Яхонтов, Владимир Николаевич
Поделись знанием:
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
| Владимир Николаевич Яхонтов | |
 | |
| Профессия: | |
|---|---|
| Амплуа: |
чтец |
| Театр: |
|
| Награды: |
I премия на Первом Всесоюзном конкурсе мастеров художественного слова (1937) |
Влади́мир Никола́евич Я́хонтов (15 (27) ноября 1899, Седлец, Царство Польское — 16 июля 1945, Москва) — русский советский артист эстрады, чтец, актёр, мастер художественного слова. Создатель жанра «театр одного актёра».
Содержание
Биография
Родился в Польше в семье контролёра акцизного управления. Детские годы провёл в Городце, где учился в начальном училище. После семейной трагедии уехал с отцом в Нижний Новгород, к дедушке, который был протоиереем ярмарочного собора. Окончил Дворянский институт имени Императора Александра II в Нижнем Новгороде, где играл в любительских спектаклях. В 1918 году поступил во 2-ю Студию МХТ, спустя год перешёл к Е. Б. Вахтангову в 3-ю Студию. Учителями были Станиславский, Качалов, Москвин, Книппер-Чехова. В 1920-е годы жил на Кузнецком Мосту в доходном доме Гагарина.
В 1924—1926 годах — актёр Театра имени Мейерхольда. Сыграв роль барона Файервари в спектакле «Учитель Бубус» А. Файко, навсегда ушёл из театра. Встреча с Еликонидой Ефимовной Поповой в 1921 году определила его дальнейшую судьбу: Попова стала спутником его жизни, режиссёром и художником моноспектаклей, соавтором литературно-сценических программ.
В 1927 году с режиссёрами Поповой-Яхонтовой, С. И. Владимирским, музыкантами М. Цветаевым и Е. Лойтером создал эстрадный театр одного актёра «Современник», который просуществовал до 1935 года.
Вместе с Юрием Левитаном вёл Парад Победы на Красной площади 24 июня 1945 года.
Покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна[1].
По воспоминаниям Надежды Мандельштам, «Яхонтов выбросился из окна в припадке страха, что идут его арестовывать».[2]
Писатель Лев Друскин, считавший Яхонтова одним из главных своих учителей, описывал это несколько иначе: «Финал его жизни был ужасен. Он почувствовал признаки приближающегося безумия и бросился в лестничный пролёт, как Гаршин»[3].
Творчество
С 1922 года Яхонтов начинает выступать на эстраде с чтением стихов А. С. Пушкина, А. А. Блока, В. В. Маяковского.
В 1924 году исполнил первую художественную композицию-моноспектакль «На смерть Ленина». Яхонтов был и исполнителем и автором. Композиция состояла из фрагментов произведений художественной литературы, газетных статей, историко-революционных документов, писем, мемуаров, объединённых логикой единого замысла. Яхонтов искал формы сочетания художественного слова с искусством театра. Композиции стали особой формой осмысления современности.
«Речь должна звучать, как стихи» — творческое кредо Яхонтова.
В разное время репертуар Яхонтова составляли
- исторические композиции
- «Октябрь» (1924),
- «Ленин» (1925),
- «1905 год»,
- «Война» (1929),
- «Цусима» (1934),
- композиции-хроники современной жизни
- «Торжественное обещание» (1929),
- «Новые плоды» (1935),
- программы по произведениям русской классической литературы
- «Пушкин» (1926),
- «Петербург» («Шинель» Н. В. Гоголя, «Белые ночи» Ф. М. Достоевского, «Медный всадник», фрагменты из «Евгения Онегина» и стихи Пушкина, 1927),
- «Да, водевиль есть вещь» («Домик в Коломне» Пушкина, «Коляска» Гоголя, «Тамбовская казначейша» М. Лермонтова, 1929),
- «Евгений Онегин Пушкина» (1930),
- «Горе от ума А. С. Грибоедова» (1932),
- «Настасья Филипповна» (по роману Ф. М. Достоевского «Идиот», 1933),
- «Болдинская осень» (1937),
- «Вечер поэзии Лермонтова» («Смерть поэта», «Пророк», «Бородино», «Валерик», «Соседка», «Завещание», сцены из «Маскарада», 1938).
Яхонтов был первым исполнителем поэм Маяковского «Человек», «Война и мир», «Облако в штанах», «Люблю», «Про это на эстраде». В 1931 году он выступил с композицией «Вечера Маяковского».
В годы Великой Отечественной войны Яхонтовым были созданы лирико-эпические композиции
- «За Родину» (1941),
- «Россия грозная» (1942) и др.
Фрагменты из произведений Б. Горбатова, В. Гроссмана, О. Берггольц, проза Толстого, стихи Пушкина в сочетании с музыкой Баха, Бетховена, Листа, Рахманинова, Шостаковича составили композицию «Тост за жизнь» (1944).
Оценка творчества
Яхонтов был ярчайшим представителем искусства художественного слова, одиним из создателей литературно-эстрадного жанра называемого «литмонтаж», широко популярного в самодеятельном клубном искусстве. Основным приемом артиста является компоновка литературного материала на определенную тему по принципу усиления яркости звуковых сочетаний и театральной подачи. Яхонтов пользуется приемами сценического искусства, декорации, аксессуары, в одиночку разыгрывая театральное представление.
«Интеллектуальность и творческая культура, мастерство сценического жеста, музыкальный голос, чувство ритма, умелое использование деталей костюма, бутафории определили своеобразие исполнительского стиля Яхонтова» (Е.Дубнова).
На Первом Всесоюзном конкурсе мастеров художественного слова в 1937 Яхонтову была присуждена первая премия.
Маяковскому больше всего нравилось, как его стихи читал Яхонтов.[4]
Сочинения
- Театр одного актёра. — М., 1958
Интересные факты
- Молодой Яхонтов читал «Медного всадника» с особым приспособлением вроде вентилятора. Приспособление стояло у его ног и, вращаясь, своим шумом долженствовало помочь слушателям воспринять «буйную дурь» стихий.[5]
- Ходил слух, что, гастролируя по индустриальным городам Урала, Яхонтов весь свой гонорар за выступления перечислял на постройку танковой колонны «Владимир Яхонтов».[6]
- Однажды Яхонтов дал такой отзыв о спектакле Магнитогорского театра: «Ваш театр сделал нечто противоположное тому, что сделал Иисус Христос. <…> Иисус Христос однажды превратил воду в вино, а ваш театр, наоборот, вино — в воду…»[6]
- Во время войны у актёра была мечта на свои деньги построить танк, назвать его именем Маяковского и отправить на фронт. Просьба знаменитого чтеца была удовлетворена. Кировский завод выполнил заказ. 12 сентября 1944 года танк «Владимир Маяковский» был передан экипажу, которым командовал гвардии старший лейтенант Д. В. Сычев. На площадке у сдаточного цеха собрались рабочие, артисты, представители Московской и Челябинской филармоний. Яхонтов передал экипажу паспорт машины и тома произведений Маяковского. На броне машины блестела надпись «Владимир Маяковский». Этот танк штурмовал Берлин, а его командира Никиту Ашурова наградили золотой звездой Героя Советского Союза.[7]
- Существует легенда о назначении Яхонтова на роль Чацкого и о неожиданной замене его в разгар репетиций. На самом деле 12 января 1927 года Мейерхольд смотрел его в двух сценах Чацкого и написал знаменитую записку Х. А. Локшиной: «В Яхонтове я боюсь „тенора“ в оперном смысле и „красавчика“, могущего конкурировать с Завадским. Ах, тенора, черт бы их побрал!»[8]
- Дружил и встречался с Лаймой Лацис.
Память
- Проводится Всероссийский студенческий конкурс чтецов имени В. Н. Яхонтова.
Адреса
В Москве
- Кузнецкий мост, 19. Здесь Яхонтов жил в 1920-х годах, будучи актёром Театра имени Мейерхольда и уже начиная выступать на эстраде.
- Варсонофьевский (Вознесенский) переулок, 8. В 1920—1930-х годах в квартире № 2 жила мать Яхонтова. Здесь артист и его жена встречались со многими актёрами и писателями, например c О. Мандельштамом.
Напишите отзыв о статье "Яхонтов, Владимир Николаевич"
Примечания
- ↑ [enc.mail.ru/article/?1900459153 Российский энциклопедический словарь]
- ↑ Мандельштам Н. Я. Вторая книга. — М.:Московский рабочий, 1990. — С. 110. — 560 °C. ISBN 5-239-00635-0. [webreading.ru/prose_/prose_rus_classic/nadeghda-mandelshtam-vtoraya-kniga.html#reader]
- ↑ Лев Друскин Спасённая книга
- ↑ Людмила Булавка. [dzd.communist.ru/liter/bul02.htm Коммунизм возвращается. Маяковский]
- ↑ Шервинский С. В. [feb-web.ru/feben/pushkin/serial/is5/is5-328-.htm О принципах художественного чтения поэзии Пушкина]
- ↑ 1 2 [www.a-z.ru/women_cd2/12/26/i80_519.htm Салынская Р. Г. В те далёкие годы]
- ↑ [www.book-chel.ru/ind.php?what=card&id=5110 Энциклопедия «Челябинск»]
- ↑ Рыбкина И. Р. [www.russianculture.ru/formp.asp?ID=203&full Горе уму]
Литература
- Марков П. Литмонтаж Яхонтова // Правда. — 1926. — 9 декабря. — № 285
- Мандельштам О. Яхонтов // Экран. — 1927. — № 31. — С. 15
- Юренева В. Владимир Яхонтов // Советский театр. — 1932. — № 12. — с. 23-24
- Верховский Н. Книга о чтецах. М. — Л., 1950. — с. 132.
- Андроников И. Владимир Яхонтов // Театр. — 1957. — № 1. — с. 390.
- Тиме Е. Театр чтеца // Звезда. — 1959. — № 4
- Лойтер Е. Мой спектакль рождался из слова и музыки // Советская музыка. −1972. — № 1
- Крымова Н. Владимир Яхонтов. — М., 1978
- Дубнова Е. О литературной эстраде. — М., 1979
- [www.rusarchives.ru/federal/rgali/index.shtml РГАЛИ], ф. 2440, 714 д., 1882—1964.
Ссылки
- [www.krugosvet.ru/articles/89/1008948/1008948a1.htm Энциклопедия «Кругосвет»]
- Ираклий Андронников [www.krugozor-kolobok.ru/65/10/65-10-16.html о Владимире Яхонтове. Журнал Кругозор (№ 10, 1965)]
- Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/132974/Яхонтов Большая биографическая энциклопедия]
- [www.radilov.ru/libr/galoch09.shtml Городец на литературно-художественной карте России. Волжский перекрёсток]
- [feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-6431.htm Лермонтовская энциклопедия]
- [mos-nj.narod.ru/1990_/nj9503/nj9503_a.htm В. Сорокин. Памятные места Рождественки и прилегающих к ней улиц и переулков]
- [kkre-53.narod.ru/yahontov.htm Читает Владимир Яхонтов — аудиозаписи]
Отрывок, характеризующий Яхонтов, Владимир Николаевич
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
