Второстепенные персонажи мира Полудня

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Яшмаа, Корней Янович»)
Перейти к: навигация, поиск

Список второстепенных персонажей книг из цикла о Мире Полудня, написанных братьями Стругацкими.





Абалкин, Лев Вячеславович

Лев Абалкин — герой фантастического произведения «Жук в муравейнике» Аркадия и Бориса Стругацких, одна из главных фигур в Деле подкидышей, учёный и прогрессор; был первым, кто установил официальный контакт (в 2160 гК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3559 дней].) с голованами. Гибель Абалкина стоила карьеры Рудольфу Сикорски.

Родился из эмбриона № 7 в саркофаге-инкубаторе, оставленном Странниками на безымянной планете в системе ЕН 9173 (см. «Дело подкидышей»). По окончании школы, несмотря на способности к зоопсихологии и желание ею заниматься, а также на энергичные протесты Учителя, дошедшего до регионального Совета, Абалкин был направлен в Школу Прогрессоров, во исполнение решения, согласно которому все «подкидыши» должны были получить работу, связанную с постоянным пребыванием вне Земли.

В 58—62 гг. работал на планете Саракш, где установил контакт с голованами. В 62—63 работал с голованами на Пандоре (проект «Голован в космосе»), в 63 вместе с голованом Щекном принимал участие в операции «Мёртвый мир» на Надежде. В 64—66 работал на Гиганде в качестве прогрессора, там он встретился с другим «подкидышем» Корнеем Яшмаа. С 70 по 78 работал на Саракше в Хонти и Островной империи. Последняя должность — шифровальщик штаба группы флотов «Ц».

В 78 году Абалкин внезапно вернулся на Землю, где и погиб 4 июня — был убит Рудольфом Сикорски из опасения, что в нём активировалась заложенная Странниками программа, потенциально представляющая угрозу для человечества. Все обстоятельства, предшествующие его смерти, в частности, мотивы действий самого Абалкина, в тексте повести не раскрываются, что оставляет большую свободу для предположений. Позднее Борис Стругацкий рассказал, что по авторскому замыслу в Абалкине не было заложено никакой программы — он явился жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств.

Бадер, Август-Иоганн-Мария

Бадер, Август-Иоганн-Мария — литературный персонаж, фигурирует в произведениях братьев Стругацких «Малыш», «Полдень, XXII век», «Хищные вещи века», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер».

Десантник, Следопыт, член Мирового Совета и один из руководителей КОМКОН-1 [1]. В 2112 году как капитан корабля участвовал в экспедиции к Трансплутону [2], тогда под его командованием служил Леонид Горбовский.

В 2127 году открыл искусственные спутники Владиславы, названные им Владя и Слава (эта система получила ироническое название «Империя Бадера»), и придумал название янтарин для материала, который используют Странники. В 2137 году участвовал в совещании членов Мирового Совета и КОМКОНа, посвящённого обнаружению саркофага; по его мнению, саркофаг был хранилищем генофонда землян. Автор «списка Горбовского-Бадера» — списка звёзд, лежащих на гипотетическом пути Странников [3]. В конце века уже воспринимался как «руина героической эпохи».

В советской науке известен Отто Николаевич Бадер, создатель Камской археологической экспедиции и Пермской научной археологической школы. Сходство фамилий и рода занятий может быть основанием для предположения, что он послужил прототипом для Августа Бадера. Однако Б. Н. Стругацкий в off-line интервью (июнь 1998 г.) написал: «Ни я, ни АН (насколько я знаю) никогда не слыхали об О. Н. Бадере. Это совпадение столь же замечательно, сколь и случайно»[4].

Бромберг, Айзек

Айзек Бромберг — литературный персонаж, фигурирует в произведениях братьев Стругацких «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер».

Историк, ксенопсихолог, социолог. Консультант КОМКОНа-1, член Учёного совета Музея Внеземных культур. Провозглашал право науки на развитие без ограничений. Обнародовал результаты законсервированных работ Ионафана Перейры в области теоретической евгеники с требованием продолжить работы в этом направлении. Автор книги «Как это было на самом деле» (о «Массачусетском кошмаре»). Критиковал все действия КОМКОНа-2 и его руководителя Рудольфа Сикорски, которого называл «тайным тюремщиком идей». В 2178 году помогал раскрыть Льву Абалкину тайну его личности, в связи с чем вышел на «Дело подкидышей».

В 2194 году Максим Каммерер попросил его создать модель прогрессорской деятельности Странников в системе земного человечества. В ответ Бромберг написал документ, известный под названием «меморандум Бромберга»: он утверждал, что при содействии некоей сверхцивилизации человечество будет разделено на две неравные части, причём меньшая часть навсегда обгонит в развитии большую. Скончался в том же году примерно в 150-летнем возрасте. Он стал одним из двух персонажей цикла о Мире Полудня, о которых достоверно известно, что они умерли (за исключением, возможно, Сикорски; Сикорски умер не позднее 2193 года в преклонном возрасте — во время действия «Жука в муравейнике» ему уже 102 года — но о причинах его смерти ничего не сообщается; Бадер и Горбовский сильно стареют, но об их смерти ничего в тексте не говорится). Вторым умершим персонажем был Кондратьев.

Отношение к Бромбергу разнилось. Сикорски презирал его, называя «невежественный мозгляк», «смакователь дешёвых анекдотов» и т. п. Горбовский относился иронично: «ядовитый старик с фантастической фантазией». Каммерер обратился к нему как к «историку науки и эрудиту», когда все специалисты отказались с ним разговаривать. Для Тойво Глумова «меморандум Бромберга» стал основой для его фанатичного неприятия Странников.

Валькенштейн, Марк Ефремович

Литературный персонаж, фигурирует в произведениях братьев Стругацких «Полдень, XXII век», «Далекая Радуга».
Штурман, космолётчик. Участвовал в броске на Нептун. «Валькенштейн только что вернулся из броска на Нептун» (Полдень, XXII век). Участвовал в погружении в атмосферу и высадку на поверхности Владиславы вместе с Горбовским, Сидоровым и Бадером.
Работал также сотрудником исследовательской подводной станции («О странствующих и путешествующих» Полдень, XXII век)

В 2129 году член экипажа звездолета «Тариэль» (капитан — Горбовский). В 2129 участник экспедиции на Леониду, когда там была открыта разумная жизнь. В 2156 году, возможно, стал одной из жертв катастрофы, происшедшей на планете Радуга (его имя не упоминается в следующих произведениях Стругацких, в отличие от Горбовского, который также присутствовал на планете, но выжил).

Вандерхузе, Яков

Яков Вандерхузе — литературный персонаж, фигурирует в произведениях братьев Стругацких «Малыш» и «Жук в муравейнике».

Звездолётчик, капитан корабля. В 2162 году участвовал в операции «Ковчег» вместе с Геннадием Комовым и др. Был одним из тех, кто вступил в контакт с «космическим Маугли» Пьером Семёновым, родителей которого знал лично. В разговорах высказывался против Группы свободного поиска [5]. В 2163 году участвовал в операции «Мёртвый мир» на планете Надежда, где координировал действия Льва Абалкина и Щекн-Итрча. Абалкин был недоволен Вандерхузе, хотя характеризовал его как «опытнейшего космического волка».

Глумов, Тойво

Тойво Глумов — литературный персонаж, фигурирует у братьев Стругацких в трилогии о Максиме Каммерере.

Является сыном Майи Глумовой. Отец неизвестен. В романе "Волны гасят ветер" упоминается что на 14 мая 99 г. он жив и, возможно, работает гибридизатором на Яйле. (Гипотеза, что Тойво Глумов является сыном Льва Абалкина и Майи Глумовой, по видимому, не подтверждается хронологически: Абалкин в соответствующее время находился безвылазно на Саракше; однако вполне допустимо, что Абалкин мог в начале 60-х годов побывать ненадолго на Земле: описывая поведение Щекна во время операции «Мёртвый мир», Абалкин отмечает странное желание Голована завыть на луну Надежды, указав при этом, что Щекн «к земной луне он всегда относился совершенно индифферентно, насколько мне это известно», тем более Щекн и Абалкин познакомились именно на Саракше, следовательно, они могли вместе побывать на Земле, если Абалкин сообщает такие подробности). Тойво Глумов впервые появляется в романе «Жук в муравейнике» в детском возрасте.

В последней книге трилогии, «Волны гасят ветер», Тойво показан работником КОМКОНа-2, куда он пришёл в 2194 году после разрыва с прогрессорством, его непосредственным начальником является Максим Каммерер. Известно, что Тойво Глумов работал в Арканаре, но предпочёл работу в отделе Каммерера по личным мотивам. Специалисты, характеризуя Глумова, утверждали, что (см. «Волны Гасят Ветер»)
из него мог бы получиться Прогрессор высочайшего класса, Прогрессор-ас. У него были блестящие данные. Он великолепно владел собой, он обладал исключительным хладнокровием, редкостной быстротой реакции, и он был прирожденным актёром и мастером имперсонации.

В 2199 году стал люденом, фактически перестав быть человеком, после чего постепенно утратил интерес к семье и коллегам и прекратил контакты с людьми.

Тойво — финское и эстонское мужское имя, означающее «надежда».

Глумова, Майя Тойвовна

Майя Тойвовна Глумова — литературный персонаж, фигурирует в произведениях братьев Стругацких «Малыш», «Жук в муравейнике», «Волны Гасят ветер».

Родилась в 2141 году. Возможно, дочь Тойво и Риты Сергеевны Турнен («Беспокойство»). В детстве в возрасте 5 лет познакомилась (находилась в одном интернате) с Львом Абалкиным и училась с ним в одной школе, позже поддерживала дружеские отношения и переписывалась.

После школы окончила курсы персонала обеспечения при КОМКОН-1. В 2162 году под руководством Геннадия Комова участвовала в проекте «Ковчег» в качестве квартирьера экспедиции [6] . Затем поступила на историческое отделение Сорбонны. Специализировалась вначале по ранней эпохе первой НТР, после чего занялась историей первых космических исследований.

В 2167 году у неё родился сын Тойво Александрович Глумов, отец неизвестен. В 2178 году работает сотрудником спецфонда института внеземных культур, и у неё происходит свидание с Львом Абалкиным во время его пребывания на Земле.

В 2199 году работает в Сорбонне и занимается ксенотехнологией под руководством Салиньи.

Гнедых, Поль

Родился примерно в 2104 году. Литературный персонаж произведений братьев Стругацких «Полдень, XXII век», «Беспокойство». Обитатель 18-й комнаты Аньюдинской школы, известен также под кличкой «Полли» или «Либер Полли». В 15 лет планировал с друзьями бежать на Венеру.

В 2127 году (повесть «Полдень, XXII век», глава 3, рассказ «Томление Духа») ищет себя и собирается устроиться на работу на скотоводческую ферму.

В 2134 году — директор Базы и начальник Службы индивидуальной безопасности на Пандоре (повесть «Беспокойство»).

Впоследствии в течение нескольких десятков лет работал Охотником за внеземными формами жизни на Пандоре, Ружене, Марсе, Владиславе и других для Музея Космозоологии в Кейптауне. На планете Крукса в результате трагической ошибки, по-видимому, подстрелил инопланетного негуманоидного звездолетчика, в результате чего получил серьезную психологическую травму и в дальнейшем не мог держать в руках оружия (повесть «Полдень, XXII век», глава 4, рассказ «Свидание»).

Званцев, Николай Евгеньевич

Литературный персонаж произведений братьев Стругацких, ПДВ.

Известный океанолог в мире Полудня (его работы известны даже школьникам в 2118 году). Ученик академика Окада.

Камилл

Литературный персонаж, произведений братьев Стругацких, ДР, ВГВ.

Киборг, человек, который в результате рискованного научного эксперимента срастил свой организм с кибернетическим устройством. Один из «Чертовой Дюжины» — группы ученых, сращивавших себя с машинами. Выжил во время катастрофы на Радуге. Покончил с собой, саморазрушился (до 2193 года).

Колдун

Персонаж романов «Обитаемый остров» и «Волны гасят ветер». Житель Саракша, мутант, предводитель южных мутантов. Психократ необычайной силы, телепат, может мысленно управлять животными. Несмотря на молодость и отсутствие какого-либо образования, способен постигать самую суть вещей. «Колдун — это существо необычайной интеллектуальной мощи, из тех сапиенсов, которым капли воды достаточно, чтобы сделать вывод о существовании океанов» (М. Каммерер).

Первым из землян его обнаружил Максим Каммерер во время своего первого пребывания на Саракше. После этого Колдун неоднократно контактировал с землянами. В 2199 году посетил Землю. Во время пребывания в Харьковском филиале Института метапсихических исследований неожиданно прервал свой визит и после возвращения на Саракш окончательно исчез из поля зрения землян.

Кондратьев, Сергей Иванович

Кондратьев, Сергей Иванович — литературный персонаж, один из ключевых персонажей повести братьев Стругацких «Полдень, XXII век». Учился в Высшей школе космогации. Выдерживал перегрузки выше нормы. Был штурманом планетолета «Таймыр», участником экспедиции «Таймыр-Ермак», вылетевшей в направлении созвездия Лиры в 2017 году. Вместе с врачом Е. Славиным выжил после катастрофы планетолета и вернулся на Землю в 2119 году, через сотню лет после вылета. Приспособившись к новому времени, по совету Горбовского поступил служить на субмарину Океанской охраны.

Логовенко, Даниил

Литературный персонаж, произведений братьев Стругацких, ВГВ .

доктор психологии, член-корреспондент АМН Европы. Родился 17.09.[21]30 в Борисполе. Образование: Институт психологии, Киев; факультет управления, Киевский университет; специальные курсы высшей и аномальной этологии, Сплит. Основные работы — в области метапсихологии, открыл так называемый «импульс Логовенко», он же «зубец Т-ментограммы». Один из основателей Харьковского филиала Института метапсихических исследований
ВГВ

Знакомый Максима Каммерера еще с 2160-х годов.[7] Люден. Работая в Харьковском филиале Института Чудаков, неофициально занимался тем, что «воспитывал» люденов на первых ступенях их инициации. Во время Большого Откровения в 2199-м представлял люденов в ходе официальных контактов с людьми, разрабатывал документы, регулирующие взаимодействие людей и люденов («Декларация Логовенко», «Комитет Логовенко»).

Петров, Валентин

Петров, Валентин — литературный персонаж, главный герой рассказа братьев Стругацких «Частные предположения». Упоминается в повести «Полдень, XXII век», в рассказе «Почти такие же». Командир экипажа корабля «Муромец». Вместе с экипажем впервые поставил в полете эксперимент, в результате которого планетолет вернулся на Землю через полгода после вылета, но для экипажа прошло 17 лет. Открыл планету Ружена, назвав её в честь своей жены.

Репнин, Савел Петрович

Савел Петрович (Саул) Репнин — литературный персонаж, фигурирует в повести братьев Стругацких «Попытка к бегству».

Одна из самых загадочных личностей в истории XXII века. Родился в XX веке. Во время Второй мировой войны служил командиром Красной Армии, в 1943 году был взят в плен под Ржевом (заключённый № 819360). После чего необъяснимым образом перенёсся на два века вперёд, в Мир Полудня, где познакомился с двумя космическими туристами. Он представился им как Саул Репнин, «кабинетный историк», и вместе с ними полетел в Космос. В системе ЕН 7031 они открыли планету, которая лежала на гипотетическом пути Странников в соответствии со списком Горбовского-Бадера. Планета была названа Саулой в честь Репнина. После возвращения на Землю он снова необъяснимым образом совершил скачок в 1943 год и погиб, сражаясь с немцами. Возможно, был метагомом (люденом)[8].

В первой версии повести Репнин бежит не из немецкого лагеря, а из советского[9]. Также первоначально задумывался авторами как социопсихолог (off-line интервью БНС за март 1999 года)[10].

Семёнов, Пьер

Литературный персонаж произведений братьев Стругацких (Малыш). Родился 21 апреля 2147 года (Малыш, Гл.4) на борту звездолета ГСП «Пилигрим», родители — Семёнова Мария-Луиза и Семёнов Александр Павлович. Звездолет потерпел бедствие на планете Ковчег, родители Пьера погибли и он был воспитан местной негуманоидной цивилизацией. Вступил в контакт с людьми в 2162 году в ходе проекта «Ковчег».

Вследствие вмешательства местной негуманоидной цивилизации загадочным образом обрёл сверхъестественные способности: левитация, телекинез, нечувствительность к холоду, способность к мимикрии, способность создавать фантомов, и, по-видимому, эмпатией.

Из-за опасений за его судьбу Леонид Горбовский свернул проект «Ковчег».

Сидоров, Михаил Альбертович

Литературный персонаж, фигурирует в произведениях братьев Стругацких «ПДВ», «Беспокойство», «Малыш», «Волны гасят ветер». Родился примерно в 2104 году. Обитатель 18-й комнаты Аньюдинской школы. Известен под прозвищем «Атос».

В 2127 участник высадки на Владиславу в должности биолога экспедиции. Ему удается собрать ценный биоматериал о микрофауне планеты.

В 2134 при крушении вертолета на Пандоре попадает в глубину джунглей, где открывает гуманоидную цивилизацию (согласно повести «Беспокойство», считающейся по некоторым мнениям апокрифичной).

В 2162 начальник базы «Ковчег» на одноименной планете, участник проекта «Ковчег». К этому времени за Сидоровым прочно закрепляется статус неудачника.

В 2193 Президент сектора «Урал-Север» Комкона-2. Его непосредственный подчиненный Максим Каммерер расследует тему «Визит Старой дамы».

В 2199 году перед Большим Откровением был при смерти и должен был лечь в больницу.

Славин, Евгений Маркович

Славин, Евгений Маркович — литературный персонаж, один из ключевых персонажей повести братьев Стругацких «Полдень, XXII век». Первый человек, рожденный на Марсе (по другой версии, первым родился Богдан Спицын «Страна багровых туч»). Был врачом в экспедиции «Таймыр-Ермак», вылетевшей в 2017 году в глубокое пространство к созвездию Лиры. Вместе с С. Кондратьевым выжил после катастрофы планетолета «Таймыр» и вернулся на Землю через 102 года после вылета. Приспособившись к новому веку, занялся писательством. Присутствовал при «бунте» Коллектора Рассеянной Информации (КРИ).

Фокин, Борис

Борис Фокин — литературный персонаж, фигурирует в произведениях братьев Стругацких «Полдень, XXII век», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер».

Следопыт-археолог. В 2133 году участвовал в экспедиции на Леониду, которой руководил Геннадий Комов и которая открыла на планете разумную жизнь. У Комова осталось о нём «впечатление скорее нелестное». В декабре 2137 года совершил открытие, в дальнейшем повлиявшее на судьбы многих людей и, во многом, Мира Полудня. Руководимая им экспедиция исследовала развалины сооружений на безымянной планете в системе ЕН 9173. Там в подземном зале был обнаружен предмет, названный «саркофагом» и содержащий тринадцать оплодотворённых человеческих яйцеклеток (Дело подкидышей). Видимо, позже имел отношение к экспедиции на Кала-и-Муг, она же «парадоксальная планета Морохаси».

Щекн-Итрч

Щекн-Итрч — литературный персонаж, фигурирует в романе братьев Стругацких «Жук в муравейнике». Является единственным, из фигурирующих в мире Полудня, голованом имеющим самоназвание (Дрым и Гекрс отзываются на данные другими клички). Правильное произношение имени: не Щёкн, а Щекн, от «щенка» (см. «Словарь ударений» на сайте Стругацких[11] и off-line интервью БНС за декабрь 2005 г.[12]).

Принадлежит к негуманоидной (киноидной) расе голованов с планеты Саракш. Выглядит, как «крупная, толстая, большеголовая собака с маленькими треугольными ушами торчком, с большими круглыми глазами под массивным, широким лбом». Как все голованы, обладает высоким интеллектом. Легко обучается языкам: известно, что владеет английским, русским и языком жителей планеты Надежда. Сочиняет музыку. Кроме того, обладает телепатическими способностями: может создавать чрезвычайно реалистичную иллюзию огня, которая, однако, воздействует избирательно (по видимому, по воле самого Щекн-Итрч). Также способен непосредственно ощущать внутреннюю суть вещей и существ, не обманываясь их внешностью. В частности, способен отслеживать уровень агрессивности среды и существ. Скрытен, к людям (кроме Абалкина) относится с высокомерием, любит спорить.

Начал контактировать с людьми, вероятно, с 2158 г., когда на Саракше стал работать прогрессор и прирождённый зоопсихолог и ксенолог Лев Абалкин. В 2163 г. вместе с Абалкиным принимал участие в операции «Мёртвый мир» на Надежде. С 2175 г. числился членом дипломатической миссии голованов на Земле в качестве переводчика или даже главы миссии. Видимо, покинул Землю в конце XXII века, когда миссия свернула работу.

Яшмаа, Корней Янович

Корней Яшмаа — литературный персонаж, фигурирует у братьев Стругацких в повести «Парень из преисподней», у Михаила Успенского в повести «Змеиное молоко» и в многочисленных сетевых произведениях по этому мотиву.

Родился 6 октября 2138 года. Один из подкидышей, прогрессор и теоретик в области экспериментальной истории, кроманьонец (у Успенского)[13]. Практически вся его профессиональная деятельность была связана с планетой Гиганда. Наиболее известным стало его участие в проекте разрешения конфликта на Гиганде (примерно 2198 год).

Корней Яшмаа был первым из подкидышей, которому частично открыли тайну его личности, несмотря на требования Сикорски (см. «Жук в муравейнике»), и практически единственным из них, кто, даже будучи Прогрессором, постоянно жил на Земле.

Напишите отзыв о статье "Второстепенные персонажи мира Полудня"

Примечания

  1. августе 67-го года он еще дважды пишет в комкон (Бадеру, а потом и самому Горбовскому) ЖВМ
  2. как пятнадцать лет назад на Цифэе Горбовский прощался со своей матерью. Горбовский и Бадер уходили к Трансплутону. То есть за пятнадцать лет до открытия спутников Владиславы. «Десантники», ПДВ
  3. Такой список есть. Список Горбовского-Бадера. Так что шансы найти цивилизацию были ПБ
  4. [rusf.ru/abs/int0001.htm OFF-LINE интервью с Борисом СТРУГАЦКИМ. Июнь 1998]
  5. Они все притворяются, будто мы уже овладели космосом, будто мы в космосе как дома. Неверно это. И никогда это не будет верно. Космос всегда будет космосом, а человек всегда останется всего лишь человеком М
  6. Майка отодвинула кресло. — Во всяком случае, с моим квартирьерством здесь покончено, «Малыш» Гл.4
  7. А ведь мы с Даней знакомы были с незапамятных времен, с благословенных 60-х ВГВ
  8. [rusf.ru/abs/22_2.htm Фантасты братья Стругацкие: XXII век — опыт историографии (часть 1)]
  9. [rusf.ru/abs/books/bns-03.htm Фантасты братья Стругацкие: Книги: Комментарии к пройденному]
  10. [rusf.ru/abs/int0009.htm OFF-LINE интервью с Борисом СТРУГАЦКИМ. Март 1999]
  11. [rusf.ru/abs/abs_udar.htm Фантасты братья Стругацкие: АБС-Метамир: Ударения в словах]
  12. [rusf.ru/abs/int0087.htm OFF-LINE интервью с Борисом СТРУГАЦКИМ. Декабрь 2005]
  13. [free-book.ru/news_page,1,1102,7.htm Михаил Успенский — Змеиное молоко)]

Отрывок, характеризующий Второстепенные персонажи мира Полудня

В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.