Яхмес, сын Эбаны

Яхмес
Изображение Яхмеса из его гробницы
Род деятельности:	военный
Место рождения:	Эль-Каб, Египет
Место смерти:	пред. Месопотамия
Отец:	Эбана (Ибана), «офицер при царе Секеннира»
Награды и премии:	семь раз получал «золото за доблесть»

Яхмес, сын Эбаны (адмирал Яхмос) — древнеегипетский вельможа, член династии номархов Нехена (современный Эль-Каб). Яхмес известен тем, что в его гробнице была найдена надпись, сообщающая о подвигах этого номарха во времена фараона Яхмоса I, эта надпись содержала важные сведения об исторических событиях во времена этого фараона. Почти всё, что известно об этом номархе, учёные узнали из высеченной на стене в гробнице Яхмеса автобиографии.

Семья

Род Яхмеса был достаточно богат и восходил к XIII династии. Отец Яхмеса занимал должность командующего флотом. Согласно надписи на стене гробницы Яхмеса, он был «офицером при царе Секеннира».

Жизнь

Яхмес, сын Эбаны, был вельможей нома Нехен. Согласно надписи в его гробнице, он ещё юношей нёс службу на боевом египетском корабле «Телец». Затем, вскоре после его женитьбы, Яхмеса перевели в северный флот, во время осады Авариса он сражался в рядах пехоты вблизи царя. Затем его перевели на корабль «Сияющий в Мемфисе», и он принял участие в битвах на озёрах и каналах вокруг Авариса. Яхмес упоминает о многочисленных наградах, которыми осыпал его царь за убийства и пленения врагов при захвате Авариса: награды эти состояли из своеобразного древнеегипетского ордена — «золота храбрости» — и захваченных им пленников, отданных ему в рабство.

После захвата Авариса Яхмес принял участие в захвате Палестины, он лично участвовал в захвате города гиксосов Шарухена. После этого Яхмес принял участие в ряде кампаний Яхмоса I против Куша (современная Нубия) (а также в разгроме некоего Тетиана и ещё одного бунтовщика, не названного по имени). За участие в этих кампаниях Яхмес также получил немало наград.

Последний поход с участием Яхмеса был предпринят уже в правление фараона Тутмоса I, это был азиатский поход, который закончился тем, что египтяне дошли до Евфрата и дали там бой. Согласно воспоминаниям Яхмеса, на этот раз он сам был командующим в битве. Вскоре после этого сражения Яхмес умер.

Значение для египтологии

Автобиографическая надпись в гробнице Яхмеса имела огромное значение для египтологии, благодаря ней египтологам стало известно о том, как были окончательно разбиты и изгнаны гиксосы, а также о завоевании Яхмосом I Палестины и Куша.

Также благодаря похвальбам Яхмеса о земельных наделах, которые подарил ему фараон, египтологам стало известно что Яхмос I во внутренней политике поощрял номархов, даря им земельные наделы и таким образом удерживая их верность.

Литература

• Тураев, Борис Александрович. История Древнего Востока / Под редакцией Струве В. В. и Снегирева И. Л.. — Л.: Социально-экономическое, 1935. — Т. 1. — 340 с.
• Мюррей, Маргарет. Величие Древнего египта. — Москва: ЗАО Центрполиграф, 2009. — 319 с. — ISBN 978-5-9524-44829.
• Эрман, Адольф. [books.google.ru/books?id=8um2uo5cImMC&pg=PT180&dq=Яхмес,+сын+Эбаны&hl=ru&sa=X&ei=UDkzVfSLKuTkyAPK74Iw&ved=0CC8Q6AEwBA#v=onepage&q=%D0%AF%D1%85%D0%BC%D0%B5%D1%81%2C%20%D1%81%D1%8B%D0%BD%20%D0%AD%D0%B1%D0%B0%D0%BD%D1%8B&f=false Государство, армия и общество Древнего Египта]. — Litres, 2013. — ISBN 9785457029286.
• Мертц, Барбара. [books.google.ru/books?id=z_2eWV2Kv-YC&pg=PT163&dq=Яхмес,+сын+Эбаны&hl=ru&sa=X&ei=Zj4zVYmCEefjywOF1YHoDw&ved=0CBsQ6AEwAA#v=onepage&q=%D0%AF%D1%85%D0%BC%D0%B5%D1%81%2C%20%D1%81%D1%8B%D0%BD%20%D0%AD%D0%B1%D0%B0%D0%BD%D1%8B&f=false Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы]. — Litres, 2013. — ISBN 5457029328.

Отрывок, характеризующий Яхмес, сын Эбаны

– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.