выступлениях. Обычно перед бойцами Красной Армии игрались спектакли «Олеко Дундич» и «Адин Сурхо». Часто представления проходили ночью, при свете луны в открытой степи — огонь разводить было нельзя.

Все сцены, и в том числе те, где происходили «бои», игрались верхом на армейских скакунах. Зрелище, конечно, было впечатляющим. Однако не обходилось и без переживаний, не предусмотренных пьесой. В спектакле «Адин Сурхо» по ходу действия герой отнимает свою похищенную невесту у князя и передаёт её, не покидая седла, своему другу Булату. Но конь исполнителя этой роли вдруг заартачился, и тот не сумел удержать актрису. Словно почуяв неладное, лошадь встала, как вкопанная. Миг — и крепкие руки партнёра выхватили девушку прямо из-под копыт. Так виртуозно мог сыграть только Яраги Зубайраев, что зритель воспринял эту заминку как хорошо отрепетированный трюк

— писала в статье «Спектакли при ясной луне», опубликованной в газете «Грозненский рабочий» 19 мая 1985 года, заслуженная артистка РСФСР Тамара Алиева.

Зубайраев также выступил инициатором сбора денег для постройки танка, который должны были назвать именем чечено-ингушского театра.

30 июня 1943 года указом Председателя Президиума Верховного Совета ЧИАССР Ю. Тамбиева за образцовое обслуживание частей Красной Армии в дни Великой Отечественной войны Яраги Зубайраеву было присвоено звание Народного артиста Чечено-Ингушской АССР.

После присвоения звания Героя Советского Союза Ханпаше Нурадилову театр получил его имя.

22 февраля 1944 года в театре шёл вечерний спектакль «Адин Сурхо». Но спектакль прервали сотрудники НКВД, которые сообщили о депортации. В годы депортации в 1944-1946 годах Зубайраев работал в Южно-Казахстанском русском театре. Во время выселения они с супругой потеряли друг друга. Отчаявшись её найти, он женился вторично.

В 1957 году вернулся на родину и в родной театр. Первой постановкой возрождённого театра был спектакль «Асланбек Шерипов» по одноимённой пьесе писателя Халида Ошаева. В театре велась работа по восстановлению репертуара, который был до выселения, а также созданию новых постановок.

Шестидесятые годы XX века были очень продуктивными в работе театра. Актёры словно пытались наверстать упущенное в период депортации. Афиши пестрели названиями премьер. Фамилии известных драматургов всех времен и народов красовались в репертуарном списке. Русская классика чередовалась с западноевропейской. Не обходили стороной и драматургию народов Северного Кавказа. Во всех этих спектаклях играл Яраги Зубайраев. Он мог сыграть любую роль — от комической в мелодраме до высокой трагедии в пьесах всемирно известных авторов. Шекспир, Гольдони, Мольер, Корнель, Шиллер — вот неполный перечень имён классиков драматургии, в произведениях которых играл Зубайраев.

Будучи ровесником Октябрьской революции, свой день рождения он всегда отмечал 7 ноября. Сразу после парада все его друзья отправлялись к нему. На склоне лет получил двухкомнатную квартиру, но прожил в ней недолго. Он скончался 18 сентября 1980 года. Им было сыграно более 200 ролей, в том числе почти вся чеченская классика, десятки ролей в шедеврах мировой литературы и десятки ролей в спектаклях, поставленных по мотивам современных произведений.

Интересные факты

  • В 1933 году в селении Алхан-Кала проходила республиканская конференция красных партизан. Под занавес конференции чеченский театр дал спектакль «Красная крепость» по одноимённой пьесе Саида Бадуева. В ходе спектакля белогвардейцы на некоторое время брали верх над красногвардейцами. Особо лютовал один из офицеров белой армии, которого играл Зубайраев. Старый партизан, сидевший в зале и никогда не видевший театра, принял игру артистов за действительность и открыл огонь. Чудом никто не пострадал. Администрации пришлось объяснять зрителям, что происходящее на сцене — всего лишь игра актёров[2]. Этот эпизод лёг в основуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3368 дней] рассказа Идриса Базоркина «Кремнёвый пистолет»[3].

Роли

Спектакли

Фильмография

Семья

Первая супруга — Заслуженная артистка РСФСР Тамара Алиева. Вторая — Зубайраева Зинаида. Оба брака были бездетными.

Звания

Напишите отзыв о статье "Зубайраев, Яраги Магомадович"

Литература

на русском языке
  • Базоркин И. М. Кремнёвый пистолет. — Грозный: Чечинггосиздат, 1940.
  • Малика Абалаева. Он был востребованным актёром // Вести республики : газета. — 2011. — № 23 декабря. — С. 3.
  • Хеди Берсанукаева. Он посвятил себя театру без остатка // Вести республики : газета. — 2007. — № 161. — С. 7.
  • Аза Газиева. Король чеченской сцены // Вести республики : газета. — 2012. — № 202(1885). — С. 3.
на чеченском языке
  • Аза Газиева. Театран исторехь йовр йоцу цIе (чеченский) // Даймохк : газета. — 2012. — № 117. — С. 3.
  • Зубайраев ЯрагIи (чеченский) // Даймохк : газета. — 2011. — № 22 ноября.

Примечания

  1. Театральная энциклопедия. Гл. ред. П. А. Марков. Т. 2 — М.: Советская энциклопедия, 1963, 1216 стб. с илл., 14 л. илл.
  2. [vesti95.ru/news/culture/8767675467.html Король чеченской сцены]
  3. Идрис Базоркин. Кремневый пистолет. Рассказ. Грозный, Чечинггосиздат, 1940

Ссылки

  • Хеди Берсанукаева. [mkchr.com/main.mhtml?Part=32&PubID=57 Яраги Зубайраев]. Министерство культуры Чеченской Республики (30 сентября 2008). Проверено 16 февраля 2014.
  • [checheninfo.ru/12105-yaragi-zubayraev.html Яраги Зубайраев]. Информационное агентство «Чечен-Инфо» (28 апреля 2012). Проверено 16 февраля 2014.
  • Аза Газиева. [vesti95.ru/news/culture/8767675467.html Король чеченской сцены]. Вести Республики (24 октября 2012). Проверено 16 февраля 2014.

Отрывок, характеризующий Зубайраев, Яраги Магомадович

«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.