Яунюс, Казимерас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Казимерас Яунюс (лит. Kazimieras Jaunius, 18 мая 1848, деревня Лембас[lt], современная Литва — 9 марта 1908, Санкт-Петербург, современная Россия) — теолог, исследователь литовского языка.



Биография

В 1866-1869 годах учился в классической Каунасской гимназии с преподаванием латинского и греческого языков. Гимназию не закончил. В 18711875 годах учился в Каунасской духовной семинарии. Поощряемый Антанасом Баранаускасом увлёкся языковыми вопросами. В 1875 году рукоположен в сан священника и отправился на обучение в Петербургскую духовную академию. Академию закончил в 1879 году, став первым магистром в классе теологии, после чего был назначен викарием Каунасского кафедрального собора. С 1880 года в Духовной семинарии преподавал латинский и литовский языки, катехизис; был капелланом Девичьей гимназии, секретарём Жемайтского епископа. В 18851886 годах — профессор литовского языка и гомилетики (теории проповеди).

В 1892 году за слишком большой интерес к литовскому языковедению исключён[1] из Каунасской духовной семинарии. Продолжил свои исследования литовского языка профессором в Казанской и Петербургской духовной академиях, общаясь с известными филологами того времени. В 1895 году какое-то время жил в Каунасе у историка Константина Гуковского. С 1898 год — профессор Петербургской духовной академии. Умер в нищете в 1908 году. Похоронен на Каунасском городском кладбище. Перезахоронен на Пятрашюнское кладбище

Работы

Казимерас Яунюс систематизировал наречия литовского языка, описал ударения, ввёл новые грамматические термины, исследовал связи литовского языка с другими языками. Известные русские филологи Ф. Фортунатов и А. Шахматов за общественные средства предоставили К. Яунюсу секретаря Казимераса Буга, который с 1906 года вёл записи его исследований.

В 1908 году К. Буга издал работу К. Яунюса лит. «Aistiškus studijus», а в 1911 году — «Грамматика литовского языка» (лит. «Lietuvių kalbos gramatika»), которая в 1916 году была переведена на русский язык. Этот перевод до сих пор остается для иностранцев важным источником знаний о литовском языке. В этой грамматике введены новые термины — глагол, причастие. Через работы Казимераса Буга, Йонаса Яблонскиса и других известных филологов К. Яунюс оказал особое влияние на развитие литературного литовского языка.

Напишите отзыв о статье "Яунюс, Казимерас"

Примечания

  1. С 1864 по 1904 год после январского восстания 1863—1864 годов Михаил Муравьёв, генерал-губернатор Виленской губернии, ввёл запрет на использование латинского алфавита и печатные тексты на литовском языке. Были запрещены на литовском языке буквари, официальные издания, книги для чтения.

Отрывок, характеризующий Яунюс, Казимерас

– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.