Ярославская губерния в Отечественной войне

Ярославская губерния Российской империи в Отечественной войне 1812 года.

Губернатором в это время был князь М. Н. Голицын, губернским предводителем дворянства — Н. А. Майков; также в то время существовала должность генерал-губернатора Тверского, Ярославского и Новгородского, которую занимал принц Г. П. Ольденбургский.

Ярославская военная сила

24 июля 1812 года на дворянском собрании в Ярославле было решено создать губернское народное ополчение, так называемую Ярославскую военную силу. Дворянство предложило ополчить с каждых 25 душ по одному человеку, что составит по всей губернии 11 318 воинов; в том числе 600 конных. Для формирования ополчения был учреждён Комитет ярославской военной силы. 29 июля начальником ополчения был избран Я. И. Дедюлин, получивший в связи с этим чин генерал-майора; он пробыл в этой должности до конца войны. Также дворянством были избраны полковые начальники: гвардии полковник Д. Е. Поливанов, полковники Н. Л. Михайлов и М. П. Селифонтов, подполковники П. А. Соколов, П. Д. Ухтомский, Ф. С. Куломзин, Н. П. Ханыков. Офицеров в полки набирали полковые командиры. Крепостные могли вступать в ополчение только как пожертвование своего помещика; самостоятельное их вступление считалось побегом. Купечество и мещане жертвовали на нужды ополчения деньги и драгоценности. Всего дворянством было собрано 817 550 рублей, из них около ста тысяч жителями Ярославля; купцы и мещане только для начала собрали 295 253 рубля; духовенство собрало 68 828 рублей; всего было собрано 1 374 417 рубля.

Вооружены ополченцы были плохо: пиками и топорами, также имелось 2 тысячи ружей и 600 алебард, причём патроны были получены позднее. Затем были присланы 5 тысяч ружей из петербургских арсеналов и 4 тысячи — с Сестрорецкого оружейного завода — все старые, ремонтированные; позднее у ополченцев появилось трофейное французское и поставленное английское оружие. Формирование ополчения завершилось в конце лета. Хотя планировалось создать 7 полков, образовано было 4 пеших и один конный полки. Ярославский уезд выставил — 1633 человек, Романовский и Борисоглебский — 1346, Мышкинский − 1130, Ростовский — 1089, Мологский — 1089, Пошехонский — 1086, Даниловский − 1076, Угличский — 977, Любимский — 842 и Рыбинский — 757; всего — 11 025 человек. По разным источникам в ополчении числилось 11 112, 11 318, 11 687 (в том числе 331 офицер, 764 урядников строевых и нестроевых, 10 592 рядовых, из них 112 писарей) человек.

19 августа император Александр I приказал отправить ярославское ополчение в окрестности подмосковного Дмитрова и 23 августа ополчение выступило в поход для защиты Москвы, но 9 сентября генерал-фельдмаршал М. И. Кутузов дал ополчению приказ охранять дорогу из Ярославля на Москву. Затем он распорядился, чтобы оно в составе группы генерала Ф. Ф. Винценгероде прикрывало петербургское направление и 5 октября Ярославское ополчение совместно с Тверским расположились между Тверью и Клином. 14 ноября ополчение начало движение на соединение с действующей армией. В 1813 году ярославцы достойно показали себя при осаде Данцига. Летом и осенью 1814 года выжившие ополченцы вернулись домой.

Другие воинские формирования

30 мая 1812 года в связи с приготовлениями к войне Ярославской губернии, совместно с соседними, было поручено сформировать, обмундировать и снабдить всем необходимым 3 полка, два из которых формировались в Ярославле и один во Владимире. Помещики вносили с каждой ревизской крепостной души по 60 копеек, что в сумме дало 175 тысяч рублей. Купцы и мещане давали средства на обозы. Полки были созданы и принимали активные участия в боевых действиях.

С началом наступления русской армии в Ярославле начали формироваться стратегические резервы. Здесь находилось до 30 тысяч воинов резервных частей и соединений.

В начале октября 1813 года в Ярославле из немецких солдат стал формироваться русско-германский легион, насчитывавший 3 генералов, 8 штаб-офицеров, 88 обер-офицеров и 8949 рядовых солдат и унтер-офицеров.

Из героев Отечественной войны стоит особо отметить генералов братьев Тучковых: Николая, Сергея, Павла и Александра, родовое имение отца которых находилось под Угличем.

Прифронтовой тыловой район

После Бородинского сражения и оставления Москвы в городах губернии оказались десятки тысяч эвакуированных. Они размещались в гостиницах, постоялых дворах, частных домах и квартирах, монастырях.

Для оказания медицинской помощи раненым и больным воинам в Ярославле был открыт Главный военный госпиталь, а в других городах — лазареты; в них работало много монахинь и горожанок. На содержание этих медицинских учреждений шли средства, полученные от благотворительных спектаклей.

На случай вторжения на территорию губернии вражеских сил местными властями были намечены меры по эвакуации важных учреждений и ценностей в Нижний Новгород. В специальных «афишках»-сводках для горожан публиковались депеши войскового старшины Победнова, охранявшего дорогу на Москву, об обстановке на ближайших военных рубежах с комментариями генерал-губернатора. 19 сентября казаки Победнова атаковали «неприятельские передовые пикеты, расположившиеся по ярославской дороге, поражали мужественно неприятеля и, положив у него на месте до 40 человек, в плен взяли 2 унтер-офицера и 75 рядовых». В Ростове была создана пешая и конная ночная стража, охранявшая окрестности города.

В Ярославле располагался крупный лагерь военнопленных.

См. также

• Дом Болконского
• Ярославский край в Смутное время
• Ярославская губерния в Гражданской войне
• Ярославская область в Великой Отечественной войне

Литература

• Ельчанинов И. Н. Материалы для истории Ярославской военной силы в Отечественной войне. — Ярославль, 1912.
• Андреев П. Г. Ярославские ополченцы: из истории Отечественной войны 1812 года. — Ярославль. 1960.
• Миловидов Б. П. Военнопленные в Ярославской губернии в 1812—1814 гг. [www.adjudant.ru/captive/mil10.htm] [www.adjudant.ru/captive/files/mil10.pdf] // Отечественная война 1812 года и российская провинция: События. Люди. Памятники. — Малоярославец, 2003. — С. 142—152.
• Соснер И. Ю. [www.yar-genealogy.ru/alm1-10.html Стоя на плечах титанов. Ярославское ополчение в войне 1812 года] // [www.yar-genealogy.ru/0009.php «Все живы в памяти моей…» Альманах Ярославского историко-родословного общества. Выпуск 1]. — Ярославль, 2004. — 240 с.
• Степанов К. А. Ярославское ополчение в Отечественной войне 1812 г. // Вопросы истории. — № 9. — сентябрь 2009. — С. 146—150.
• Чукарев А. Г. [www.yaroslavskiy-kray.com/142/otechestvennaya-vojjna-1812-goda-i-yaroslavskoe-obshhestvo.html Отечественная война 1812 года и Ярославское общество]; [www.yaroslavskiy-kray.com/141/yaroslavskoe-opolchenie-v-vojjne-1812-goda.html Ярославское ополчение в войне 1812 года]. Ярославский край

Отрывок, характеризующий Ярославская губерния в Отечественной войне

Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».