Деревянко, Борис Фёдорович

Борис Фёдорович Деревянко
Род деятельности:	журналист,публицист
Дата рождения:	6 октября 1938(1938-10-06)
Место рождения:	Ивановка (Одесская область), Одесская область
Дата смерти:	11 августа 1997(1997-08-11) (58 лет)
Место смерти:	Одесса, Украина

Бори́с Фёдорович Деревя́нко (псевдоним Андрей Ясень, 6 октября 1938, Яновка (ныне Ивановка) Ивановского района Одесской области — 11 августа 1997, Одесса) — советский и украинский публицист; создатель, первый и бессменный до своей смерти главный редактор газеты «Вечерняя Одесса»; заслуженный журналист Украинской ССР; автор нескольких книг и сценариев телефильмов; народный депутат СССР, депутат многих созывов Одесского горсовета.

Неоднократно приглашался для работы в центральных органах массовой информации Украинской ССР и СССР, но неизменно отклонял эти предложения. Был критиком городского головы Одессы Эдуарда Гурвица.

Был застрелен утром 11 августа 1997 года по дороге из дома на работу в Одессе на улице Академика Филатова недалеко от площади Независимости (ныне площадь Деревянко). Убийство имело признаки заказного. О возможных заказчиках убийства ничего не известно. Предполагаемый убийца — Александр Глек, задержан и осуждён 19 марта 1999 года Одесским областным судом под председательством судьи Погорелого Ю. А. (с участием судьи Негина А. К., прокурора Дегтева С. Г.) к смертной казни, которая заменена пожизненным лишением свободы, однако сомнения в его причастности к делу не покидали ни общественного обвинителя, ни свидетелей публичного процесса. Можно считать, что убийство до сих пор не раскрыто.

Память

На месте убийства поставлена мемориальная плита. В честь Бориса Федоровича Деревянко названа одна из площадей Одессы: вначале это была бывшая площадь Конституции (Киевский район, посёлок Таирова), затем в 2013 году площадь Независимости (где находится издательство «Черноморье», в котором и работал Борис Федорович) была переименована в площадь Деревянко, а площадь Деревянко в Киевском районе стала площадью Независимости.

Работы

• Борис Деревянко. Одесский театр оперы и балета: Фотоочерк. — Одесса: Маяк, 1984. — 118 с.

Ссылки

• [vo.od.ua/derevyanko/ Биография Бориса Федоровича Деревянко на сайте газеты «Вечерняя Одесса»]
• [odesskiy.com/d/derevjanko-boris-fyodorovich.html Материалы памяти Б. Деревянко на сайте odesskiy.com]
• [www.pedagoginfo.ru/2008/10/blog-post_585.html ВЕЧЕР ПАМЯТИ БОРИСА ФЁДОРОВИЧА ДЕРЕВЯНКО «БУДЬ НА ЗЕМЛЕ ЧЕЛОВЕКОМ»]

Отрывок, характеризующий Деревянко, Борис Фёдорович

Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.