Я — русский солдат

Я — русский солдат
Жанр	военный фильм / драма
Режиссёр	Андрей Малюков
Продюсер	Леонид Сорочан Андрей Малюков
Автор сценария	Елена Райская
В главных ролях	Алексей Булдаков Дмитрий Медведев Милена Цховребова-Агранович
Оператор	Александр Рябов
Кинокомпания	Международная Ассоциация деятелей культуры и спорта Ренессанс Роскомкино
Длительность	100 мин.
Страна	Россия Россия
Год	1995
IMDb	ID 0203217
Выход фильма «Я — русский солдат»

К:Фильмы 1995 года

«Я — русский солдат» — российский фильм о знаменитом эпизоде Великой Отечественной войны — обороне Брестской крепости, по мотивам романа Бориса Васильева «В списках не значился».

Сюжет

Выпускник военного училища, 19-летний командир РККА Николай Петрович Плужников прибывает к месту прохождения службы в пограничный город Брест. Случилось это 21 июня 1941 года, за несколько часов до начала войны. Вечерний ресторан «Беларусь», пронзительная скрипка музыканта Рувима Свицкого, познакомившего Николая с племянницей Миррой, яркие огни — всё это будет стёрто немецкой артподготовкой на рассвете. Мирра, повариха комсостава и всюду "своя в доску", как вольнонаёмная работает в крепости и любезно предлагает сопроводить Плужникова к его новому месту службы. Лейтенант замечает, что девушка сильно хромает, и та грустно признаётся, что у неё левая нога короче другой с самого рождения.
Еврейский извозчик довозит молодых людей до КПП. Уже далеко за полночь, и лейтенант Плужников не может явиться в часть с рапортом о прибытии. Он принимает предложение Мирры подождать рассвета в подвале, где находится склад.

Утром на крепость, куда он прибыл, обрушиваются снаряды и в неё проникают солдаты 45-й дивизии Вермахта. Во двор крепости, усеянный трупами бойцов и испещрённый дымящимися воронками, выбегает из подвала лейтенант Плужников с пистолетом ТТ. Получив от политрука в личное распоряжение десяток бойцов и приказ отбить у немцев штаб и держать в нём оборону, вчерашний курсант сразу же попадает в пекло огненного ада. На его глазах погибают пограничники и мирные люди, оказавшиеся в подвалах Брестской крепости. В считанные часы Николай проходит экзамен по огневой, тактической и морально-психологической подготовке защитника Брестской крепости, более того, учится подчинять и принимать решения:

Мне дали приказ держаться. А приказа бежать мне никто не давал!

В первые же минуты боя он убивает врага и едва сам не становится жертвой в рукопашной схватке.

Увы, силы защитников тают в схватках с во много раз превосходящими гитлеровцами, боевые друзья героически погибают один за другим. Боевой друг, красноармеец Сальников, дважды спасает Николая от смерти, но во второй раз — ценой собственной жизни.

После возвращения немцами лишь ненадолго отбитой у них при участии главного героя огневой точки, Плужников попадает в тот же самый подвал, который завалило при самом первом артиллерийском обстреле крепости. Здесь он встречает покинутых давеча Мирру, старшину Степана Матвеича, старшего сержанта Федорчука, рядового Васю Волкова, которые явно пережидают, пока наверху прекратятся боевые действия. В подвале имеются боеприпасы, достаточно продовольствия и есть даже вода. Плужников берёт командование на себя, жестоко упрекает военнослужащих за бездействие и ведёт их на вылазку. Старшина в первом же бою ранен в ногу, у него развивается гангрена. Федорчук не хочет сражаться и при первой возможности идёт сдаваться в плен. Плужников догоняет и ликвидирует его из винтовки, как предателя. Юный Волков, видя эту неумолимую жестокость Плужникова, в первую же ночь уходит, так как сошёл с ума, а Мирра и Матвеич не будят лейтенанта, чтоб тот не убил ещё и этого парнишку.
Следом на глазах Плужникова геройски гибнет осознавший неизбежность гангрены старшина Матвеич — со связкой гранат он бросается с крепостной башни на группу немецких солдат, проходящих строем.

Плужников остаётся вдвоём с Миррой. С помощью девушки, которая ведёт мало-мальское хозяйство; учась бесшумно прятаться в лабиринтах подвальных ходов, Плужников остаётся в живых и в течение многих недель делает вылазки наверх, убивая немецких солдат. Между молодыми людьми вспыхивает сильное чувство. Они решают стать в своём подвале мужем и женой. Один раз Николай берёт немецкого солдата из охранного батальона, как языка, но тот только трепещет и вспоминает свою родину (на самом деле, пленник из Австрии), свою жену и своих троих детей. Теперь его надо расстрелять, но Плужников не может решиться разрядить оружие в безоружного пленника, который даже не может встать на ноги…

Во время одной из вылазок Плужников встречает в подвальных отсеках едва ли не последних выживших: сержанта Небогатова и ефрейтора Климкова, которые хотят выбраться из крепости в Беловежскую пущу к партизанам. Николай соглашается дать им патроны и идти искать партизан вместе и приводит их в своё убежище к Мирре, которую хорошо знает Небогатов. Климков и Небогатов наотрез отказываются брать с собой Мирру, так как она калека и будет сковывать их маленький отряд, а когда Плужников не соглашается идти без жены, говорят циничные вещи про связь Николая и Мирры. Плужников в бешенстве выгоняет их из своего подвала, но Мирра всё-таки даёт им перед уходом патроны.

Любимая девушка Плужникова беременеет, хотя до этого признавалась, что бесплодна. На дворе разгар осени 1941 года. Плужников уговаривает жену ради ребёнка выйти наверх, чтобы попытаться жить и родить его среди людей.
Мирра пытается присоединиться к группе местных женщин, которых пригоняют на работы в разрушенную крепость. Мнения тех по поводу неё разделились: одни поднимают тревогу, что она чужая, тогда как другие предлагают принять её и спрятать в толпе. Так или иначе, выкрики первых привлекают внимание охраняющего пленниц полицая, и он по подвальному запаху догадывается, откуда взялась Мирра. Немецкий офицер моментально догадывается обо всём со слов полицая и, пока тот забивает беременную насмерть прикладом винтовки, идёт к своим доложить о давно разыскиваемом советском бойце из подвала.

Плужников стреляет в немецкого генерала, прибывшего на смотр, но его пули лишь убивают двоих охранников. Он уже всё хуже видит из-за постоянного пребывания в подземелье… Немцы в очередной раз прочёсывают руины крепости, но не решаются спуститься в подвал.

Наконец, в подвал к последнему защитнику Брестской крепости, ослепшему от темноты и сырости крепостных катакомб, спускается местный еврей — тот самый скрипач Свицкий из ресторана, который играл Плужникову вечером 21 июня. Бывший скрипач, а ныне узник гетто, передаёт Николаю, не узнавая его, предложение немцев сдаться, в противном случае они истребят его (еврея) семью и его самого, а подвал Плужникова сожгут огнемётами. Скрипач добавляет, что ходят слухи, что «немцев здорово разбили под Москвой». «Нет, это точно. Это правда. Иначе и не могло быть», — ворчит хрипло молодой лейтенант, понимая, что борьба его не была напрасной. У него кончились патроны и продукты, практически потеряно зрение и с трудом передвигаются ноги.
Лейтенант Плужников выходит из подземелья и на вопросы генерала: «Фамилия? Звание? Воинская часть?», — хрипло отвечает:

Я - русский солдат

после чего немецкий лейтенант отдает солдатам команду "Stillgestanden!" Генерал, чуть помедлив, прикладывает руку к фуражке, отдавая воинское приветствие "русскому фанатику"; сопровождавшие его офицеры следом делают то же.

В ролях

• Дмитрий Медведев — лейтенант Николай Плужников
• Милена Цховреба-Агранович — Мирра
• Алексей Булдаков — старшина Степан Матвеевич
• Пётр Юрченков — старший сержант Федорчук
• Дмитрий Ошеров — рядовой Володя Волков
• Наталья Высоцкая — Христя
• Альберт Арнтгольц — Рувим Свицкий, скрипач (озвучивает Игорь Ясулович)
• Александр Лырчиков — рядовой Сальников
• Виталий Кищенко — рядовой
• Александр Пятков — сержант Толя Небогатов

Съёмочная группа

• Режиссёр: Андрей Малюков
• Оператор: Александр Рябов
• Сценарист: Елена Райская
• Продюсеры: Леонид Сорочан, Андрей Малюков
• Художник: Алим Матвейчук
• Костюмы: Павел Липатов, Алла Грибова

Награды

• 1996 — Большой специальный приз на Международном кинофестивале «Золотой витязь» в Минске
• 1996 — приз «Золотой лотос» на Международном кинофестивале в Пхеньяне (КНДР)

Прочие факты

• Реальные прототипы Николая Плужникова и старшины — неизвестные бойцы РККА, которые сражались в Брестской крепости. Воспоминания различных свидетелей и очевидцев, которые собрал С. Смирнов в своей книге «Брестская крепость», указывают на то, что прототипом старшины послужил неизвестный красноармеец, который 15 июля 1941 года бросился с Тереспольской башни со связками гранат на колонну немцев, проходившую через Тереспольские ворота крепости. Прототипом Плужникова послужил неизвестный красноармеец (или командир), который продержался вплоть до апреля 1942 (в фильме — до зимы 1941) года. Прототипом Рувима Свицкого был скрипач Залман Ставский, якобы видевший одного из последних защитников крепости и позднее расстрелянный вместе с другими жителями гетто.
• Борис Васильев, автор повести «В списках не значился», отрицательно относился к этой постановке, поскольку «из повести нельзя было делать одну серию. В одной серии вы не успеете показать главного: как из мальчика вырастает народный герой, который ничего уже не боится, для него смерть — избавление от мук, от воспоминаний, от горя, от всего!».

Ссылки

• «Я — русский солдат» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Я — русский солдат

– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.