Ярон, Григорий Маркович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ярон Григорий Маркович

Г. М. Ярон в роли графа Кутайсова,
оперетта Стрельникова «Холопка»
Дата рождения:

13 (25) февраля 1893(1893-02-25)

Место рождения:

Санкт-Петербург,
Российская империя

Дата смерти:

31 декабря 1963(1963-12-31) (70 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Профессия:

актёр, певец, театральный режиссёр

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Награды:

Григо́рий Ма́ркович Яро́н (13 [25] февраля 1893, Петербург31 декабря 1963, Москва) ― советский артист оперетты, режиссёр и либреттист, народный артист РСФСР (1940).





Биография

Родился в семье известного переводчика и либреттиста Марка Григорьевича Ярона, сына ветеринарного врача из Одессы, и оперной певицы Элеоноры Яковлевны Мелодист, дочери военного капельмейстера из Полтавы.

Учился в драматической школе Петербургского литературно-художественного общества (окончил в 1912), после чего был принят в труппу Петербургского Малого (Суворинского) театра. В оперетте дебютировал в 1911 году. В 1915―1926 играл в театрах в Петрограде, Киеве, Одессе, Харькове, Москве. В 1927 году стал одним из основателей Московского театра оперетты и его первым художественным руководителем (заведующим художественной частью), работал там же как актёр и режиссёр.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище[1].

Творчество

Ярон ― выдающийся артист советской оперетты, обладавший оригинальной творческой фантазией, виртуозно владевший приёмами буффонады, эксцентрики, гротеска. Среди наиболее известных его ролей ― Гробовщик («Женихи» Дунаевского), Граф Кутайсов («Холопка» Стрельникова), Попандопуло («Свадьба в Малиновке» Б. А. Александрова), Герман («Роз-Мари» Стотхарта и Фримля), Пенижек, Пеликан, Воляпюк («Марица», «Принцесса цирка», «Сильва» Кальмана).

Как режиссёр осуществил ряд заметных постановок советских и зарубежных оперетт, среди которых ― «Принцесса цирка» (1927), «Сильва» (1941), «Марица» (1943), «Фиалка Монмартра» (1954) Кальмана, «Свадьба в Малиновке» Б. А. Александрова (1937, премьера), «На берегу Амура» Блантера (1939), «Граф Люксембург» Легара (1960).

Выступал на радио в качестве ведущего лекций-концертов, посвящённых творчеству Ж. Оффенбаха, И. Кальмана, И. Штрауса (сына), Ф. Легара, И. О. Дунаевского (в 1950―1960-е годы). Поставил на радио большое количество монтажей классических оперетт с участием ведущих артистов, солистов оперы и оперетты. Написал книгу «О любимом жанре» (1960, 2-е издание: 1963). Снялся в кинофильме «Мистер Икс» в роли официанта Пеликана.

Участие в радиомонтажах оперетт

  • «Трапезундская принцесса» (Ж. Оффенбах) — Болдуин
  • «Путешествие на Луну» (Ж. Оффенбах) — ведущий
  • «Жирофле-Жирофля» (Ш. Лекок) — Дон Болеро
  • «Корневильские колокола» (Р. Планкет) — старшина
  • «Боккаччо» (Ф. Зуппе) — Ламбертуччо
  • «Летучая мышь» (И. Штраус-сын) — Токай
  • «Граф Люксембург» (Ф. Легар) — князь Франческо
  • «Сильва» (И. Кальман) — князь Воляпюк
  • «Марица» (И. Кальман) — Пенижек
  • «Принцесса цирка» (И. Кальман) — Пеликан
  • «Фиалка Монмартра» (И. Кальман) — дядюшка Франсуа
  • «Свадьба в Малиновке» (Б. Александров) — Попандопуло

Фильмография

Источники

  • Ярон Г. М. [sunny-genre.narod.ru/books/olzj/contents.html О любимом жанре.] М.: Искусство, 1960.
  • Музыкальная энциклопедия. Гл. ред. Ю. В. Келдыш. М.: Советская энциклопедия, 1973―1982.
  • Янковский М. Советский театр оперетты. Очерк истории. Л.—М.: Искусство, 1962.

Напишите отзыв о статье "Ярон, Григорий Маркович"

Примечания

  1. [www.moscow-tombs.ru/raznoe/novodevichye/yaron.htm Могила Г. М. Ярона на Новодевичьем кладбище]

Ссылки

  • Ярон Григорий Маркович — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.mosoperetta.ru/history/jaron.php Из жизни Ярона]
  • chtoby-pomnili.com/page.php?id=207 Чтобы помнили - Ярон Григорий Маркович

Отрывок, характеризующий Ярон, Григорий Маркович

Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.