О (кириллица)
Поделись знанием:
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
(перенаправлено с «Ѻ»)
 |
Для этой статьи не заполнен шаблон-карточка {{Карточка графемы}}. Вы можете помочь проекту, добавив его.
|
Сюда перенаправляется запрос «Ѻ». На эту тему нужна отдельная статья.
О, о (название: [o]?) — буква всех славянских кириллических алфавитов (15-я в болгарском, 16-я в русском и белорусском, 18-я в сербском, 19-я в македонском и украинском); используется также в письменностях некоторых неславянских народов. В старо- и церковнославянской азбуках носит название «онъ» (что обозначает не только «он», но и «тот»). В кириллице является 16-й по счёту, выглядит как 
и имеет числовое значение 70. В глаголице по счёту 17-я, имеет вид 
и числовое значение 80. Происходит от греческой буквы омикрон (Ο, ο), хотя для глаголического варианта имеются версии, связывающие его с семитскими буквами «аин» или «вав».
Содержание
Буква О в церковнославянской орфографии
В церковнославянской письменности буква «он» имеет несколько орфографически различающихся начертаний:
- обычное ;
- широкое
, которое употребляется:
- узкое, используемое в составе буквы-диграфа ОУ «ук» (точнее называемого «он-ик»).
Случаи обозначения в церковнославянском языке звука [о] буквой омега см. в статье Омега (кириллица).
Варианты буквы О в других орфографиях
В более старой орфографии (дониконовской и позже у старообрядцев) «узкое» начертание могло применяться вместо обычного и в других случаях (чаще не под ударением), но без особой системы, а лишь из соображений удобства набора «тесных» строк. В ещё более старой (в старопечатных книгах Ивана Фёдорова и т. п.) вообще не использовалось «широкое» начертание — его роль играло обычное, а роль последнего — «узкое».
В рукописях иногда использовались и более экзотические варианты буквы О, например:
- через О с точкой внутри (Ꙩ/ꙩ) писали слово око (чтоб было похоже на это самое око);
- а во множественном числе (очи) — либо с двумя точками внутри одной О (Ꙫ/ꙫ), либо в виде оочи со «слипшимися» двумя О, внутри каждой из которых было по точке (Ꙭ/ꙭ);
- и даже «облако» из нескольких О с точкой внутри каждой (ꙮ) — в слове многоочитии (о херувимах);
- в словах округъ, окрестъ и производных от них — внутри О ставили крестик (Ꚛ/ꚛ)
В поздних берестяных грамотах XV века (отдельные примеры есть и в XIV и даже в XIII веках) о широкое (в некоторых почерках разомкнутое сверху) и о с точкой внутри (так называемое «о очное», которое могло быть и узким и широким, иногда даже сопровождаться сверху «ресничками») часто использовались в начале слова и после гласной, в то время как в остальных позициях выступало обычное «узкое» о. В этой же функции в берестяных грамотах указанного периода может выступать и омега.
Фигурные старокириллические начертания буквы О были включены в стандарт Юникод версии 7.0[1]:
| Вид символа |  |
 |
 |
 |
 |
|
| Код прописной буквы | — | U+A66C | U+A668 | U+A698 | U+A69A | U+A66A |
| Код строчной буквы | U+A66E | U+A66D | U+A669 | U+A699 | U+A69B | U+A66B |
Альтернативные терминологии
Иногда «широкий» вариант буквы О называют «круглой омегой» (так сделано, например, в Юникоде, символы с кодами 0x047A и 0x047B). Это некорректно, так как буквы разные и имеющие разное числовое значение.
В некоторых современных хорватских книгах словом «он» (on) называют не только букву О, но и букву большой юс.
Употребление
- Предлог о (употребляемый с предложным и винительным падежами) состоит из единственной этой буквы.
- Восклицательное междометие о! тоже.
- Существуют два слова, в которых по 7 гласных и все «О»: обороноспосо́бность и водородоподо́бность[2].
- Слово, в котором три этих буквы стоят подряд: зоообъединение.
- На компьютерной клавиатуре с раскладкой ЙЦУКЕН клавиши А и О, обычно, помечаются точками или полосками для удобства слепого позиционирования пальцев на этих клавишах.
- Тройная буква О (ООО) обозначает Общество с Ограниченной Ответственностью.
- Самая часто встречающаяся буква русского языка.
- В литературном русском языке под ударением произносится, как [о], без ударения — как [а] (первый предударный слог) или как редуцированный гласный [ъ] (остальные безударные слоги). Хотя, в некоторых северорусских говорах (диалектах), например, пермском и вологодском, чётко произносится, как [о] и в безударной позиции. Первоначальное произношение было именно таким.
Таблица кодов
| Кодировка | Регистр | Десятич- ный код |
16-рич- ный код |
Восьмерич- ный код |
Двоичный код |
|---|---|---|---|---|---|
| Юникод (обычное О, о) |
Прописная | 1054 | 041E | 002036 | 00000100 00011110 |
| Строчная | 1086 | 043E | 002076 | 00000100 00111110 | |
| Юникод (широкое Ѻ, ѻ) |
Прописная | 1146 | 047A | 002172 | 00000100 01111010 |
| Строчная | 1147 | 047B | 002173 | 00000100 01111011 | |
| ISO 8859-5 | Прописная | 190 | BE | 276 | 10111110 |
| Строчная | 222 | DE | 336 | 11011110 | |
| KOI 8 | Прописная | 239 | EF | 357 | 11101111 |
| Строчная | 207 | CF | 317 | 11001111 | |
| Windows 1251 | Прописная | 206 | CE | 316 | 11001110 |
| Строчная | 238 | EE | 356 | 11101110 |
В HTML прописную букву О можно записать как О или О, а строчную о — как о или о. Церковнославянское «широкое» начертание имеет коды Ѻ или Ѻ для прописного Ѻ и ѻ или ѻ — для строчного ѻ.
«Узкое» начертание буквы О отдельно в стандартных кодировках не представлено, только в составе диграфа «ук» (Ѹ, ѹ).
Памятник
В Вологде поставлен памятник букве О.
Напишите отзыв о статье "О (кириллица)"
Примечания
|
О в Викисловаре? |
|---|
- ↑ [www.unicode.org/charts/PDF/UA640.pdf Cyrillic Extended-B. Range: A640–A69F]. unicode.org.
- ↑ [www.google.ru/#newwindow=1&sclient=psy-ab&q=%22водородоподобность%22&oq=%22водородоподобность%22&gs_l=hp.3...24643.25088.4.26214.2.2.0.0.0.0.33.55.2.2.0...0.0...1c.1.9.hp.slpk9RLQiMk&psj=1&bav=on.2,or.r_qf.&bvm=bv.45175338,d.bGE&fp=8a04825de46b419d&biw=1024&bih=600]
Литература
- Булич С. К.,. О // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Карский Е. Ф.,. Славянская кирилловская палеография / отв. ред. акад. В. И. Борковский. — 2-е изд., факсимильное. — Л., М.(факс.): Из-во АН СССР; из-во «Наука» (факс.), 1928, 1979 (факс.). — С. 195—197. — 494 с. — 2700 экз.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||
Отрывок, характеризующий О (кириллица)
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
