Ярёменко, Василий Сергеевич

Ярёменко Василий Сергеевич
укр. Яре́менко Василь Сергiйович
Дата рождения:	20 октября (1 ноября) 1895(1895-11-01)
Место рождения:	с. Рогинцы, Роменский уезд Полтавская губерния, Российская империя
Дата смерти:	6 марта 1976(1976-03-06) (80 лет)
Место смерти:	Львов, Украинская ССР, СССР
Профессия:	актёр
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Театр:	Львовский УАДТ им. М. Заньковецкой
Награды:

Васи́лий Серге́евич Ярёменко (укр. Василь Сергiйович Яременко; 1895—1976) — украинский советский актёр. Народный артист СССР (1954). Лауреат Сталинской премии третьей степени (1950).

Биография

Василий Ярёменко родился 20 октября (1 ноября) 1895 года в селе Рогинцы (ныне Роменского района Сумской области Украины).

Сценическую деятельность начал в 1918 году в украинском театре в Ромнах. Здесь же в 1921 году окончил театральную студию под руководством И. П. Кавалеридзе.

С 1922 года — один из основателей и актёр Украинского драматического театра им. М. Заньковецкой, созданного на базе Народного театра (Киев). В 1923 году вместе с театром выехал из Киева на долговременные гастроли, с 1931 — в Запорожье, с 1944 — во Львове.

Автор воспоминаний о А. П. Затыркевич-Карпинской.

Член ВКП(б) с 1940 года.

Умер 6 марта 1976 года во Львове. Похоронен на Лычаковском кладбище.

Награды и звания

• Заслуженный артист Украинской ССР (1940)
• Народный артист Украинской ССР (1947)
• Народный артист СССР (1954)
• Сталинская премия третьей степени (1950) — за исполнение роли Петрушенко в спектакле «На большую землю» А. Ф. Хижняка.
• Орден Октябрьской Революции
• Орден «Знак Почёта» (10.09.1947)
• ещё 2 ордена
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• другие медали

Роли в театре

• 1925 — «Украденное счастье» И. Я. Франко — Гурман
• 1926 — «Отелло» У. Шекспира — Яго
• 1927 — «Ревизор» Н. В. Гоголя — Городничий
• 1928 — «Гайдамаки» по Т. Г. Шевченко — Гонта
• 1928 — «Любовь Яровая» К. А. Тренёва — Роман Кошкин
• 1929 — «Диктатура» И. К. Микитенко — Дударь
• 1933 — «Гибель эскадры» А. Е. Корнейчука — Стрыжень
• 1935 — «Песня о Свечке» И. А. Кочерги — Иван Свечка
• 1937 — «Правда» А. Е. Корнейчука — Тарас Голота
• 1941 — «Пархоменко» по В. В. Иванову — А. Я. Пархоменко
• 1941 — «Шельменко-денщик» Г. Ф. Квитки-Основьяненко — Шельменко
• 1942 — «Назар Стодоля» Т. Г. Шевченко — Гнат
• 1945 — «Мужицкий посол» Л. И. Смелянского — Франко
• 1948 — «Макар Дубрава» А. Е. Корнейчука — Макар Иванович Дубрава
• 1950 — «На большую землю» А. Ф. Хижняка — Петрушенко
• 1950 — «Бурлак» И. К. Карпенко-Карого — Опанас
• 1952 — «Любовь на рассвете» Я. А. Галана — Воркалюк
• 1952 — «Тарас Бульба» по Н. В. Гоголю — Тарас
• 1954 — «Сон князя Святослава» И. Я. Франко — Овлур
• 1957 — «Савва Чалый» И. К. Карпенко-Карого — Гнат Голый
• 1958 — «Весёлка» Н. Я. Зарудного — Кряж
• 1959 — «Имя» И. А. Кочерги — Забрамский
• 1961 — «Бондаривна» И. К. Карпенко-Карого — Бондарь
• 1961 — «Невольник» М. Л. Кропивницкого — Коваль
• 1965 — «Марина» Н. Я. Зарудного — Денис Варта
• «В пуще Л. Украинки — Годвинсон
• «Богдан Хмельницький» А. Е. Корнейчука — Богдан Хмельницький

Роли в кино

• 1954 — Назар Стодоля (фильм-спектакль) — Кобзарь
• 1956 — Кровавый рассвет — староста

Ссылки

• Яременко Василий Сергеевич — статья из Большой советской энциклопедии.
• [leksika.com.ua/12070204/ure/yaremenko ЯРЕМЕНКО Василь Сергійович]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Ярёменко, Василий Сергеевич

– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.