Булами, Брахим

</table> Брахим Булами — марокканский бегун на средние дистанции, который специализировался в беге на 3000 метров с препятствиями. Победитель мемориала Ван-Дамма 2001 года с мировым рекордом — 7.55,28. Двукратный победитель Средиземноморских игр в 1997 и 2005 годах. На Олимпиаде в Атланте занял 7-е место с результатом 8.23,13. Серебряный призёр чемпионата мира по кроссу 1998 года в командном первенстве на короткой дистанции. Занял 7-е место на олимпийских играх 2000 года. На чемпионате мира 2005 года занял 4-е место с результатом 8.15,32.

Его старший брат Халид Булами также известный бегун.

Ссылки

• [www.iaaf.org/athletes/morocco/brahim-boulami Профиль на сайте IAAF]

Брахим Булами
Общая информация
Полное имя	ابراهيم بولامي
Дата и место рождения	20 апреля 1972(1972-04-20) (52 года) Сафи, Марокко
Гражданство	Марокко Марокко
Спортивная карьера	завершил карьеру
Личные рекорды
3000 м	7.38,18
3000 м с/п	7.55,28 WR*
Международные медали
Чемпионаты мира по кроссу Серебро Марракеш 1998 команда
Последнее обновление: 20 декабря 2012</small>

Отрывок, характеризующий Булами, Брахим

– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.