Ярополк Владимирович
Ярополк Владимирович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Великий князь Ярополк Владимирович</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1114 — 1132 | ||
| Предшественник: | Святослав Владимирович | |
| Преемник: | Всеволод Мстиславич | |
| ||
| 1132 — 1139 | ||
| Предшественник: | Мстислав Владимирович Великий | |
| Преемник: | Вячеслав Владимирович | |
| Рождение: | 1082 Чернигов | |
| Смерть: | 18 февраля 1139 Киев | |
| Род: | Рюриковичи | |
| Отец: | Владимир Мономах | |
| Мать: | Гита Уэссекская | |
Яропо́лк Влади́мирович (1082, Чернигов — 18 февраля 1139, Киев) — сын Владимира Мономаха, князь переяславский, великий князь киевский с 1132. При нём распалось единое Древнерусское государство.
Содержание
До великого княжения
Ярополк родился, вероятнее всего, в Чернигове, где тогда княжил его отец Владимир Мономах. В 1103 году 21-летний князь принял участие в походе против половцев. Мономах, ставший в 1113 году великим князем киевским, в 1114 году по смерти сына Святослава сделал Ярополка переяславским князем.
Как переяславский князь Ярополк участвовал в многочисленных походах против половцев. В 1116 году вместе с войсками отца он выступил против минского князя Глеба. Летописи говорят, что все население города Друцка было выведено им в южные переяславские земли. Ярополк поддерживал хорошие отношения с престарелым отцом, который часто доверял ему командовать войсками в войнах с половцами вместе со старшим братом Мстиславом. В 1125 году Ярополк отразил нападение половцев на Переяславское княжество в битве у Полкостеня.
Правитель распадающейся державы
Ярополк стал великим князем киевским в 1132 году после смерти старшего брата Мстислава. В момент вокняжения ему было уже 49 лет — преклонный по тем временам возраст. Под его прямым контролем находился только Киев с окрестностями. Смелый воин и способный полководец, Ярополк был слабым политиком, не сумевшим остановить распад государства на отдельные княжества.
Яблоком раздора стала родовая столица Мономаховичей — Переяславское княжество. По сложившейся практике на переяславский престол обычно садился старший в роду. После перехода Ярополка на стол в Киеве, согласно лествичному праву оно должно было достаться старшему после Ярополка среди потомков Мономаха — его младшему брату Вячеславу. Но, вероятно, по уговору с Мстиславом Великим[1] Ярополк после перехода из Переяславля в Киев перевёл на своё место его сына Всеволода Мстиславича. Младшие Владимировичи Юрий и Андрей не без оснований увидели в этом шаге намерение Ярополка сделать Мстиславичей своими наследниками[1], и Юрий выгнал Всеволода из Переяславля. Ярополк попытался погасить конфликт и перевел в Переяславль из Полоцка другого сына Мстислава — Изяслава. Этот шаг оказался ошибочным: в Полоцке началось восстание, к власти вернулись изгнанные потомки Всеслава-«чародея», и княжество обособилось от Киева. Поскольку и кандидатура Изяслава не устроила Юрия, переяславским князем в итоге стал «законный» наследник — Вячеслав Владимирович. Изяслав Мстиславич переместился в Туров.
Однако Вячеславу не нравился Переяславль, стоявший на пути всех половецких набегов по левому берегу Днепра. В 1134 году он вернулся в Туров, отняв его у Изяслава. Последний был недоволен. Ярополк вновь попытался произвести передел столов: он предложил Юрию Переяславль, но с условием, что тот отдаст Изяславу Ростов. Однако Юрий удержал за собой большую часть Ростовского княжества. Оскорбленный Изяслав ушёл в Новгород к брату Всеволоду и заключил союз с черниговскими князьями, которые после отказа Олега и Давыда Святославичей искать киевского престола оказались вне круга претендентов на верховную власть в Руси и искали любой возможности изменить текущее положение вещей. Началась война.
В конце 1134 года Ярополку удалось договориться с Изяславом, отдав ему Волынское княжество; князя волынского Андрея Владимировича Доброго он посадил править Переяславлем. Однако война с черниговцами и их союзниками половцами не прекращалась: они вторгались за Днепр и опустошали Киевскую область. Нерешительность великого князя и его натянутые отношения со всеми родственниками усугубляли ситуацию. В следующем году Ярополк был разбит на р. Супое войсками Всеволода Ольговича и по мирному договору согласился уступить ему Курск и Посемье, которыми за 8 лет до этого Всеволод расплатился с Мстиславом Великим за невмешательство того в спор за черниговское княжение между Всеволодом и его дядей Ярославом Святославичем[1]. Ослаблением авторитета киевского князя воспользовались новгородцы: в 1136 году они выгнали племянника Ярополка, Всеволода Мстиславича, отложились от Киева и провозгласили «вольность во князьех».
Последний раз потомки Мономаха объединились в 1138 году, когда Всеволод Ольгович вновь начал войну с Ярополком. На сей раз под знамена киевского князя собрались войска Киева, Переяславля, Ростова, Полоцка, Смоленска, полки из Галича и 30-тыс. венгерское войско, которое прислал ему король Венгрии Бела II Слепец. Осада Чернигова заставила Всеволода заключить мир (1139). Незадолго до смерти Ярополк, в свою очередь, оказал Беле II помощь против его внутренних врагов. 18 февраля 1139 года 57-летний Ярополк умер, передав трон брату Вячеславу.
В 1116 году Ярополк женился на аланке Елене, которая родила сына Василько Ярополковича.
Итоги правления
В отличие от отца и старшего брата Ярополк не обладал ни дипломатическими навыками, ни авторитетом для удержания государства от распада на отдельные княжества. Смелый в молодости, к старости князь стал излишне осторожен в принятии решений и не смог завладеть инициативой в объективно начавшейся в 1130-х годах борьбе двух сил (младших Владимировичей с одной стороны, Ольговичей и Мстиславичей с другой).
К моменту смерти Ярополка вне его контроля уже находились Полоцк, Новгород и Чернигов. Номинальную лояльность Киеву сохраняло Ростово-Суздальское княжество.
Предки
Напишите отзыв о статье "Ярополк Владимирович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь — М.: Наука, 1993. ISBN 5-02-009526-5
Литература
- Хмыров М. Д. [www.bibliotekar.ru/hmyrov/195.htm Ярополк II Владимирович] // [dlib.rsl.ru/viewer/01003544167#?page=2&view=list Алфавитно-справочный перечень государей русских и замечательнейших особ их крови]. — СПб.: Тип. А. Бенке, 1870. — С. 81—82.
- Ярополк II Владимирович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [krotov.info/acts/12/pvl/ipat0.htm Ипатьевская летопись]
- Л.Войтович [litopys.org.ua/dynasty/dyn35.htm КНЯЗІВСЬКІ ДИНАСТІЇ СХІДНОЇ ЄВРОПИ]
- К.Рыжов [interpretive.ru/dictionary/454/word/%DF%D0%CE%CF%CE%CB%CA+II+%C2%CB%C0%C4%C8%CC%C8%D0%CE%C2%C8%D7/ Все монархи мира]
Отрывок, характеризующий Ярополк Владимирович
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
