Яровой, Михаил Мартынович
| Яровой Михаил Мартынович | |
| Род деятельности: |
Работник водного транспорта |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
город Чигирин, |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Жданов, |
| Награды и премии: | |
Михаил Мартынович Яровой (1909−1978) — советский работник морского и речного транспорта, Герой Социалистического Труда.
Содержание
Биография
- Источник [1], если не указано иначе.
Родился 6 (19) сентября 1909 года в Чигирине Российской империи, ныне Черкасской области Украины, в крестьянской семье.
Образование 4 класса начальной школы. Был пастухом.
1924−1928 гг. — сапожник в артели «Промкоопобувь».
1931−1935 гг. — плотник по найму в Кременчуге и Киеве.
C 1935 года — в гражданском морском флоте, был матросом на пароходах:
- «Георгий Димитров», ходил в охваченную гражданской войной Испанию, поставляя воено-техническую и материальную помощь сторонникам Второй Испанской Республики;
- «Волго-Дон»;
- «Местком».
В годы Великой Отечественной войны на теплоходе «Анатолий Серов» (названном в честь лётчика, Героя Советского Союза — Анатолия Серова) старшим матросом-плотником[1] принимал участие в перевозке боеприпасов и других военных грузов защитникам Одессы, Севастополя, Северного Кавказа, а также в эвакуации в тыл оборудования предприятий, мирных жителей, раненых бойцов.[2], принимал активное участие в Керченско-Феодосийском десанте, совершая регулярные рейсы в Камыш-Бурун, Новороссийск.[3]
В том числе, в мае−июле 1942 года принимал участие в последнем рейсе теплохода «Анатолий Серов» в осаждённый Севастополь, где во время выгрузки в результате налёта немецкой авиации судно получило тяжёлые повреждения. Одна из бомб попала во 2-й трюм. Трюм был затоплен[1]. Стоя у причала, теплоход получил крен и значительную осадку, но экипаж продолжил выгрузку. В течение 13 суток шла борьба за спасение судна — нужно было заделать пробоину, откачать воду, устранить крен и добиться необходимой осадки. В этом экипажу помогали и военные моряки Севастополя, в том числе, аварийная партия с лидера «Ташкент». Одновременно с борьбой за живучесть, экипаж «Анатолия Серова» вёл борьбу с самолетами противника, которые всё это время продолжали налёты на судно. В один из дней пришлось выдержать штурм 77 самолетов. При отражении этих нападений воздушного противника зенитчикам «Анатолия Серова» удалось сбить два «юнкерса», открыв тем самым счёт сбитым экипажем немецким самолетам. В ходе этих ожестожённых боёв погибли 3 члена экипажа, 6 были ранены, в том числе, матрос Яровой.[3]
С затопленным трюмом судно было вынуждено совершить обратный переход из Севастополя в Новороссийск.
В Новороссийске стоявшие в порту суда ежедневно подвергались налётам вражеской авиации. Во время очередного ожесточённого налета 12 августа «Анатолий Серов» вышел в открытое море, но «мессершмитты» настигли его и здесь. В течение двух часов на судно было сброшено свыше 100 бомб. Благодаря умелому маневрированию, прямых попаданий сперва не было. Наконец, бомба попала в кормовой 4-й трюм, судно стало быстро тонуть. Чтобы избежать полного затопления, теплоход был посажен капитаном на мель. Вражеская авиация не оставила теплоход в покое, экипаж был вынуждени перебраться на берег и замаскироваться в прибрежных сопках, где был принят следующий план действий: проводить по ночам ремонт, а днём прятаться на берегу.[3]
Экипаж судна, в том числе и Михаил Яровой, был вынужден снова вести многодневную борьбу за живучесть судна.[1] В течение восьми суток, ночью небольшие ремонтные бригады перебирались на судно и до утра боролись за его жизнь. Большую помощь им оказали портовики Новороссийска. В одну из ночей подошёл портовый буксир «Дельфин», небольшой плавучий кран, 20 августа 1942 года теплоход удалось снять с мели, и он своим ходом ушел в Поти (в Сухуми[1]).[3]
31 декабря 1942 года Михаил Яровой нараждён медалью «За отвагу».
С 1942 года — на должности боцмана, в которой пробыл до 1970 года, в том числе, на пароходах:
- 1947−1953 «Дон»,
- 1953−1963 «Черногорск» («Черкассы») и «Трускавец»,
- с июня 1963 на углерудовозе «Пролетарск» Азовского управления углерудовозного флота Черноморского морского пароходства:, порт приписки Жданов.
За выдающиеся производственные успехи и досрочное выполнение заданий семилетнего плана по развитию морского транспорта Указом Президиума Верховного Совета СССР 29 июля 1966 года Яровому Михаилу Мартыновичу присвоено звание Герой Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и молот».
Избирался депутатом районного совета народных депутатов города Жданова.
Умер 28 мая (по разным источникам 29 июня) 1978 года в Жданове, похоронен на Кировском кладбище.
Напишите отзыв о статье "Яровой, Михаил Мартынович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=20054 Яровой, Михаил Мартынович]. Сайт «Герои Страны».
- ↑ [odesskiy.com/chisto-fakti-iz-zhizni-i-istorii/istorija-teplohoda-aleksandr-serov.html Булович О. История теплохода «Александр Серов» // «Чисто Одесский сайт (Одесса от А до Я)» (odesskiy.com) (Проверено 6 июня 2013)]
- ↑ 1 2 3 4 [vo.od.ua/rubrics/dalekoe-blizkoe/14382.php Булович О. «Анатолий Серов». Теплоход, который догнала война // Газета «Вечерняя Одесса», 12 июня 2010. — № 83−84 (9214−9215)]
Литература
- Твоя, Мариуполь, слава! / Биографический справочник. Составители: Н. Н. Рябченко, В. П. Джувага/ — Мариуполь: ОО Клуб путешественников, 2004. — 175 стр.: ил.
Ссылки
- [rudocs.exdat.com/docs/index-40859.html?page=8 ЯРОВОЙ Михаил Мартынович // Сайт «rudocs.exdat.com» (Проверено 6 июня 2013)]
Отрывок, характеризующий Яровой, Михаил Мартынович
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
