Свинки (фильм)
Свинки | |
Świnki | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер |
Витольд Ивашкевич |
Автор сценария |
Роберт Глински |
В главных ролях | |
Оператор |
Петро Алексовский |
Композитор |
Корнелиус Ренц |
Страна | |
Язык | |
Год | |
IMDb | |
«Свинки» (польск. Świnki) — польско-немецкий художественный фильм режиссёра Роберта Глински, вышедший на экраны в 2009 году. Фильм участвовал в кинофестивале в Карловых Варах, где начинающий актёр Филип Гарбач, исполнивший в нём главную роль, был удостоен специального упоминания жюри[1], а также в Гдыньском кинофестивале польских фильмов, где он победил в категории «Лучший актёрский дебют»[2].
Сюжет
«Свинки» — история двух подростков, живущих в небольшом польском городке на границе с Германией.
Томек, сын школьного учителя физкультуры, совершенно случайно узнаёт тайну своего приятеля Лукаша, по прозвищу Тёмный. Оказывается, он и другие подростки продаются богатым приезжим немцам, занимаясь детской проституцией. У Томека есть девушка — Марта, и чтобы исполнить все её прихоти, он пытается заработать деньги. Однако вскоре понимает, что в его приграничном городке единственный способ заработать — это пойти по следам Тёмного… Томек заводит знакомство с Борысом, возглавляющим этот криминальный бизнес, и начинает на него работать. Однако вскоре очередные клиенты, оказавшиеся садистами, жестоко избивают мальчика. Оправившись, Томек решает взять криминальный бизнес в свои руки. Он звонит в полицию с анонимным доносом на Борыса. Когда того арестовывают, Томек встаёт на его место. Через некоторое время Томек узнаёт, что его приятель Тёмный лежит в больнице. Его избили те же люди, что и Томека, но его состояние намного хуже и он умирает.
В ролях
- Филип Гарбач (польск. Filip Garbacz) — Томек
- Даниэль Фурманяк (польск. Daniel Furmaniak) — Лукаш «Тёмный»
- Анна Кулей (польск. Anna Kulej) — Марта
- Богдан Коца (польск. Bogdan Koca) — отец Томека
- Томаш Тындык (польск. Tomasz Tyndyk) — Борыс
Напишите отзыв о статье "Свинки (фильм)"
Примечания
Это заготовка статьи о кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Свинки (фильм)
К этим слезам, которых я чувствую течение.]Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.