Озимая культура

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Яровые культуры»)
Перейти к: навигация, поиск

Озимая культура — форма однолетних сельскохозяйственных зерновых (обычно злаковых), жизненный цикл которых требует перезимовки (от одного до нескольких месяцев) в условиях пониженных температур. Иногда используют аналогичный термин, «озимые растения», по отношению к любым растениям, не только сельскохозяйственным, для жизненного цикла которых требуется перезимовка.

Озимые культуры сеют осенью, до наступления зимы они прорастают, а весной продолжают свой жизненный цикл и созревают несколько раньше, чем яровые — однолетние культуры, высеваемые весной. Озимые сорта, как правило, дают более высокий урожай (за счёт использования запасов влаги в почве ранней весной), однако их можно выращивать только в районах с высоким снежным покровом и достаточно мягкими зимами. Кроме того, озимые формы более требовательны к почвам, менее засухоустойчивы и во многих случаях обладает худшими хлебопекарными качествами в сравнении с яровыми.

У озимых растений два разделённых во времени этапа активной вегетации: осенний (45—50 суток) и весенне-летний (от 75 суток на следующий год), между этими периодами всходы пребывают на зимовке в состоянии покоя.

Озимой формой обладают пшеница, рожь, ячмень и тритикале, во времена применения трёхпольной системы у этих культур существовали также сорта-двуручки — культуры, дающие удовлетворительный результат как при осеннем, так и при весеннем посеве. Существуют озимые рапс, сурепица (культивируется в основном в Германии), рыжик, вика. С применением яровизации принципиально возможен весенний посев озимых культур. У прочих зерновых культур существуют только яровые формы.

Напишите отзыв о статье "Озимая культура"



Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Озимая культура

– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.