Вагнер-Яурегг, Юлиус

Юлиус Вагнер-Яурегг
нем. Julius Wagner Ritter von Jauregg
Место рождения:	Вельс, Австрия
Научная сфера:	психиатрия
Место работы:	Венский университет, Университет Граца
Альма-матер:	Венский университет
Известен как:	разработавший метод лечения прогрессивного паралича
Награды и премии:	Нобелевская премия по физиологии и медицине (1927)

Ю́лиус Ва́гнер Ри́ттер фон Я́урегг (нем. Julius Wagner Ritter von Jauregg), после упразднения дворянских титулов в Австрии — Ю́лиус Ва́гнер-Я́урегг (нем. Julius Wagner-Jauregg) (7 марта 1857, Вельс, Верхняя Австрия — 27 сентября 1940, Вена, Австрия) — австрийский психиатр, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1917 году.

Биография

Окончил Венский университет; получив в 1881 году степень доктора медицины, работал в этом университете на кафедре психиатрии. В 1883—1889 годах — ассистент, затем доцент в клинике нервных и психических болезней при Венском университете, в 1889—1893 годах — профессор психиатрии и невропатологии университета Граца, в 1893—1918 годах — заведующий кафедрой психиатрии в Венском университете.

Помимо этого, был директором психиатрической клиники и в течение нескольких лет возглавлял приют для душевнобольных в Троппау. Автор работ, посвященных лечению кретинизма и зоба препаратами щитовидной железы и малыми дозами йода. В 1887 году сообщил о влиянии заболеваний, сопровождающихся повышением температуры, на течение психозов.

В 1890 году предложил применять «лихорадочную» терапию для лечения прогрессивного паралича, в 1917 году впервые привил малярию больным, страдающим этим заболеванием. Обосновал принципы «раздражающей» терапии, разработал методику малярийной терапии. Последняя применялась им также при лечении сифилиса, невросифилиса, рассеянного склероза, шизофрении. Автор работ по инфекционным психозам, проблемам наследственности и судебной психиатрии.

Изображен на австрийской почтовой марке 1957 года.

См. также

• Пиротерапия

Ссылки

• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1927/wagner-jauregg-bio.html Биография Юлиуса Вагнера-Яурегга на сайте Нобелевского комитета].

Отрывок, характеризующий Вагнер-Яурегг, Юлиус

– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.