Галан, Ярослав Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ярослав Галан»)
Перейти к: навигация, поиск
Ярослав Галан
Ярослав Галан
Псевдонимы:

Товарищ Яга, Владимир Росович, Игорь Семенюк

Дата рождения:

27 июля 1902(1902-07-27)

Место рождения:

Дынув, Австро-Венгрия ныне Подкарпатское воеводство

Дата смерти:

24 октября 1949(1949-10-24) (47 лет)

Место смерти:

Львов, УССР, СССР

Гражданство:

Польша, СССР

Род деятельности:

прозаик, драматург, публицист

Годы творчества:

1920-е — 1949

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

рассказ, памфлет, пьеса

Язык произведений:

украинский

Премии:

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Яросла́в Алекса́ндрович Гала́н (укр. Ярослав Олександрович Галан, партийный псевдоним Товарищ Яга; 27 июля 1902, Дынув, Австро-Венгрия — 24 октября 1949, Львов) — украинский советский писатель-антифашист, драматург, публицист. Лауреат Сталинской премии второй степени (1952 — посмертно). Член КПЗУ с 1924 года, КПП с 1926 года. Член ВКП(б) с 1949 года.





Биография

Ярослав Галан родился 27 июля 1902 года в Дынуве (ныне в Польше) в семье служащего - русофила, в начале Первой мировой войны интернированного австро-венгерскими властями и освобождённого наступающей русской армией. Во время нового наступления австрийцев Ярослав Галан эвакуировался вместе с семьёй в Ростов-на-Дону, после войны вернулся на родину. В 1923 году окончил гимназию Перемышля, учился в Высшей торговой школе Триеста в Италии. В 19231928 годах получил высшее образование в Венском и Краковском университетах. В студенческие годы приобщился к левому движению. С 1924 года принимал участие в работе украинского подпольного национально-освободительного движения, которое во второй Речи Посполитой везде, кроме Галичины, где значительно преобладало влияние ОУН, возглавлялось Коммунистической партией Западной Украины. В 1929—1932 годах один из организаторов и член редколлегии журнала «Вікна» («Окна»).

На 1920-е годы приходится и начало творческой деятельности писателя. Он был одним из организаторов группы украинских пролетарских писателей «Горно». В 1927 году он закончил работу над своей первой значительной пьесой «Дон Кихот из Этенгейма». В комедии «99 %» (1930), впервые поставленной полулегальным львовским «Рабочим театром», Галан разоблачал продажность националистических и шовинистических партий. Тема классовой борьбы и осуждение национальной сегрегации актуализируются в пьесах «Груз» («Вантаж», 1930) и «Ячейка» («Осередок», 1932), призывающей к единству действий и классовой солидарности украинского, польского и еврейского пролетариата. Публиковался в журнале «Глобус». Получил запрет на профессию преподавателя.

За свою политическую позицию писатель неоднократно подвергался преследованиям, тюремному заключению (в 1934 и 1937 годах). Ярослав Галан был одним из организаторов антифашистского конгресса деятелей культуры во Львове в апреле 1936 года. Кроме того, он принял участие в крупнейшей политической манифестации 16 апреля 1936 года во Львове, расстрелянной польской полицией (всего было убито тридцать львовских рабочих и ранено двести участников демонстрации). Памяти погибших товарищей Галан посвятил рассказ «Золотая арка». В 1937 году во Львове скончался его старший брат Иван, активист КПЗУ. После того, как в 1938 году Коммунистическая партия Польши и Коммунистическая партия Западной Украины как её автономная организация были закрыты Коминтерном по сфабрикованным обвинениям в шпионаже в пользу Польши, жена Галана Анна Дидык, командированная в СССР, была арестована в Харькове и казнена в ходе сталинских репрессий.

После присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР в сентябре 1939 года Ярослав Галан работал в редакции газеты «Вільна Украіна», руководил литературной частью Львовского ГДТ писал очерки и рассказы об изменениях в воссоединённых западных областях УССР. В годы Великой Отечественной войны работал в редакциях фронтовых газет, был радиокомментатором на радио им. Т. Шевченко (Саратов) и спецкором газеты «Советская Украина», а затем «Радянська Україна». В 1943 году издал сборник военных произведений «Фронт в эфире». В военные и послевоенные годы осуждал украинских националистов (бандеровцев, мельниковцев, бульбовцев) как пособников нацистских оккупантов. В 1946 году в качестве корреспондента «Советской Украины» представлял советскую прессу на Нюрнбергском процессе по делу немецких военных преступников.

В своих послевоенных сатирических памфлетах Ярослав Галан критиковал националистическую и клерикальную реакцию (в частности, греко-католическую церковь и антикоммунистическую официальную доктрину Ватикана): «Их лицо» (1948), «На службе у сатаны» (1948), «Перед лицом фактов» (1949), «Отец тьмы и присные» (1949), «Ватиканские идолы жаждут крови», «Сумерки чужих богов», «То, чего не забывают», «Ватикан без маски» и др. В трагедии «Под Золотым орлом» (1947) сопоставил преступления против человечества, совершавшиеся в нацистских концлагерях, с произволом американских оккупационных войск в Западной Германии. В пьесе «Любовь на рассвете» (1949, издание 1951) представил торжество социализма в послевоенном западноукраинском селе. Разоблачал фальсификации украинских националистов.

Ярослав Галан много писал об украинских националистах, в своем очерке «Чему нет названия» он описывал преступления ОУН:

Четырнадцатилетняя девочка не может спокойно смотреть на мясо. Когда в её присутствии собираются жарить котлеты, она бледнеет и дрожит, как осиновый лист. Несколько месяцев назад в Воробьиную ночь к крестьянской хате недалеко от города Сарны пришли вооруженные люди и закололи ножами хозяев. Девочка расширенными от ужаса глазами смотрела на агонию своих родителей. Один из бандитов приложил острие ножа к горлу ребёнка, но в последнюю минуту в его мозгу родилась новая <идея>: «Живи во славу Степана Бандеры! А чтобы чего доброго, не умерла с голоду, мы оставим тебе продукты. А ну, хлопцы, нарубайте ей свинины!..» «Хлопцам» это предложение понравилось. Через несколько минут перед оцепеневшей от ужаса девочкой выросла гора мяса из истекающих кровью отца и матери…

«В Харькове... мне (Ярославу Гланау) сообщили, что её (жену Ярослава Галана Анну, которую он отправил в Харьков учиться на врача) арестовали органы НКВД (в 1937) и приговорили к 10 годам лишения свободы. Место ее нахождения мне сообщить отказались... Я во время существования бывшего Польского государства привлекался к уголовной ответственности. Ныне работаю в газете «Вільна Україна» и являюсь членом Союза писателей Украины... Прошу Вас опротестовать приговор суда об осуждении Галан Анны...» или «Галан Анна происходит из крестьян... В УССР она уехала потому, что не имела возможности учиться как украинка и особенно как жена преследуемого за коммунистическую деятельность... Сообщая об изложенном, прошу вас дать распоряжение прокурору УССР о пересмотре ее дела. Я убежден, что ее арест мог оказаться недоразумением при случайном стечении обстоятельств». После войны он вновь женился, видимо, понял, что 10 лет без права переписки - это расстрел.

Выписка из докладной записки литературного критика Г. Пархоменко в ЦК КП(б)У 15 декабря 1947 г. «Ярослав Галан — талантливый публицист, в прошлом прогрессивный писатель. Наиболее передовой среди беспартийных (местных) писателей и теперь. Но заражен западноевропейским буржуазным «духом». Советских людей уважает мало. Считает их недостаточно цивилизованными. Но это — в душе. Политику партии в общих чертах принимает, но в Западной Украине, по его мнению, партия делает большие ошибки в отношении крестьянства. Эти ошибки Галан относит на счет обкома КП(б)У, органов МВД и советской власти на местах. В Москву — верит. В партию вступать не хочет (ему советовали), будучи индивидуалистом, а также ради сохранения свободы рук и свободы мысли и слова. Он считает, что если он вступит в партию — он все это потеряет».

«Из письма Галана Агитпропу ЦК КП(б)У: «Приходится, к сожалению, констатировать, что во Львовском университете преподаватели юридического, физико-математического и геологического факультетов читают свои лекции преимущественно на русском языке. Украинский язык исчез полностью с киноафиш, теперь он исчезает и с трамвайных вагонов (новые маршруты выписываются на русском языке или русском правописании — «Высокий замок», «Снопкив»). На первый взгляд, может казаться, что это мелочи, однако эти мелочи тоже делают политику». 11 сентября 1949 г.

В результате этого и подобных писем и настроений Ярослава Галана уволили из газеты «Радянська Україна». Статьи Галана перестали публиковать и другие издания. Пьесы браковали. А за неделю до убийства Галану, хотя знали, что ему нужно защищать себя, приказали отдать табельное оружие... Накануне убийства Галан уже не был удобным для властей. Домработнице, опознавшей знакомого писателя Илария Лукашевича, который якобы и привёл убийцу или даже сам убивал вместе с ним несмотря на алиби, фотографию Лукашевича показали перед опознанием...[1]

Ярослав Галан был убит 24 октября 1949 года в своём рабочем кабинете в квартире на улице Гвардейской во Львове в результате покушения (11 ударов гуцульским топором).

Убийство писателя украинским националистом Михаилом Стахуром из ОУН было совершено вскоре после выхода в свет его антиклерикальной сатиры «Плюю на Папу!», бывшей ответом на отлучение Галана от церкви папой Пием XII.

ОУН практически сразу же обвинила в убийстве писателя МГБ, так как объявила, что герои-бандеровцы на такое не способны, а критическое отношение Галана к властям было широко известно. Но после убийства Галана были ужесточены меры против националистической Украинской повстанческой армии, продолжавшей террористическую деятельность против советской власти на Украине. В Львов приехало всё руководство МГБ, здесь несколько месяцев работал сам Павел Судоплатов. И хотя Стахур был уничтожен только в 1951 году с помощью Б. Сташинского, который внедрился в отряд Стахура и которому Стахур, гордясь содеянным, рассказал о подробностях убийства, - это сообщил германскому суду в 1961 году и сам Сташинский - но прямым результатом убийства Галана стала ликвидация Романа Шухевича уже через 4 месяца. Стахур действительно узнал адрес Галана от Лукашевичей. Можно предположить, что неспособные найти сразу же ушедшего в лес Стахура следователи осудили невиновных Лукашевичей -сыновей греко-католического священника, старого друга Ярослава Галана -, чтобы привязать убийство к УГКЦ несмотря на планы ОУН ликвидировать УГКЦ, от которых ОУН отказалась только тогда, когда ликвидацией УГКЦ занялась Советская власть, и "за потерю бдительности и содействие террористам" украинскую писательницу, показавшую Лукашевичам квартиру своего коллеги. Однако убийство Ярослава Галана по приказу руководства УПА Михаилом Стахуром - преданным активистом ОУН и УПА, который провокатором и агентом МГБ не был, несомненно. Нет и оснований полагать, что приказ ликвидировать Галана был передан агентом МГБ от имени ОУН - Стахур не гордился бы выполнением задания МГБ через 2 года после убийства. Местным служащим МГБ не нужно было вызывать всё своё киевское и московское начальство для проверки своей деятельности, выговоров и т. д. в результате убийства Галана.[2]

Владимир Семичастный вспоминал: «Как раз перед новым 1950 годом во Львове убили топором прямо в домашнем кресле Ярослава Галана. Хрущёв многих направил тогда в столицу Западной Украины: своего второго секретаря Мельникова, председателя КГБ, министра внутренних дел, секретаря партии по идеологии и меня как первого секретаря ЦК ЛКСМУ: „Ищите, кто совершил!“ Мы даже новый год встречали во Львове, но в конечном итоге убийцу нашли по подсказке лейтенанта-чекиста: всех студентов сельхозинститута, отсутствовавших на занятиях в день убийства, показали домработнице Галана, которая опознала третьекурсника, якобы приходившего к писателю за консультацией»[3].


Ярослав Галан похоронен на Лычаковском кладбище Львова.

Библиография

  • Избранное. М., 1985
  • Избранное. М., 1958
  • Избранное. М., 1952
  • Избранное. М., 1951
  • Отец тьмы и присные. М., 1950
  • Избранное. Киев, 1951
  • Ватикан без маски. М., 1952
  • Любовь на рассвете. М., 1953
  • Памфлеты. М., 1953
  • Свет с Востока. М., 1954
  • Пьесы. М., 1956
  • Памфлеты. М., 1958
  • С крестом или с ножом. М., 1962
  • Памфлеты. М., 1982
  • Об этом нельзя забывать. Киев, 1987

Награды

Память

  • В 1954 году по событиям жизни Ярослава Галана был снят фильм «Об этом забывать нельзя» с Сергеем Бондарчуком в главной роли (А. Я. Гармаш). В 1973 году вышел ещё один фильм «по мотивам биографии» Галана — «До последней минуты» с Владиславом Дворжецким в главной роли (Ярослав Гайдай).
  • В 1962, 1970 и 1976 годах почта СССР выпускала почтовые конверты с изображением портрета Ярослава Галана, а также памятника Ярославу Галану во Львове[4].
  • В Харькове в честь Ярослава Галана [streets-kharkiv.info/ulitsa-galana-yaroslava была названа улица] (переименована в Литературную решением городского Головы Харькова[5]).
  • В Одессе на одноимённой улице была установлена памятная табличка (с июня 2016 года улица переименована в ул. Романа Шухевича)[6].
  • После провозглашения независимости Украины во Львове был снесён памятник Ярославу Галану, установленный в 1972 г. на площади, названной в его честь, и закрыт мемориальный музей писателя. На его месте открыт музей литературы. Площадь — переименована.
  • Снесён памятник в Дрогобыче[7].
  • В Кривом Роге в честь Ярослава Галана была названа улица (переименована в 2016 году в честь Василя Скрипки[8]).
  • Также до декоммунизации имя Галана носили улицы в Киеве, Чернигове, Черкассах.
  • В Донецке в честь Ярослава Галана названа улица.
  • В Ростове-на-Дону в честь Ярослава Галана названа улица.
  • В Саратове также есть улица Ярослава Галана.
  • Имя Я. Галана носил пассажирский пароход (пр.737) в Бельском речном пароходстве, который работал на линии Москва-Уфа. В настоящее время списан.
  • Также улица Ярослава Галана есть и в Шостке.
  • Имя было присвоено Львовскому областному украинскому музыкально-драматическому театру.

Напишите отзыв о статье "Галан, Ярослав Александрович"

Примечания

  1. Бантишев, Олександр Федорович. Пастка для еліти [] / О. Ф. Бантишев, А. В. Селюк. - К. : Нора-Друк, 2004. - 290 с. - (Бібліотека журналу "В мире спецслужб"). - Бібліогр. в підрядковій прим. - ISBN 966-8321-46-4
  2. [argumentua.com/stati/ubiistvo-yaroslava-galana-komu-eto-bylo-vygodno Юлия Кислая. Убийство Ярослава Галана. Кому это было выгодно. //Аргумент. 23.01.2015]
  3. Ирина Лисниченко. [fakty.ua/99166-csherbickij-postoyanno-tverdil-semichastnomu-quot-zabiraj-v-kiev-semyu-a-to-sopeshsya-baby-znaesh-i-prochee-quot Щербицкий постоянно твердил Семичастному: «Забирай в Киев семью, а то сопьёшься. Бабы, знаешь, и…]. Газета «Факты» (19.01.2001). Проверено 27 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EzyQnPuG Архивировано из первоисточника 10 марта 2013].
  4. [82.146.59.108/classik/plots/?id=3365 Справочник «Сюжеты» Галан Ярослав Александрович]
  5. [www.memory.gov.ua/news/u-kharkovi-pereimenuvali-shche-48-vulits-spisok У Харкові перейменували ще 48 вулиць (список) | Офіційний веб-сайт УІНП]. Проверено 13 февраля 2016.
  6. Одесская областная госадминистрация. [oda.odessa.gov.ua/files/oda/rozporyadjennya/2016/0298-a16.pdf Распоряжение о переименовании объектов топонимики в населенных пунктах Одесской обл. № 298/А-2016] (ukr) (19.05.2016).
  7. [www.panoramio.com/photo/30786547 Пьедестал в Дрогобыче]
  8. [www.veskr.com.ua/krivorozhskie-gorodskie-novosti/17812-novi-vulitsi-krivogo-rogu-zatverzheno-tekstovij-fajl.html Нові вулиці Кривого Рогу - затверджено!]

Источники

  • Беляев В., Ёлкин А. Ярослав Галан. — М.: Молодая гвардия, 1971. — (Жизнь замечательных людей)
  • Манчук Андрей. [ghetto.in.ua/article.php?ID=12&AID=81 Ярослав Галан: «Померлі борються…»]
  • Кипиани Вахтанг. [kipiani.org/plain.cgi?200 Прерванный «плевок»: Ярослав Галан перестал быть знаменем борьбы с «украинским буржуазным национализмом»]
  • М. Кравченко. [www.voskres.ru/army/publicist/kravtshenko.htm Возвращаясь к трагической гибели Ярослава Галана]
  • [2000.net.ua/print?a=%2Fpaper%2F28660 Ярослава Галана убивают снова]
  • [www.gazeta.lviv.ua/articles/2006/10/20/18959/ Хто вбив Ярослава Галана?] // Львівська газета
  • [rusmir.in.ua/ist/504-vernyj-syn-russkogo-naroda-galicii.html Верный сын Русского народа Галиции]
  • [www.odnako.org/blogs/show_340/ Ярослав Галан: последний из великих галицких русофилов]
  • [www.golos.com.ua/Article.aspx?id=150535 Ярослав Галан. Чи відкриють архіви КДБ таємницю його вбивства?]

Отрывок, характеризующий Галан, Ярослав Александрович

– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.