Яххотеп

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Яххотеп или Аххотеп (егип. 3h-htp — «Ях (бог луны) доволен») — древнеегипетская царица, супруга фараона Таа II Секененра, мать фараонов-освободителей Камоса и Яхмоса I.

В то время, как её супруг и сыновья сражались за освобождение страны от владычества гиксосов, она фактически правила страной в тогдашнем центре объединения страны — Фивах.

После смерти Таа II Яххотеп возглавила войска и давала отпор мятежникам.

Имела титулы:

Египтологи XXI века считают, что имя Яххотеп носили две царицы периода XVII-XVIII династии.





Надписи в Карнакском храме, посвящённые Яххотеп

Она заботилась о солдатах Египта и оберегала их.
Она выдворила предателей из страны и сплотила сомневающихся.
Она умиротворила Верхний Египет и изгнала мятежников.

Восхваляйте госпожу нашей земли,
владычицу берегов Хауинебу (острова Эгейского моря).
Её имя озаряет чужеземные страны, она повелевает народами.
Жена царя, сестра властелина дает жизнь, благосостояние и здоровье!
Царица, мать царя, знает все и радеет о Египте.

Яххотеп стала регентшей при своем сыне Яхмосе после смерти мужа.

Захоронение

Её нетронутая могила была найдена в 1859 году возле Курны. Мумия покоилась в гробу из привозного кедра, покрытого золотом. Голова в волнистом парике богини Хатхор, украшенной коброй. Безнадзорную гробницу вскоре опустошили и золото попало к местному начальнику, который на судне хотел переправить украшения из Египта. Но директор Службы древностей Огюст Мариет проявил упорство и украшения отправились в Каирский музей. Среди предметов из гробницы имеются и женские и мужские вещи: большой золотой посох, наручный браслет лучника, наконечник копья, тринадцать боевых топоров из бронзы, золота и серебра. Лезвия одного топора украшали эгейские мотивы: гриф и сфинкс, держащий голову врага. Эгейские мотивы были и на кинжале: две бычьи головы и охота на льва. Самой большой находкой были два ордена Золотой мухи. Этими подвесками в виде двух насекомых награждали за выдающиеся заслуги на поле боя.

Культурное влияние

Яххотеп — одна из главных действующих лиц романа Нагиба Махфуза «Война в Фивах» и главная героиня трилогии Кристиана Жака «Гнев Богов». Оба произведения повествуют об освобождении Египта из-под власти гиксосов.

Библиография на русском языке


Напишите отзыв о статье "Яххотеп"

Отрывок, характеризующий Яххотеп

Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.