Ярополк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Яропо́лк — мужское имя славянского происхождения. Одно из немногих славянских имён, принятых русской Православной Церковью.

Уменьшительные формы имени: Яр, Яря, Ярошка, Ярополушка, Ярек, Ярко, Поля.





Происхождение имени

Имя имеет характерное словообразование для славянских «высоких», княжеских имён: состоит из двух частей, Яро- (ярый в смысле «яркий, жаркий, пылкий, пылающий, сияющий»)[1] -полк («плъкъ» на старослав. «народ, толпа»)[2], то есть имя означает примерно «сияющий в народе», «вдохновляющий войско».

Возможна и иная трактовка имени Ярополк, где Яро соответствует одному из устаревших имён солнца Ярило или знаменует Весну, что соответствует названию весны и сегодня в западнославянских языках. Частичка Полк соответствует значению половинка. Но и сегодня употребляются выражения большая или меньшая половинка, что означает просто часть от целого. Соответственно названия частей целой дружины: центральный полк, полки левой или правой руки, засадный полк, где полки — часть всей дружины. Отсюда имя Ярополк — часть солнца или весны, правдоподобнее имя дано было рождённому весной.

Однако, при всём отмеченном выше, не исключается его скандинавское заимствование.

Известные носители

Именины

  • 5 декабря — день поминовения Св. блгв. Ярополка (в крещении Петра), князя Владимиро-Волынского.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ярополк"

Примечания

  1. www.slovopedia.com/22/223/1646986.html Ярый. Этимологический словарь русского языка М. Фасмера
  2. См. этимологический словарь М. Фасмера: слово «полк».

Ссылки

  • [pravoslavie.days.ru/ABC/mq_qropolk.htm Дни поминовения святых на портале «Православие.ru»]

Отрывок, характеризующий Ярополк


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!