Я, Клавдий (книга)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Я, Клавдий (роман)»)
Перейти к: навигация, поиск
Я, Клавдий
I, Claudius
Автор:

Роберт Грейвз

Жанр:

историко-биографический роман

Язык оригинала:

Английский

Оригинал издан:

1934

Переводчик:

Г. А. Островская (1990)

Страниц:

468

ISBN:

ISBN 0-679-72477-X

Следующая:

Божественный Клавдий

[lib.ru/INOSTRHIST/GREJVS/rom1.txt Электронная версия]

«Я, Кла́вдий» (англ. I, Claudius) — историко-биографический роман английского писателя Роберта Грейвза (англ. Robert Graves), написанный от лица императора Клавдия. По сути, это жизнеописание Цезарей Октавиана Августа, Тиберия и Гая Калигулы глазами будущего императора, пронизанное интригами, заговорами, переворотами, развитием упадка Римского республиканского строя и всё более укореняющихся деспотии, тирании, попрания прав и свобод граждан Римской империи. Книга заканчивается убийством императора Калигулы и провозглашением Клавдия императором. Дальнейшая «автобиография» до смерти «автора» в 54 году описана в продолжении книги «Божественный Клавдий» (1935, англ. Claudius the God).





Сюжет

Повествование книги можно разбить на три этапа:

Правление Октавиана Августа

И к власти придёт лохматый второй,
Лохматому первому сын не сын.
Лохматый сей впрямь будет лохмат.
Он сделает мраморным глиняный Рим,
Но цепью невидимой свяжет его.
Погубит его жена не жена,
И рад будет гибели сын не сын.
Грейвс, Роберт, "Я, Клавдий", пер. Г. Островской (1990)

Маленький Клавдий, изуродованный болезнями, нелюбимый сын, получает предсказание сивиллы о том что ему предназначено стать одним из величайших людей Римской империи. С раннего возраста полюбивший историю, он знакомится с мужем своей бабки Ливии императором Августом и поражает того своими знаниями греческого языка и истории, а также своим остроумием, получив, тем самым, право посещать дворец и императора. В атмосфере правления Августа проходит юношество Клавдия. Он пробует свои силы в написании исторических трудов. Одно из его исследований использует его брат Германик в военных действиях. Клавдий женится на внучке подруги своей бабки Ливии Ургуланилле, от которой у него рождается сын Клавдий Друз, вскоре умерший.

Правление Тиберия

Лохматый третий к власти придёт,
Второму лохматому сын не сын.
И грязью покрыт, и кровью облит,
Лохматый сей, впрочем, будет лыс.
Победы и беды увидит с ним Рим.
А гибели рад будет сын не сын,
С подушкой вместо меча.
Грейвс, Роберт, "Я, Клавдий", пер. Г. Островской (1990)

Клавдий пытается расследовать внезапную смерть своего брата Германика, проводя аналогию с убийством своего отца Друза Старшего. Он разводится с Ургуланиллой, женится на Элии Петине по настоянию своего дяди Тиберия. От этого брака у Клавдия рождается дочь Клавдия Антония.

Правление Калигулы

Четвертый лохматый к власти придёт,
Лохматому третьему сын не сын.
Лохматый сей, впрочем, будет лыс.
Кощунства и яды увидит с ним Рим,
Погибнет же он от удара коня,
Что в детстве его носил.
Грейвс, Роберт, "Я, Клавдий", пер. Г. Островской (1990)

Стареющий Клавдий влачит жалкое существование при дворе своего племянника Калигулы, предпочитая смерти роль шута. По протекции императора женится на Мессалине, от которой у него родились дочь Клавдия Октавия и сын Британник. После убийства Калигулы заговорщики обнаруживают спрятавшегося Клавдия и провозглашают его императором.

Лохматый пятый к власти придёт,
Он к власти придёт, не желая её.
Его недоумком считают вокруг.
Лохматый сей впрямь будет лохмат.
Он воду даст Риму и хлеб зимой,
Погубит его жена не жена,
И рад будет гибели сын не сын.
Грейвс, Роберт, "Я, Клавдий", пер. Г. Островской (1990)

Критика

Литературные приёмы Грейвса, использовавшего при описании римских реалий различные анахронизмы, вроде ассагаев в руках германских воинов, критиковал Ян Парандовский:

Вернулась мода на анахронизмы. Ещё совсем недавно жалели Шекспира за то, что он говорил о башенных часах и очках в эпоху Цезаря. А вот теперь его соотечественник, Грейвз, в роман об императоре Клавдии вводит такую современную терминологию, что на каждом шагу разрушает у нас остатки иллюзии своей искусственной античности.

Парандовский Я. Алхимия слова / Алхимия слова. Петрарка. Король жизни. — М.: Правда, 1990, с. 238

Экранизации

Напишите отзыв о статье "Я, Клавдий (книга)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Я, Клавдий (книга)

Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.