Даян, Яэль

Яэль Даян
ивр. ‏יעל דיין‏‎
Созывы кнессета	13, 14, 15
Партия	Авода, Мерец

Яэль Даян (ивр. ‏יעל דיין‏‎, род. 12 февраля 1939) — израильский писатель и политик, депутат кнессета с 1992 по 2003 год, была заместителем мэра Тель-Авива. В 2013 году закончила карьеру. Дочь Моше Даяна и сестра Аси Даяна.

Биография

Яэль Даян родилась в Нахалале во время Британского мандата, является дочерью генерала Моше Даяна и внучкой Шмуэля Даяна. После службы в ЦАХАЛ изучала международные отношения в Еврейском университете и биологию в Открытом университете.

С 1959 по 1967 год состояла в отношениях с Мишелем Какоянисом и жила в Греции. Позже вышла замуж за Дова Cиона, у пары родились двое детей.

Творчество

Яэль Даян до начала политической карьеры была писателем и журналистом, её колонки печатали ведущие израильские газеты: «Едиот Ахронот», «Маарив», «Аль ха-Мишмар» и «Давар». Она также опубликовала шесть рассказов, воспоминания о Шестидневной войне и биографию отца, Моше Даяна.

Политическая карьера

Даян стала антивоенной активисткой, возглавила «Шалом ахшав», проводила по всему миру лекции на темы мира и безопасности. В Израиле она также проводила кампании в защиту прав человека, женщин и ЛГБТ.

В 1992 году Яэль Даян была избрана в кнессет от партии «Авода» и возглавила комиссию по правам женщин. Переизбиралась в 1996 и 1999 годах (от блока «Единый Израиль»).

После поражения на выборах 2003 года, она покинула партию «Авода» и присоединилась к «Мерецу» Йоси Бейлина. Возглавила список партии на муниципальных выборах в Тель-Авиве 2004 года, партия получила 5 из 31 мест и вошла в коалицию Рона Хульдаи. До 2013 года отвечала за социальные службы города. Мэр города Рон Хульдаи предпочёл не включать Яэль в список на выборы 2013 года, и она закончила свою политическую карьеру.

Ссылки

• [knesset.gov.il/mk/ru/mk_print_ru.asp?mk_individual_id_t=39 Яэль Даян на сайте Кнессета]
• [newsru.co.il/israel/06jun2008/yael_dayan_222.html "Атмосфера раскрепощает". Интервью с Яэль Даян накануне Парада гордости]
• [www.jewish.ru/history/israel/2014/12/news994327288.php Яэль Даян, дочь полководца]

Отрывок, характеризующий Даян, Яэль

– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.