Ярвинен, Матти

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ярвинен, Матти Хенрикки»)
Перейти к: навигация, поиск
Матти Ярвинен

Матти Ярвинен на Олимпиаде-1932
Общая информация
Полное имя

Матти Хенрикки Ярвинен

Дата и место рождения

18 февраля 1909(1909-02-18)
Таммерфорс, Великое княжество Финляндское

Дата и место смерти

22 июля 1985(1985-07-22) (76 лет)
Хельсинки, Финляндия

Гражданство

Финляндия Финляндия

Рост

186 см

Вес

76 кг

Личные рекорды
Копьё

77 м 23 см (1936)

Международные медали
Олимпийские игры
Золото Лос-Анджелес 1932 метание копья
Чемпионаты Европы
Золото Турин 1934 метание копья
Золото Париж 1938 метание копья

Ма́тти Хенрикки Я́рвинен (фин. Matti Henrikki Järvinen; 18 февраля 1909, Таммерфорс, Великое княжество Финляндское — 22 июля 1985, Хельсинки, Финляндия) — финский легкоатлет, олимпийский чемпион; младший брат легкоатлета Акиллеса Ярвинена.



Спортивная карьера

Матти Ярвинен родился в 1909 году в Таммерфорсе (Великое княжество Финляндское); его отцом был Вернер Ярвинен — бронзовый призёр Олимпиады — 1908. В 1932 году на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе он завоевал золотую медаль, метнув копьё на 72 м 71 см. В 1934 года Матти Ярвинен стал чемпионом Европы, метнув копьё на 76 м 66 см и установив тем самым новый мировой рекорд. В 1936 году на Олимпийских играх в Берлине он был лишь 5-м, но в 1938 году вновь стал чемпионом Европы.

В годы Второй мировой войны Матти Ярвинен служил инструктором, обучая солдат метанию гранат.

Башня Олимпийского стадиона Хельсинки имеет высоту 72 м 71 см в честь знаменитого олимпийского броска Матти Ярвинена.

Напишите отзыв о статье "Ярвинен, Матти"

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ja/matti-jarvinen-1.html Матти Ярвинен] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)


Отрывок, характеризующий Ярвинен, Матти

Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.