Яхья, Антар

Антар Яхья
Общая информация
Родился	21 марта 1982(1982-03-21) (42 года) Мюлуз, Франция
Гражданство	Алжир Франция
Рост	185 см
Вес	79 кг
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	Орлеан
Номер	24
Карьера
Молодёжные клубы
1996—2000	Сошо
2000—2001	Интернационале
Клубная карьера*
2000—2001	Интернационале	0 (0)
2001—2002	→  Бастия	6 (0)
2002—2005	Бастия	72 (2)
2005—2007	Ницца	30 (0)
2007	→  Бохум	16 (1)
2007—2011	Бохум	103 (6)
2011—2012	Аль-Наср (Эр-Рияд)	13 (1)
2012	Кайзерслаутерн	13 (0)
2013	Эсперанс	12 (0)
2014—2016	Анже	0 (0)
2016	→  Орлеан	14 (1)
2016—н. в.	Орлеан	4 (0)
Национальная сборная**
1998	Франция (до 16)	1 (0)
2000	Франция (до 18)	2 (0)
2003—2004	Алжир (до 23)	1 (1)
2004—2012	Алжир	52 (7)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 30 октября 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Анта́р Яхья́ (фр. Antar Yahia, араб. عنتر يحيى‎; 21 марта 1982, Мюлуз) — франко-алжирский футболист, центральный защитник клуба «Орлеан».

Карьера

Ранние годы

Несмотря на то, что Яхья родился во Франции и являлся гражданином этой страны, он провёл некоторое время в Седрате, когда был ребёнком. Яхья начал заниматься футболом в международной футбольной школе Дейра, где обучались дети эмигрантов.

Клубная

В возрасте 14-ти лет Яхья начал футбольную карьеру, придя в футбольную школу клуба «Сошо». Там он был замечен скаутами миланского «Интернационале», куда перешёл в 2000 году. Однако в основной состав команды Яхья не смог пробиться и был отдан в аренду в клуб «Бастия». Сыграв там один сезон, «Бастия» приняла решение продолжить договор с Яхья, чей контракт с «Интером» закончился. После этого Яхья провёл ещё 3 сезона в клубе, став игроком стартового состава команды.

В июле 2005 года «Ницца» выкупила контракт игрока, заплатив 1 млн евро. В начале сезона Яхья был игроком стартового состава, однако затем стал показывать более низкий уровень игры и часто оказывался на скамье запасных, выходя лишь на замену. После одного сезона в «Ницце», Яхья принял решение сменить клуб.

Яхья заинтересовались английский клуб «Лидс Юнайтед» и немецкий «Бохум». Футболист провёл переговоры с обоими клубами и принял решение уехать в Германию. 30 января 2007 года Яхья дебютировал в чемпионате Германии в матче с «Баварией». В первом сезоне Яхья стал игроком основного состава. Зимой 2007 года, не дожидаясь срока окончания аренды, Бохум выкупил контракт Яхья за 800 тыс. евро, подписав контракт до 2011 года на улучшенных условиях. В 2011 году выступал за арабский «Аль-Наср». В январе 2012 года в качестве свободного агента Яхья подписал трёхлетний контракт с немецким «Кайзерслаутерном».

В сборной

Яхья провёл 2 матча за юношескую сборную Франции до 18 лет. Затем он предпочёл Алжир, выступая за команду до 23 лет, где он дебютировал в матче отборочного турнира к Олимпиаде с командой Ганы, в первой же игре забив гол. В составе основной сборной Алжира Яхья дебютировал 15 января 2004 года в товарищеской игре с Мали. В ноябре 2009 года Яхья забил единственный в матче с Египтом гол, который вывел сборную Алжира на чемпионат мира 2010.

Личная жизнь

Антар Яхья, по национальности шауи, родился в семье выходцев из Седрата, Соук Ахрас.

Ссылки

• [www.transfermarkt.com/-/profil/spieler/5586 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)
• [int.soccerway.com/players/anther-yahia/1264 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.national-football-teams.com/player/106.html Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)

Отрывок, характеризующий Яхья, Антар

– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.