Ященко, Николай Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Иванович Ященко
Дата рождения

31 октября 1919(1919-10-31)

Место рождения

Новониколаевск, Томская губерния, Советская Россия[1]

Дата смерти

8 июня 2001(2001-06-08) (81 год)

Место смерти

Челябинск, Россия

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

стрелковые войска

Годы службы

19411980

Звание гвардии майор

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии
В отставке генерал-майор

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Никола́й Ива́нович Я́щенко (31 октября 1919 — 8 июня 2001) — участник Великой Отечественной войны, командир 214-го гвардейского стрелкового полка 73-й гвардейской стрелковой дивизии 57-й армии 3-го Украинского фронта, гвардии майор[2], Герой Советского Союза, военный комиссар Челябинской области (19671980).





Начальная биография

Николай Ященко родился 31 октября 1919 года в Новосибирске в семье рабочего-железнодорожника.

В 1937 году окончил среднюю школу в Новосибирске, для получения дальнейшего образования переехал в Алма-Ату (Казахская ССР), где в 1941 году окончил Казахский горно-металлургический институт.

Военная служба

Великая Отечественная война

В Красную Армию был призван в июле 1941 года. В 1942 году окончил Алма-Атинское пехотно-пулемётное училище. В ряды ВКП(б) вступил в 1942 году.

С апреля 1942 года воевал на Юго-Западном, с августа 1942 года — Сталинградском, с февраля 1943 года — Воронежском, с июля 1943 года — Степном, с октября 1943 года — 2-м Украинском и с февраля 1944 года на 3-м Украинском фронтах. Принимал участие в обороне Донбасса и Дон летом 1942 года, в Сталинградской и в Курской битвах, в битве за Днепр, освобождении Правобережной Украины, Румынии, Югославии, Венгрии, Австрии. Воевал в качестве командира стрелковой роты, начальника штаба батальона, помощника начальника штаба 48-го стрелкового полка по разведке, заместителя начальника штаба и начальника штаба 343-го стрелкового полка (затем 214-го гвардейского), командира полка.

13 ноября 1944 года командир 214-го гвардейского стрелкового полка (73-я гвардейская стрелковая дивизия, 57-я армия, 3-й Украинский фронт) майор Ященко с передовым стрелковым батальоном под огнём противника успешно форсировал Дунай в районе населённого пункта Батина (Югославия). В боях на плацдарме полк под командованием Ященко овладел господствующей высотой.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за мужество и героизм, проявленные при форсировании Дуная и удержании плацдарма на его западном берегу, гвардии майору Николаю Ивановичу Ященко присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3486).

Послевоенная служба

В 1948 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. С 1950 по 1953 годы работал заместитель начальника Воронежского суворовского военного училища по строевой части, а с мая 1967 года по ноябрь 1980 года — военным комиссаром Челябинской области.

В 1980 году генерал-майор Николай Иванович Ященко ушёл в отставку. Жил в Челябинске, где и умер 8 июня 2001 года. Похоронен на Успенском (Цинковом) кладбище Челябинска (18-й квартал).

Награды

Память

  • На фасаде здания военного комиссариата Челябинской области, где работал Николай Иванович, установлена мемориальная доска.

Напишите отзыв о статье "Ященко, Николай Иванович"

Примечания

  1. Ныне город Новосибирск, Россия.
  2. на момент присвоения звания Героя Советского Союза.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7629 Ященко, Николай Иванович]. Сайт «Герои Страны». (Проверено 5 октября 2010)

Отрывок, характеризующий Ященко, Николай Иванович

15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.