Я (кириллица)

Я, я (название: я) — буква большинства славянских кириллических алфавитов; 30-я в болгарском, 32-я в белорусском, 33-я в русском и украинском, во всех четырёх последняя (в украинском с 1990 года, до этого в конце стоял мягкий знак); из сербского исключена в середине XIX века, в македонский, построенный по образцу нового сербского, не вводилась. Используется также в большинстве кириллических письменностях неславянских языков. В церковнославянской азбуке также называется «я», но выглядит двояко: и , так как объединяет две различные старославянские буквы, известные под условными наименованиями «юс малый» и «А йотированное», у которых очень давно совпало звуковое значение и осталась лишь формально-орфографическая разница (см. ниже). В церковно-славянской азбуке эта двоякая буква «я» обычно считается 34-й по порядку (порой, впрочем, два начертания разносят, ставя Ꙗ (IA) непосредственно перед Ѧ; а иногда между ними вставляют ещё что-нибудь, вроде одного из вариантов буквы О или Ѡ), в ст.-сл. кириллической азбуке Ѧ занимает 36-е место, а Ꙗ (IA) — 34-е; в глаголице же существует только Ѧ (выглядит как и стоит на 35-м месте). Обычно говорят, что ни один из упомянутых знаков числового значения не имеет, хотя кириллическое Ѧ иногда использовалось для числа 900, будучи похожим на архаическую (не входящую в классический греческий алфавит) древнегреческую букву сампи (Ϡ), имеющую то же числовое значение. Форма современной буквы Я, похожая на зеркальное отображение латинской буквы R, воспроизводит курсивное начертание буквы Ѧ, распространившееся уже в середине XVI века (при беглом начертании этой буквы постепенно исчезла левая ножка, а вся фигура несколько повернулась по часовой стрелке; лигатурное же Ꙗ (IA) выглядело близко к нынешнему рукописному а c с-образным хвостиком сверху). В таком виде она была закреплена при введении гражданского шрифта в 1708 году и с тех пор практически не изменилась.

Буква «Я» в русском языке

Я
Название символа
Юникод	U+042F
HTML	Я
UTF-8	D0 AF
Заглавная форма	Я
Строчная форма	Я
Дополнительная информация
←  1069  1070  1071  1072  1073 →

В ударном положении обозначает:

• в начале слова, после гласных букв и разделительных знаков — пару звуков [йа];
• после согласных — их смягчение (если оно возможно) и звук [а].

В безударном положении практически совпадает со звуками, изображаемыми буквами Е и И (формы вроде во́ля — во́ле — во́ли произносятся почти одинаково и различаются лишь на письме), реже Ё (в безударном положении, возможном в заимствованиях: сёгуна́т), а в разговорной речи ещё и Ю (чаще всего в глагольных окончаниях и суффиксах причастий: кле́ят — бле́ют, кле́ящий — бле́ющий).

После шипящих ж, ш, ч, щ, гортанных г, к, х, а также после ц не используется, за исключением иноязычных имен и названий, большей частью возникая лишь в результате формальной транскрипции (Джяковица, Мкртчян, Шяуляй, Аникщяй; гяур, Кяхта, Пюхяярви; хуацяо и т. п.).

Буква «Я» в церковнославянском языке

Правила церковнославянского языка русского извода требуют использовать начертание Ꙗ в начале слов, а собственно Ѧ — в середине и в конце, за следующими двумя исключениями:

• личное местоимение ѧ҆̀ (= их, 3-е лицо вин. пад. множ. и двойств. числа) пишется через Ѧ (но образованное от него относительное местоимение ꙗ҆́же (= которая, которые, которых) — через Ꙗ;
• слово ѧ҆́зыкъ и производные от него пишутся различно в зависимости от смысла: через Ѧ пишутся орган речи и средство общения, народ же («наше́ствїе га́ллѡвъ и҆ съ ни́ми двꙋна́десѧти ꙗ҆зы̑къ») — через Ꙗ.

Церковнославянской орфографией иногда пользовались и при печати текстов на других языках — например, русском и сербском; в этом случае местоимение 1-го лица ꙗ҆̀ (в собственно церковнославянском языке не существующее, ему соответствует а҆́зъ) по общему правилу передавалось начертанием Ꙗ.

В отличие от русского языка, буква Ѧ иногда пишется в церковнославянском после шипящих (хотя читается в этом случае так же, как буква А). Основные случаи её использования в такой позиции таковы:

• в окончаниях местоимений, причастий, прилагательных и существительных указывает на формы множественного числа: дщѝ на́ша (наша дочь) — дщєрѝ на́шѧ (наши дочери);
• в суффиксе кратких действительных причастий настоящего времени (им. падеж ед. числа мужского и среднего рода) иногда может использоваться для снятия омонимии с формами аориста: слы́шѧ (слыша) — слы́ша (ты/он слышал, аорист от слы́шати; они слыли, аорист от слы́ти), но часто пишется и без необходимости, например в полной форме слы́шѧй (слышащий), ни с чем не омонимичной.

До XVII века (иногда и позже) на Руси использовались и другие орфографические системы: в частности, Ꙗ могли ставить в начале слов и после гласных, а Ѧ — после согласных.

Буква «Я» в украинском языке

В украинском языке, в отличие от русского, вполне обычно мягкое сочетание ця: цяця (цаца), цятка (точка, крапинка, капелька), цямкати (чавкать), вулиця (улица) и др.

Устаревшая форма рукописного украинского я, напоминающая слитное внизу «ɛı», происходит от лигатуры Ꙗ.

Буква «Я» в болгарском языке

Я — последняя буква болгарского алфавита. Она заимствована из русского гражданского шрифта и является в графическом отношении (а с точки зрения русского языка — и в фонетическом) наследником малого юса Ѧ. С точки зрения болгарского языка это положение неправильно, потому что фонетическое развитие малого юса в болгарском языке дало звук [е]. В настоящее время Я в болгарском пишется вместо исторического йотированного «а», вместо Ѣ в словах с «якавым» произношением, а также в исключениях с фонетическим значением [йъ] в некоторых глагольных окончаниях, где исторически стоял йотированный большой юс (ѭ). Я имеет фонетическое значение [йъ] и в короткой и в полной спрягаемой форме существительного мужского рода: учителя, учителят — [учителйъ], [учителйът].

Омоглифия

• Буква Я является омоглифом буквы «мо» алфавита ория — .

Употребление

• Русское (также украинское и белорусское) личное местоимение я (1 лицо, ед. число, им. пад.) состоит из единственной этой буквы.
• Церковнославянское личное местоимение я (ѧ) (3 лицо, двойств. и множ. число, вин. падеж) также: Вергаяй камень на птицы ѿженетъ я (бросающий камнем в птиц отгонит их).
• Болгарское личное местоимение я (3 лицо, ед. ч., жен. род) употребляется в качестве прямого дополнения (соответствует русскому винительному падежу): Ако искаш, аз ти я давам за съпруга (если хочешь, я тебе её даю в жены).

Стилизация буквы «Я» под старину

Хотя Я и Ѧ — не разные буквы, а лишь исторически-шрифтовые варианты одного и того же знака, встречается Я-образный значок в «старославянском» стиле (часто в рекламе, на обложках книг по древнерусской истории и филологии и т. п.) вместо классического начертания Ѧ, которое было принято для подобных случаев в XIX веке.

Впрочем, стилизованное начертание иногда встречалось и до революции, см., например, трёхрублёвый Государственный кредитный билет образца 1905 года.

Стилизованное использование «Я» в латинице

Буква Я, выглядящая как зеркальное отражение латинской буквы R, наряду с И (похожей на отражение N) для носителя языков с латинской графикой представляет собой один из самых ярких элементов кириллицы. В рекламных текстах, заголовках, транспарантах и т. п., обыгрывающих русскую тематику, в текстах на латинице Я может заменять R (см. пример из газеты «The Sun»); это пример так называемой лжекириллицы.

Таблица кодов

Кодировка	Регистр	Десятич- ный код	16-рич- ный код	Восьмерич- ный код	Двоичный код
Юникод (Я, я)	Прописная	1071	042F	002057	00000100 00101111
	Строчная	1103	044F	002117	00000100 01001111
Юникод (Ꙗ, ꙗ)	Прописная	42582	A656
	Строчная	42583	A657
Юникод (Ѧ, ѧ)	Прописная	1126	0466	002146	00000100 01100110
	Строчная	1127	0467	002147	00000100 01100111
ISO 8859-5	Прописная	207	CF	317	11001111
	Строчная	239	EF	357	11101111
KOI 8	Прописная	241	F1	361	11110001
	Строчная	209	D1	321	11010001
Windows 1251	Прописная	223	DF	337	11011111
	Строчная	255	FF	377	11111111

В HTML прописную букву Я можно записать как Я или Я, а строчную я — как я или я. Полууставные начертания: прописное Ѧ как Ѧ или &#x466, строчное ѧ — как ѧ или ѧ.

Литература

• Булич С. К.,. Я, буква русской азбуки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Я // Экслибрис — Яя. — М. : Советская энциклопедия, 1978. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 30).</span>
• Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография / Отв. ред. акад. В. И. Борковский. — 2-е изд., факсимильное. — Л., М. (факс.): Из-во АН СССР; из-во «Наука» (факс.), 1928, 1979 (факс.). — С. 206—208. — 494 с. — 2700 экз.

Лингвистика   Русский язык

Отрывок, характеризующий Я (кириллица)

– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.