Яшар Кемаль

Яшар Кемаль

Яшар Кемаль (тур. Yaşar Kemal), настоящее имя Кемаль Садык Гёкчели (тур. Kemal Sadık Gökçeli; 6 октября 1923, село Хемите-Гёкчели, вилайет Адана, Турция — 28 февраля 2015, Стамбул, Турция) — турецкий прозаик-реалист, поэт и правозащитник. По происхождению курд. Известен как многократный кандидат на Нобелевскую премию по литературе, а также как активный сторонник создания независимого Курдистана и построения в Турции гражданского общества. Иногда называется одним из крупнейших современных писателей Турции, его роман «Тощий Мемед» переведён на более чем сорок языков.

Биография

Происходит из семьи беженцев из города Ван, спасавшихся на юге Турции от Первой мировой войны. В детстве в результате несчастного случая потерял правый глаз, когда его отец разделывал жертвенного барана на Курбан-байрам и в пятилетнем возрасте стал свидетелем убийства своего отца приёмным сыном в мечети, что привело к нервным потрясениям и проблемам с речью в течение нескольких лет. В начальную сельскую школу он пошёл только в девять лет, среднее образование получил в Кадирли. В юные годы работал разносчиком, затем был работником на хлопковой и рисовой ферме, водителем трактора, охранником речных участков, принадлежавших богатым фермерам, но при этом обучал окрестных крестьян, как можно незаметно воровать воду из них по ночам. В 1941—1942 годах преподавал в сельской школе, позже работал помощником библиотекаря; его земляки в итоге сумели собрать деньги для его обучения в Стамбульском университете. После окончания университета стал работать журналистом, впоследствии стал писателем.

Своё первое стихотворение написал ещё в детстве — на смерть своего дяди-бандита. Печататься начал в 1939 году, в 1944 году был опубликован его первый рассказ «Грязная история» (тур. Pis Hikâye). В 1955 году был опубликован его первый роман «Тощий Мемед» (тур. Ince Memed). В 1962 году он вступил в Рабочую партию Турции. В 1967 году основал литературно-общественный еженедельник «Ант», который выходил до 1971 года. Два первых его романа были запрещены к публикации в Турции по причине остросоциальной критики. Впоследствии он не раз имел проблемы с турецкими властями и даже провёл однажды двадцать месяцев в заключении по обвинению в пропаганде сепаратизма. Является лауреатом в общей сложности девятнадцати литературных премий. Среди примеров его общественной деятельности — пропаганда толерантного отношения к турецким мигрантам в Германии и кампания по «очищению» турецкого языка от арабских и персидских заимствований.

Основные прозаические произведения: романы «Жестянка» (1955, русский перевод 1970; повествует о противостоянии интеллигента с помещиками и духовенством), «Тощий Мемед» (тома 1—2, 1955, русский перевод 1959; о неравной борьбе анатолийских крестьян за свои права), социальные романы «Опора» (1960), «Земля — железная, небо — медное» (1963), «Эфе из Чакырджа» (1972), «Легенда горы» (1970), «Разбойник» (1972), «Если убить змею» (1976), «Голос крови» (1991), дилогия «Хозяева поместья Акчасаз» («Преступление на Ковальским базаре» (1973) и «Юсуфчик Юсуф» (1975)), рассказывающая о жизни турецких кочевников, сборники рассказов «Жара» (1952) и репортажей «Эта страна из конца в конец» (1971).

Ссылки

• Яшар Кемаль — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Яшар Кемаль

– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.