Я очень рад, ведь я наконец возвращаюсь домой

…Я очень рад, ведь я наконец возвращаюсь домой
Песня Аркадия Островского
Выпущена	1966 СССР СССР
Автор	Аркадий Островский
Исполнители	Валерий Ободзинский, Муслим Магомаев, Янош Коош, Эдуард Хиль
Формат
Длительность
Жанр	вокализ

«Я очень рад, ведь я наконец возвращаюсь домой» — вокализ, написанный А. И. Островским в 1966 году. Видео с исполнением этого вокализа советским баритоном Эдуардом Хилем, записанное в 1976 году и выложенное на Youtube в конце 2009 года, стало интернет-мемом сначала в англоязычном пространстве, а затем и в рунете.

История

Стихи для песни о ковбое в Америке были написаны поэтом Вадимом Семерниным. Однако в итоге решено было сделать из песни вокализ. Эдуард Хиль вспоминал:

С этой песней связана целая история. Для неё сначала были написаны стихи, но они были неудачные. То есть удачные, но в то время их нельзя было публиковать. Содержание было такое: «Я скачу по прерии на своём жеребце, мустанге таком-то, а моя любимая Мэри за тысячу миль отсюда вяжет для меня чулок». В то время опубликовать такое, конечно, не получилось, и мы с композитором Аркадием Ильичом Островским решили — что ж, пусть это будет вокализ.

Сын Аркадия Островского Михаил рассказал подробности происхождения вокализа:

«Вокализ» был написан на спор с поэтом Львом Ошаниным. Работая, они часто ссорились, мирились и снова ссорились. И вот как-то раз, в сердцах, отец вскричал: «А мне твои слова в песне и не нужны, я напишу песню без слов». Так родился «Вокализ». Жизнерадостная мелодия более всего подходила Эдуарду Хилю. Он её Хилю и отдал. Репетировали они дома долго и вдохновенно. А когда песню стали записывать с оркестром, то, как рассказывал сам Хиль, замечательнейший наш дирижер Юрий Силантьев возмутился: «Как это без слов ??!!». Позвали поэта В. Семернина, с которым отец до этого написал «Аиста». Эту прелестную песню – «Аист, здравствуй аист, мы, наконец, тебя дождались…» – трепетно, другого слова не подберёшь, исполнила Майя Кристалинская. «Вокализ» же отец представлял себе как песню лихого американского ковбоя. Но песню «лихого американского ковбоя» не пропустили, и от слов Семернина осталась лишь строчка-название: «Я очень рад, ведь я, наконец, возвращаюсь домой».

Подробности были рассказаны Эдуардом Хилем и Михаилом Островским в телепередаче — на творческом вечере певца.

Отрывок, получивший известность в сети, вероятнее всего, был записан, когда Хиль выступал на гастролях в Швеции:

Благодаря отсутствию слов в песне, я мог исполнять её на всех языках. Приезжая в Германию, я говорил публике, что спою песню на немецком языке. Люди думали, что это действительно так. Ждали, когда закончатся эти бесконечные «ля-ля-ля» в первом куплете, потом — во втором, а на третьем куплете — начинали смеяться. В Голландии я говорил, что спою эту песню на голландском языке и так далее. И этот самый клип, который попал в Интернет, как раз был записан в Швеции. И тот самый костюм, в котором я исполняю хит, я купил в Швеции.

Хиль не был единственным исполнителем этого вокализа; в разное время его исполняли такие певцы, как Валерий Ободзинский, Муслим Магомаев, Янош Коош. В частности, вокализ в исполнении Ободзинского был вставлен в мультфильм «Я встретил вас» (режиссёр А. Аляшев) и использован в фильме «Дом». Сам же Хиль и ранее исполнял этот вокализ на различных концертах. Однако именно цветной «клип» 1976 года стал популярен во всем мире.

Популярность в Интернете

В конце 2009 года ролик с выступлением Эдуарда Хиля был выложен в сеть. Ролик представляет собой запись фрагмента передачи «По волне моей памяти» с Олегом Нестеровым на ретро-канале «Время». В марте 2010 года видео стало очень популярным, набрав более 5 млн просмотров и более 13 000 комментариев за несколько месяцев. Неповторимое звучание и стиль Хиля сделали песню трендовой. А самого Эдуарда Хиля прозвали «Мистер Трололо» (англ. The Trololo Man). Это случилось после того, как его песня и клип присутствовали в одном из эпизодов шоу Рэя Уильяма Джонсона «Equals three» («=3») (рус. Равна трём), Рэй дал название эпизоду «Communist Roll’d». Позже отрывки из выступления Хиля были использованы во многих телепередачах, включая комедийное шоу «The Colbert Report». Австрийский актёр Кристоф Вальц снялся в пародии с сексуальным подтекстом, которая называется «Der Humpink». Эпизод был показан в шоу Джимми Киммела Jimmy Kimmel Live. Также выступление Хиля было спародировано в первой серии десятого сезона мультсериала «Гриффины».

Поклонники Хиля в Америке даже открыли несколько сайтов, на некоторых из них предлагается стать поклонником сообщества в социальной сети «Facebook», скачать песню себе на телефон в качестве рингтона или даже подписать петицию об организации гастрольного тура. Вопрос о том, почему из огромного числа песен Эдуарда Хиля именно эта вдруг стала так популярна, был популярной темой обсуждения в Интернете.

Песня-вокализ звучит на 13-й минуте 2-й серии первого сезона сериала «12 обезьян».

В русском озвучании фильма «Мобильник» (англ. Cell) 2015 года по одноимённому роману Стивена Кинга вокализ играет ночью в наушниках одержимых-зомби.

Реакция Эдуарда Хиля

Самому исполнителю понравились многочисленные пародии, в числе которых отметился и оскаровский лауреат Кристоф Вальц. Позже Хиль обратился к тем, кому нравится его вокализ, с призывом совместно написать текст к музыке и исполнить её в качестве песни, а не вокализа. Сам Эдуард Хиль рассказывал, что о своей неожиданной славе за границей узнал случайно — от собственного внука. Он отмечал, что был ошарашен этой новостью, но отреагировал на неё положительно. «Всё это очень хорошо. Я теперь хочу выступать не под именем Эдуарда Хиля, а под псевдонимом Трололомэн. По крайне мере, рассматриваю этот вопрос», — шутил певец, которого с этого момента стали активно звать в клубы Москвы и Петербурга и вновь приглашать на телевидение.

См. также

• Список песен Эдуарда Хиля
• Интернет-мем
• Рикролл

Отрывок, характеризующий Я очень рад, ведь я наконец возвращаюсь домой

Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.