Ярнефельт, Арвид

О других представителях этого дворянского рода см. в статье Ярнефельт

Арвид Ярнефельт
Arvid Järnefelt
Дата рождения:	16 ноября 1861(1861-11-16)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	27 декабря 1932(1932-12-27) (71 год)
Место смерти:	Хельсинки, Финляндия
Гражданство:	Российская империя Российская империя, Финляндия Финляндия

А́рвид Я́рнефельт (фин. Arvid Järnefelt, 16 ноября 1861, Санкт-Петербург, Российская империя — 27 декабря 1932, Хельсинки, Финляндия) — финский писатель.

Биография

Родился 16 ноября 1861 года в Пулково (ныне в черте Санкт-Петербурга) в семье генерала Александера Ярнефельта и его жены Елизаветы Константиновны, урождённой Клодт фон Юргенсбург, племянницы скульптора Петра Клодта; среди его восьми братьев и сестёр — композитор и дирижёр Эдвард Армас Ярнефельт, художник Ээро Ярнефельт и Айно Сибелиус, жена Яна Сибелиуса.

Окончил Гельсингфорсский университет, в 1886—1888 был стипендиатом Московского университета, получив солидное юридическое образование. В эти годы он печатает в финских газетах свои «Письма из России», в которых делится впечатлениями о русской жизни, помогавшими лучше понять всегда восхищавшую его русскую литературу — ей посвящено заключительное письмо, написанное в 1887 в связи с пятидесятилетием гибели Пушкина.

Ярнефельт проникся идеями Л. Н. Толстого, влияние которого занимает очень важное место в его творчестве. Он стал одним из первых переводчиков Толстого на финский язык, в течение многих лет переписывался с ним. В 1895 он подал в отставку со службы в губернском суде, купил участок земли неподалёку от города Лохья, где основал крестьянское хозяйство, обучал грамоте местных жителей. В 1894 г. в Гельсингфорсе (Хельсинки) на финском языке была издана его автобиографическая книга «Моё пробуждение».

Первый роман «Отечество» (1893) демонстрировал стремление художника-реалиста дать исследование финской жизни. Сознание неблагополучия общества пронизывает романы «Братья» (1900), «Елена» (1902), «Дети матери-земли» (1905), «Жители Венехъоя» (1909), пьесу на «Самуэль Кроэль» (1907), и другие произведения, свидетельствовавшие о критической направленности творчества писателя и одновременно — о его приверженности идеям непротивления и самоусовершенствования. В 1910-е Ярнефельт пишет ряд пьес с отчётливой религиозно-назидательной тенденцией, публикует под псевдонимом выдержанный в том же духе роман «Счастливые» (1916).

В 1910-е писатель подолгу жил и работал в Европе, в частности в Париже.

В конце жизни Ярнефельт опубликовал три тома воспоминаний «Роман моих родителей» (1928—1930).

Издания на русском языке

• «Тит, разрушитель Иерусалима», Берлин, изд-во И. П. Ладыжникова, 1909 — историческая драма.
• Ернефельт Арвид. «Мое пробуждение. Исповедь», М., изд-во "Трудовой общины-коммуны «Трезвая жизнь», 1921.
• «Море жизни» // «Повести и рассказы» (Библиотека финской литературы), М., «Худож. лит.», 1982.
• «Два письма» // «Повести и рассказы» (Библиотека финской литературы), М., «Худож. лит.», 1982.

Литература

• Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий = 100 suomalaista pienoiselämäkertaa venäjäksi / Ред. Тимо Вихавайнен (Timo Vihavainen); пер. с финск. И. М. Соломеща. — Хельсинки: Общество финской литературы (Suomalaisen Kirjallisuuden Seura), 2004. — 814 с. — ISBN 951-746-522-X.. — [www.kansallisbiografia.fi/pdf/kb_ru.pdf Электронная версия]  (Проверено 18 февраля 2010)
• Булгаков В. Ф. [marsexx.narod.ru/tolstoy/bulgakov-tolstoy-druzia.html#975 А. А. Ернефельт] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3996 дней)) // О Толстом. Воспоминания и рассказы. Составление, вступительная статья и примечания доктора филологических наук А. И. Шифмана. — Тула, Приок. кн. изд-во, 1978. 479+8 п.
• Ернефельт, Арвид // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Арвид Ярнефельт
• rubtsov.penzadom.ru/peoples/jarnefelt_arvid.htm

Отрывок, характеризующий Ярнефельт, Арвид

Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.