Ярач, Стефан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сте́фан Я́рач
Stefan Jaracz
Дата рождения:

24 декабря 1883(1883-12-24)

Место рождения:

с. Жуковице Стары близ Тарнува,
Австрийская империя

Дата смерти:

11 августа 1945(1945-08-11) (61 год)

Место смерти:

Отвоцк,
Польша

Гражданство:

Польша Польша

Профессия:

актёр режиссёр

Направление:

театр, кинематограф

Награды:

Сте́фан Я́рач (польск. Stefan Jaracz; 24 декабря 1883, Жуковице Стары близ Тарнува, Австрийская империя — 11 августа 1945, Отвоцк) — польский актер театра и кино, режиссёр, писатель, публицист, общественный и театральный деятель, создатель и директор театра «Атенеум» в Варшаве.

Реформатор польского театра.





Биография

После окончания гимназии, изучал философию в Ягеллонском университете.

Театральную карьеру начал в Кракове в 1904 году. Позже — актëр передвижных театров, затем выступал на сценах Познани, Лодзи, Москвы, Киева (1915—1918) и Варшавы (в том числе, театров Малого, Польского, Народового). Во время первой мировой войны в 1915 выслан в глубь России, как австрийский подданный (в 1916 был в Москве; в 1917—1918 в Киеве). Встреча с К. С. Станиславским оказала большое влияние на дальнейшее творчество Ярача.

В 1921—1923 играл в театре «Reduta». В 1930 организовал известный ныне варшавский театр «Атенеум» (пол. Ateneum) (совместтно с С. Пежановской и З. Хмельницким), в 1930—1933 и 1935—1939 — руководил этим театром.

Был членом Союза артистов польской сцены.

Во время немецкой оккупации участвовал в деятельности военно-политической подпольной организации «Уния». После выполнения решения подпольного «Союза вооружённой борьбы» и казни боевиками в марте 1941 года коллаборациониста актера Иго Сыма, был арестован немцами в качестве заложника. 4 апреля того же года отправлен в концлагерь Освенцим. После многочисленных обращений общественности 15 мая 1941 был освобожден из лагеря и направлен в актерскую труппу «Testament».

Умер от туберкулёза горла, которым заболел в концлагере. Похоронен на «Алле Заслуженных» кладбища Старые Повонзки в Варшаве.

Дочь актёра — Анна Ярачувна (1916—1979), польская актриса кино и театра.

Творчество

Стефан Ярач — легенда польской театральной сцены, один из создателей современного польского актерского искусства. Основывался на принципах Станиславского и Московского Художественного театра.

Исполнял роли классического и современного репертуара, играл в драмах, комедиях и фарсах. Сыграл много ролей в пьесах Шекспира. Среди ролей: Иуда («Иуда» Пшервы-Тетмайера), Шель и Смугонь («Туронь» и «Улетела от меня перепёлочка» С. Жеромского), Акакий Акакиевич («Шинель» по Гоголю).

С 1920-х годов снимался в кино. Сыграл в около 30 фильмах.

Избранная фильмография

В 1962 опубликовал книгу избранных статей «О театре и актере».

Награды

Памятники С. Ярачу в Польше

Напишите отзыв о статье "Ярач, Стефан"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ярач, Стефан

– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.