Ясная Поляна

Государственный мемориальный и природный заповедник «Музей-усадьба Л. Н. Толстого «Ясная Поляна»
Музей-усадьба Л. Н. Толстого «Ясная Поляна»
Местонахождение	Тульская область, Щекинский район, дер. Ясная Поляна
Сайт	[ypmuseum.ru/ m.ru]

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=C4zFoZ6w4Vo&feature=youtu.be Лев Толстой в Ясной Поляне. Кинохроника 1908—1910 гг.]

Ясная Поляна — усадьба в Щекинском районе Тульской области (в 14 км к юго-западу от Тулы), основанная в XVII веке и принадлежавшая сначала роду Карцевых, затем роду Волконских и Толстых. В ней 28 августа (9 сентября) 1828 родился Лев Николаевич Толстой, здесь он жил, творил (в Ясной Поляне были написаны «Война и мир», «Анна Каренина» и др.), здесь же находится его могила. Главную роль в создании облика усадьбы сыграл дед писателя Н. С. Волконский.

Архитектурный ансамбль усадьбы

• Дом Л. Н. Толстого
• Дом Волконского
• Флигель Кузминских
• Башня въезда
• Конюшня и каретный сарай
• Инвентарный сарай
• Кучерская
• Кузня и плотницкая
• Купальня
• Баня
• Садовый домик
• Житня и рига
• Теплица
• Скамейка Л. Н. Толстого
• Березовый мостик
• Беседка-вышка

Дом-Музей Л. Н. Толстого

Переехав в усадьбу, Л. Н. Толстой расширил один из флигелей. В этом доме писатель прожил более 50 лет и создал в нём большую часть своих произведений. Сейчас Дом является музеем Л. Н. Толстого.

Музей был создан решением ВЦИК 10 июня 1921 во многом благодаря стараниям А. Л. Толстой, дочери Льва Николаевича. Она и её брат Сергей Львович были первыми директорами музея. Во время Великой Отечественной войны его экспонаты были эвакуированы в Томск, а сама Ясная Поляна была оккупирована 45 дней. При отступлении немецко-фашистских войск дом Толстого был подожжён, но пожар удалось потушить. К маю 1942 усадьба была вновь открыта для посетителей. В 1950-е годы были произведены масштабные реставрационные работы.

В экспозицию музея входят подлинная обстановка усадьбы, личные вещи Л. Н. Толстого, его библиотека (22 000 книг). Обстановка в доме-музее Л. Н. Толстого оставлена такой же, какой её оставил сам писатель, навсегда покидая Ясную Поляну в 1910 году. Директором музея в настоящее время (2015 год) является В. И. Толстой, праправнук Л. Н. Толстого.

Дом Волконского

Князь Н. С. Волконский, дед Л. Н. Толстого, полностью перестроил усадьбу. Его дом является старейшей постройкой на территории усадьбы.

Флигель Кузминских

В этом доме в 1859—1862 годах располагалась школа, открытая Л. Н. Толстым для крестьянских детей. Потом во флигеле останавливались гости, чаще которых останавливалась Т. А. Кузминская, свояченица Льва Николаевича.

Купальня

В 1890-х годах на Среднем пруду в английском парке писателем была устроена купальня, которую в разные годы либо сколачивали из досок, либо сплетали из хвороста.

Мельница

При жизни Л.Н. Толстого на территории усадьбы Ясная Поляна на реке Воронка была мельница, которая использовалась для хозяйственных нужд. В настоящее время ее нет. Остался только мостик, приспособленный для установки мельницы, на берегу лежит одна из частей мельницы (каменный круг).

Природная композиция

• Большой пруд
• Нижний пруд
• Средний пруд
• Аллея «Прешпект»
• Парк «Клины»
• Абрамовская посадка
• Афонина роща
• Косая поляна
• «Ёлочки»
• «Чепыж»
• Красный сад
• Старый сад
• Молодой сад
• Нижний парк
• Самородный лес
• Гусева поляна
• «Дерево любви» (растущие из одного места и переплетенные друг с другом берёза и дуб)
• река Воронка

Прешпект

«Прешпект» — берёзовая аллея, появившаяся в Ясной поляне около 1800 года. Начинается от башен въезда и идёт к Дому писателя. «Прешпект» неоднократно упоминался в произведениях Льва Николаевича.

Могила писателя

В последние годы жизни Толстой неоднократно высказывал просьбу похоронить его в лесу Старом Заказе, на краю оврага, на «месте зелёной палочки». Легенду о зелёной палочке Толстой услышал в детстве от своего любимого брата Николая. Когда Николаю было 12 лет, он объявил семье о великой тайне. Стоит раскрыть её, и никто больше не умрёт, не станет войн и болезней, и люди будут «муравейными братьями». Остается лишь найти зелёную палочку, зарытую на краю оврага. На ней тайна и записана. Дети Толстые играли в «муравейных братьев», усаживаясь под кресла, завешанные платками; сидя все вместе в тесноте, они чувствовали, что им хорошо вместе «под одной крышей», потому что они любят друг друга. И они мечтали о «муравейном братстве» для всех людей. Уже старым человеком Толстой напишет: «Очень, очень хорошо это было, и я благодарю Бога, что мог играть в это. Мы называли это игрой, а между тем все на свете игра, кроме этого». К мысли о всеобщем счастье и любви Л. Н. Толстой возвращался и в художественном творчестве, и в философских трактатах, и в публицистических статьях.

Историю о зелёной палочке Толстой вспоминает и в первом варианте своего завещания: «Чтобы никаких обрядов не производили при закопании в землю моего тела; деревянный гроб, и кто захочет, свезет или снесет в лес Старый Заказ, напротив оврага, на место зелёной палочки».

Прочие факты

Музей сильно пострадал в годы Великой Отечественной войны. Документальные кадры последствий разграбления усадьбы немецкими войсками представлены в советском фильме «Разгром немецких войск под Москвой».

Внешние изображения
	[hranitel-slov.livejournal.com/60109.html Могила Толстого в Ясной Поляне, ноябрь 1941]. — из архива немецкого 35-го танкового полка. [www.webcitation.org/6Fd1D4txQ Архивировано из первоисточника 4 апреля 2013].

Командующий 1-м гвардейским кавалерийским корпусом генерал Белов, чьи войска в декабре 1941 года участвовали в освобождении тех мест, вспоминает об этом так:

При содействии нашего разведывательного отряда бойцы 217-й стрелковой дивизии 50-й армии освободили Ясную Поляну. Разведчики побывали в музее-усадьбе Льва Николаевича Толстого. Вернувшись, с негодованием рассказывали о том, как надругались гитлеровцы над памятью великого писателя. Они содрали со стен редчайшие фотографии Толстого и унесли с собой. В музей приезжал Гудериан. Один из его офицеров захватил для своего начальника в качестве «сувениров» несколько ценных экспонатов. Солдаты, размещавшиеся в усадьбе, топили печки обломками мебели, картинами, книгами из библиотеки Толстого. Работники музея предлагали им дрова, но солдаты смеялись в ответ: «Нам дрова не нужны. Мы сожжем все, что осталось от вашего Толстого». Фашисты осквернили могилу Толстого, поклониться которой приезжали люди со всех концов земли.

— Белов П. А. [militera.lib.ru/memo/russian/belov_pa/06.html За нами Москва]. — М.: Воениздат, 1963.

Несмотря на то, что факт разграбления Ясной Поляны задокументирован, а сама усадьба была подожжена при отступлении, сам Гудериан в своей книге «Воспоминания солдата» (в России издавалась также под названием «Воспоминания немецкого генерала», М.: Центрполиграф, 2007) пишет следующее:

Мы поселились в музее, мебель и книги перенесли в две комнаты и двери их опечатали. Мы пользовались самодельной мебелью из простых простых досок, печь топили дровами из леса. Ни один предмет мебели мы не сожгли, ни одну книгу или рукопись мы не трогали. Все советские утверждения послевоенного времени являются выдумками. Я сам посещал могилу Толстого. Она была в хорошем состоянии. Ни один солдат её не трогал. Когда мы уходили, все оставалось в таком же состоянии, как и до нас. Послевоенная грубая пропаганда без всякого основания назвала нас варварами. Многие свидетели могли бы подтвердить наши слова.

В ряде российских переизданий мемуаров Гудериана эта цитата была удалена, однако её подлинность легко проверить по немецкому оригиналу.

Земельные махинации в охранной зоне

Границы охранной зоны музея-усадьбы «Ясная поляна» были утверждены ещё в 1988 году. Однако администрация Щёкинского района Тульской области без какого-либо согласования с руководством музея-усадьбы передала под коттеджную застройку три больших земельных участка на территории охранной зоны заповедника. На этой территории планировалось возведение около 500 коттеджей, однако затем прокуратура признала планы незаконными. 6 апреля 2013 года распоряжением премьер-министра Дмитрия Медведева окрестности Ясной Поляны были признаны объектом культурного наследия федерального значения.

Альтернативная Ясная Поляна

Несмотря на Яснополянское соглашение 2004 г. Ясная Поляна 21 раз попала в грязный список Минприроды РФ. Графские развалины, остов т. н. бассейна на территории гостинично-туристского комплекса, гиперсвалка на территории деревни, школа им. великого писателя в её удручающем состоянии, новоделы охранной зоны — все это существует на фоне непростой экологической и социальной обстановки в Ясной Поляне.

См. также

• Мемориальный музей-усадьба Л. Н. Толстого «Хамовники»

Литература

• Поповкин А. Ясная Поляна. — М.: Детгиз, 1956. — 96 с. — (По дорогим местам). — 30 000 экз.

Ссылки

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7110171000

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Ясная Поляна
• [ypmuseum.ru/ Официальный сайт музея-усадьбы]
• [maps.yandex.ru/?text=Россия,%20Тульская%20область,%20Щекинский%20район,%20поселок%20Ясная%20Поляна&sll=37.535116,54.072535&ll=37.529809,54.073313&spn=0.117416,0.019989&z=13&l=map,stv&ol=stv&oll=37.52766247,54.07476918&ost=dir:-84.9732070891871,0.5025945571323011~spn:90,55.517081202120046 Ясная Поляна] на сервисе Яндекс.Панорамы.
• [ypmuseum.ru/ru/muzey/virtualnye-ekskursii.html Виртуальная экскурсия по музею-усадьбе]

Отрывок, характеризующий Ясная Поляна

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.