Ижица
И́жица (Ѵ, ѵ) — буква старославянской азбуки, а также дореформенного русского алфавита. Происходит от греческой буквы υ (ипсилон)[1]. В русском языке использовалась для обозначения гласного звука [и] в немногих словах греческого происхождения (мѵро, сѵнодъ).
Содержание
Ижица и связанные с ней буквы в старославянской азбуке
Начертание в древней кириллице — у или Y, глаголице — 
(Ⱛ). Числовое значение ижицы в старославянской кириллице — 400, в глаголице числового значения нет.
Собственно ижица в древнейшей письменности использовалась крайне редко, обычно в значении буквы ю, но главным образом в сочетании с о по греческому образцу (ου) дала обозначающий звук [у] диграф ѹ, который в обеих славянских азбуках считается отдельной буквой. Эта составная буква (ѹ) носит название «ук».
Первоначально ук в кириллице обычно выглядел как ѹ; при недостатке места (обычно в конце строк) ижицу ставили на о и получалось нечто гаммаобразное (в виде цифры 8 со срезанной макушкой ꙋ). В старорусской письменности сочетание ꙋ в большинстве случаев упростилось до у — тем самым совпав с ранней ижицей и дав начало современной букве у.
С XIV века южнославянские (балканские) книжники при исправлении церковных книг широко восстанавливали ижицу (то есть ипсилон) в греческих заимствованных словах. Однако она уже к тому времени приобрела изменённую форму, потеряв нижний хвост. Именно в таком, бесхвостом виде она была привнесена во время второго южнославянского влияния на Русь и сохранилась в церковных книгах до сих пор.
Правила употребления ижицы, ика, диграфа ѹ и ука-лигатуры долгое время менялись, но в конце концов (со второй половины XVII века) церковнославянская письменность на Руси (и под её влиянием — в Сербии и Болгарии, утративших собственные изводы церковного языка) установилась в следующем виде:
- звук [у] в начале слов выражается диграфом ѹ («он-ик»);
- в середине же и в конце — гаммаобразной лигатурой ꙋ (собственно «ук»);
- в качестве числового знака для числа 400 используется у-образный знак «ик»;
- собственно ижица используется в заимствованных (обычно из греческого или через греческий) словах и читается либо как [и], либо как [в] (Паѵелъ, Єѵа) — обычно после букв е или а, передавая греческие диграфы εὐ и αὐ.
Формально выбор правильного чтения ижицы определяют надстрочные знаки: если над ижицей стоит придыхание и (или) ударение, то это гласный [и], а если ничего не стоит — то согласный [в]. Для обозначения ижиц, которые надо читать как [и], но которые стоят не в начале слова и не под ударением, используется специальный надстрочный знак — кендема (ѷ), сегодня иногда ошибочно называемый «двойным тяжёлым ударением» или «двойным тупым ударением». Ижица с кендемой отдельной буквой азбуки не является.
Описанные правила использования ижицы с кендемой весьма отличаются от греческого употребления двух точек (диерезиса) над буквой ипсилон (ϋ): у греков диерезис над гласной ставится для того, чтобы она не образовала дифтонг с соседней гласной.
В орфографии старомосковского извода церковнославянского языка система была в целом той же, хотя диграф ѹ и гаммаобразный ук в большой мере были взаимозаменимы; часто провозглашалось правило такого вида: обозначать звук [у] диграфом ѹ в начале слов и под ударением, если только последней или предпоследней перед тем буквой не является о; в остальных случаях использовать ук (на практике, впрочем, от него отступали в обе стороны).
Ижица в русском языке
До времён Петра I русская азбука и орфография не считались отличными от церковнославянских, так что правила употребления ижицы были одни и те же. В 1708 году Пётр I ввёл для русского языка упрощённую письменность (гражданский шрифт) — без надстрочных знаков и с меньшим числом букв. Среди прочих «лишних» букв он отменил и ижицу (заменив на I или В, в зависимости от произношения). Но в 1710 году она была им восстановлена (без кендемы, независимо от звучания). Снова отменена в 1735 году. Снова восстановлена в 1758 году. Затем отменена в 1799 году и вновь восстановлена уже в 1802, затем в 1857 году было предложено вновь её отменить, однако идея прошла незамеченной по причине того, что буква и так была крайне малоупотребительна. С тех пор каких-либо предписаний касательно её применения не было, но сама собой она употреблялась все реже. С 1870 годов ижицу в азбуке иногда помещали в скобки (из-за редкости использования этой буквы). До 1917—1918 гг. ижица встречалась в немногих словах: чаще это было «мѵро» с производными, реже «сѵнодъ» и ещё реже — «ѵпостась» и в некоторых других. В печати начала XX века можно усмотреть некое оживление её использования по сравнению с концом XIX века. В документах орфографической реформы 1917—1918 гг. ижица не упомянута, хотя утверждение о том, что именно её отменили именно тогда, наряду с десятеричным і, ятем и фитой, не только является распространённым, но и отражено в Большой Советской Энциклопедии[2]. Фактически же Ѵ вышла из употребления в гражданском алфавите постепенно, под влиянием не только общего направления изменений в орфографии русского языка, но и вытеснения слов и текстов на религиозную тематику из гражданской печати. В то же время, например, паровозы серии Ѵ выпускались вплоть до 1931 года и эксплуатировались до их списания в 1950-х годах.
Ижица в виде у-образного знака «ик» в русском гражданском шрифте отсутствовала с самого начала. Введённое Петром I начертание буквы У правильнее считать продолжающим не её, а гаммаобразный лигатурный «ук» (в его заглавной форме).
Другие употребления
В неславянских алфавитах ижица использовалась, например, в осетинском алфавите Андреаса Шёгрена. В результате перехода на латиницу (1923) была заменена на «Y», а при возврате на (модифицированную) кириллицу (1938; в Южной Осетии в 1954 году) вместо ижицы стали писать «ы».
Таблица кодов
| Кодировка | Регистр | Десятичный | Шестнадцатеричный | Восьмеричный | Двоичный |
|---|---|---|---|---|---|
| Юникод для Ѵ | Прописная | 1140 | 0474 | 002160 | 0000010001110100 |
| Строчная | 1141 | 0475 | 002161 | 0000010001110101 | |
| Юникод для Ѷ | Прописная | 1142 | 0476 | 002162 | 0000010001110110 |
| Строчная | 1143 | 0477 | 002163 | 0000010001110111 |
См. также
Напишите отзыв о статье "Ижица"
Примечания
- ↑ Ижица // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Русский алфавит // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
</ol>
Литература
- Булич С. К.,. Ижица // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. — 2-е изд., факсимильное. — Л., М. (факс.): Из-во АН СССР; из-во «Наука» (факс.), 1928, 1979 (факс.). — С. 199—200, 210.
- F Lauritzen, Michael the Grammarian’s irony about hypsilon: a step towards reeconstructing byzantine pronuntiation, Byzantinoslavica 67 (2009) 231—240.
Ссылки
- [arhivarij.narod.ru/do_revoliucii.html Ресурсы по дореволюционной орфографии]
Отрывок, характеризующий Ижица
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
