…Adriano
Поделись знанием:
К:Альбомы 2013 года
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
| …Adriano | ||||
 | ||||
| сборник Адриано Челентано | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан |
1965—2013 | |||
| Жанры | ||||
| Длительность |
04:31:26 | |||
| Страна | ||||
| Язык песен | ||||
| Лейблы | ||||
|
| ||||
| Хронология Адриано Челентано | ||||
| ||||
| Синглы из …Adriano | ||||
|
||||
…Adriano (рус. Адриано) — музыкальный сборник итальянского певца и киноактёра Адриано Челентано, выпущен 19 ноября 2013 года.
Содержание
Об альбоме
Многоточие в названии комплекта — не случайно. Сам Челентано обосновал это так:
Я никогда на ставил «точки» в своей жизни, и в этот «бокс-сет» поставил три точки для того, чтобы сказать — «…история продолжается». На самом деле, я не люблю подводить итогов. Они бесполезны, и потом — никого не интересуют. Меня — в первую очередь. Я не знаю, заметили ли Вы, но многое из моего репертуара уже было опубликовано. Просто потому, что я не люблю ставить «точку»[1].
Оригинальный текст (итал.)Non ho mai fatto «punti» nella mia vita infatti in questo "box speciale" ho inserito nel titolo «tre puntini», come a dire che «la storia continua…». Proprio perché non amo trarre conclusioni. Sono inutili e poi non interessano a nessuno. A me per primo. Non so se lo hai notato ma non c'è tutto il mio repertorio musicale, fotografico e altri materiali vari, moltissimi dei quali inediti. Proprio perché evito sempre di fare «il punto».
— Адриано Челентано, La Repubblica
Издание включает в себя четыре диска, три из которых содержат как старые, полюбившиеся хиты исполнителя, так и три новые композиции. Одна из новых песен была выпущена 19 февраля 2013 года в качестве сингла на официальном YouTube-канале[2] — авторская композиция «Ti fai del male», посвящённая парламентским выборам в Италии[3]. Другая — «Io non ricordo (da quel giorno tu)»[4], вышла как сингл на iTunes 1 ноября того же года. Она написана лидером группы Negramaro — Джулиано Санджорджи, с которым Адриано уже сотрудничал при записи альбома Facciamo finta che sia vero. На песню был снят музыкальный клип[5]. Третья новая песня — «Mai nella vita», сочинена известным композитором Риккардо Коччанте. Как сингл она не выпускалась. Четвёртый диск — запись концерта Rock Economy, состоявшегося в октябре 2012 года в Вероне.
К изданию также прилагается специальный 68-страничный буклет. Обложкой издания послужило фото Челентано, сделанное во время репетиций веронских концертов 2012 года, а также изображение чёрной пантеры, образ которой ранее использовался в промороликах телетрансляции этих концертов.
Список композиций
| Диск № 1 | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Слова | Музыка | Длительность | |||||
| 1. | «Io non ricordo (da quel giorno tu)» (2013) | Джулиано Санджорджи | Джулиано Санджорджи | 4:04 | |||||
| 2. | «Ti penso e cambia il mondo» (Facciamo finta che sia vero, 2011) | Джино Де Крешенцо (Пачифико) | Стивен Липсон, Маттео Саджезе | 4:26 | |||||
| 3. | «Io sono un uomo libero» (Esco di rado e parlo ancora meno, 2000) | Ивано Фоссати | Ивано Фоссати | 5:47 | |||||
| 4. | «Il ragazzo della via Gluck» (Il ragazzo della via Gluck, 1966) | Мики Дель Прете, Лучано Беретта | Адриано Челентано | 4:13 | |||||
| 5. | «Prisencolinensinainciusol» (Alla corte del remix, 1995) | Адриано Челентано | Адриано Челентано | 5:18 | |||||
| 6. | «L’emozione non ha voce» (Io non so parlar d’amore, 1999) | Могол | Джанни Белла | 4:08 | |||||
| 7. | «Anna parte» (Facciamo finta che sia vero, 2011) | Коррадо и Камилло Кастеллари | Коррадо Кастеллари | 3:24 | |||||
| 8. | «L’arcobaleno» (Io non so parlar d’amore, 1999) | Могол | Джанни Белла | 3:30 | |||||
| 9. | «Una carezza in un pugno» (Azzurro/Una carezza in un pugno, 1968) | Мики Дель Прете, Лучано Беретта | Джино Сантерколе | 2:57 | |||||
| 10. | «Apri il cuore» (Esco di rado e parlo ancora meno, 2000) | Могол, Кеопе | Джанни Белла, Розарио Белла | 5:19 | |||||
| 11. | «Tir» (Esco di rado e parlo ancora meno, 2000) | Могол | Джанни Белла, Розарио Белла | 4:28 | |||||
| 12. | «Hai bucato la mia vita» (Dormi amore, la situazione non è buona, 2007) | Могол | Джанни Белла, Людовико Эйнауди | 3:49 | |||||
| 13. | «Un po’ artista un po’ no» (Un po’ artista un po’ no, 1980) | Мики Дель Прете, Кристиано Минеллоно | Тото Кутуньо | 4:59 | |||||
| 14. | «Don’t play that song (you lied)» (Disco Dance, 1977) | Ахмет Эртегюн | Бетти Нельсон | 3:39 | |||||
| 15. | «Storia d’amore» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 5:09 | |||||
| 16. | «Stringimi a te» (исполняет Клаудиа Моря) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | 3:31 | |||||
| Диск № 2 | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Слова | Музыка | Длительность | |||||
| 1. | «Mai nella vita» (2013) | Паскуале Панелла | Риккардо Коччанте | 3:51 | |||||
| 2. | «Storia d’amore» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 4:54 | |||||
| 3. | «Forse eri meglio di lei» (I mali del secolo, 1972) | Адриано Челентано | Адриано Челентано | 5:26 | |||||
| 4. | «Una festa sui prati» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 3:21 | |||||
| 5. | «Viola» (в альбомах не издавалась) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Фердинандо Де Лука | 3:47 | |||||
| 6. | «Non ti accorgevi di me» (Facciamo finta che sia vero, 2011) | Джулиано Санджорджи | Джулиано Санджорджи | 3:07 | |||||
| 7. | «Eravamo in 100.000» (Azzurro/Una carezza in un pugno, 1968) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 2:26 | |||||
| 8. | «Torno sui miei passi» (Azzurro/Una carezza in un pugno, 1968) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 3:13 | |||||
| 9. | «E voi ballate» (Il ragazzo della via Gluck, 1966) | Никола Салерно, Мики Дель Прете | Нелло Чангеротти | 3:00 | |||||
| 10. | «La festa» (Il ragazzo della via Gluck, 1966) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Натале Массара | 3:41 | |||||
| 11. | «Lirica d’inverno» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 3:52 | |||||
| 12. | «La tana del re» (Adriano Rock, 1968) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Джино Сантерколе | 2:11 | |||||
| 13. | «Un bimbo sul leone» (Azzurro/Una carezza in un pugno, 1968) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Джино Сантерколе | 3:37 | |||||
| 14. | «Grazie prego scusi» (Non mi dir, 1965) | Могол, Мики Дель Прете | Натале Массара | 2:04 | |||||
| 15. | «La pelle» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Джино Сантерколе | 3:11 | |||||
| 16. | «L'uomo perfetto» (Joan Lui, 1985) | Адриано Челентано, Рональд Джексон | Пинуччо Пираццоли | 4:58 | |||||
| 17. | «Stai lontana da me (Tower of Strength)» (Non mi dir, 1965) | Могол | Боб Хиллард, Берт Бакарак | 2:13 | |||||
| 18. | «Non succederà più» (исполняет Клаудиа Моря) | Джанкарло Бигацци | Джанкарло Бигацци | 4:17 | |||||
| Диск № 3 | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Слова | Музыка | Длительность | |||||
| 1. | «Ti fai del male» (2013) | Адриано Челентано | Адриано Челентано | 5:56 | |||||
| 2. | «Una storia come questa» (Er più – Storia d’amore e di coltello, 1971) | Мики Дель Прете | Гоффредо Канарини | 4:27 | |||||
| 3. | «La ballata di Pinocchio» (I mali del secolo, 1972) | Адриано Челентано | Адриано Челентано | 6:46 | |||||
| 4. | «Se sapevo non crescevo» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Джино Сантерколе | 3:52 | |||||
| 5. | «Il tempo se ne va» (Un po’ artista un po’ no, 1980) | Клаудия Мори, Кристиано Минеллоно | Тото Кутуньо | 3:50 | |||||
| 6. | «Ti avrò» (Ti avrò, 1978) | Д. Б. Бескует, Рональд Джексон | Кристиано Минеллоно | 4:29 | |||||
| 7. | «L’uomo nasce nudo» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Роберто Негри, Джузеппе Вердекья | 4:55 | |||||
| 8. | «Atmosfera» (Atmosfera, 1983) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 4:23 | |||||
| 9. | «Disc Jokey» (в альбомах не выпускалась) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 5:28 | |||||
| 10. | «Solo da un quarto d’ora» (Arrivano gli uomini, 1996) | Адриано Челентано | Адриано Челентано | 5:44 | |||||
| 11. | «Azzurro» (Azzurro/Una carezza in un pugno, 1968) | Вито Паллавичини | Паоло Конте, Мишель Верано | 3:42 | |||||
| 12. | «Sotto le lenzuola» (Er più – Storia d’amore e di coltello, 1971) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 4:19 | |||||
| 13. | «Bellissima» (в альбомах не выпускалась) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 3:48 | |||||
| 14. | «Ti lascio vivere» (Arrivano gli uomini, 1996) | Фабрицио Берлинчони | Мауро Спина | 4:32 | |||||
| 15. | «Chiudi la porta» (исполняет Клаудия Мори) | Вито Паллавичини | Адриано Челентано | 4:52 | |||||
| Диск № 4 | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Слова | Музыка | Длительность | |||||
| 1. | «Svalutation» (Svalutation, 1976) | Джино Сантерколе, Лучано Беретта, Вито Паллавичини | Адриано Челентано | 4:36 | |||||
| 2. | «Si è spento il sole» (A New Orleans, 1963) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Эцио Леони, Адриано Челентано | 3:09 | |||||
| 3. | «La cumbia di chi cambia» (Facciamo finta che sia vero, 2011) | Джованотти | Джованотти | 4:33 | |||||
| 4. | «L’emozione non ha voce» (Io non so parlar d’amore, 1999) | Могол | Джанни Белла | 4:22 | |||||
| 5. | «Pregherò» (Non mi dir, 1965) | Дон Бэки | Бен Кинг | 3:40 | |||||
| 6. | «Mondo in mi 7°» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Адриано Челентано | Адриано Челентано | 6:33 | |||||
| 7. | «Soli» (Soli, 1979) | Кристиано Минеллоно | Тото Кутуньо | 4:12 | |||||
| 8. | «L’arcobaleno» (Io non so parlar d’amore, 1999) | Могол | Джанни Белла | 3:21 | |||||
| 9. | «Storia d’amore» (Le robe che ha detto Adriano, 1969) | Лучано Беретта, Мики Дель Прете | Адриано Челентано | 5:30 | |||||
| 10. | «Medely: Ringo» (микс из нескольких песен) | — | — | 5:06 | |||||
| 11. | «Il ragazzo della via Gluck» (Il ragazzo della via Gluck, 1966) | Мики Дель Прете, Лучано Беретта | Адриано Челентано | 4:49 | |||||
| 12. | «Città senza testa» (микс из песен «Cammino» (1991) и «I passi che facciamo» (2002)) | Адриано Челентано | П. Леон, Адриано Челентано | 6:03 | |||||
| 13. | «Una carezza in un pugno» (Azzurro/Una carezza in un pugno, 1968) | Мики Дель Прете, Лучано Беретта | Джино Сантерколе | 3:28 | |||||
| 14. | «Ti penso e cambia il mondo» (Facciamo finta che sia vero, 2011) | Джино Де Крешенцо (Пачифико) | Стивен Липсон, Маттео Саджезе | 4:23 | |||||
| 15. | «Azzurro» (Azzurro/Una carezza in un pugno, 1968) | Вито Паллавичини | Паоло Конте | 2:49 | |||||
| 16. | «Ready Teddy» (I mali del secolo, 1972) | Роберт Блэкуэлл, Джон Мараскалко | Роберт Блэкуэлл, Джон Мараскалко | 2:25 | |||||
| 17. | «Prisencolinensinainciusol» (Nostalrock, 1973) | Адриано Челентано | Адриано Челентано | 3:31 | |||||
Напишите отзыв о статье "…Adriano"
Примечания
- ↑ Ассанте Э. [www.repubblica.it/spettacoli/musica/2013/11/19/news/celentano_sincero_anche_quando_non_piaccio_sono_la_spina_nel_fianco_dei_furbi-71349433/ Я не люблю только комаров] (итал.) // La Repubblica : журнал. — 2013.
- ↑ [youtube.com/watch?v=X8UE8uWhOmQ Adriano Celentano - Ti fai del male (with lyrics/parole in descrizione)] на YouTube
- ↑ Anna C. [it.notizie.yahoo.com/blog/gossip-di-palazzo/adriano-celentano-ti-fai-del-male-la-canzone-175801846.html Adriano Celentano e "Ti fai del male", la canzone inedita per le elezioni 2013] (итал.). Gossip di Palazzo. it.notizie.yahoo.com (19.02.2013). Проверено 17 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EhtcAfZD Архивировано из первоисточника 26 февраля 2013].
- ↑ [youtube.com/watch?v=qAWpskS3Kj0 Adriano Celentano - Io Non Ricordo (Da Quel Giorno Tu)] на YouTube
- ↑ [youtube.com/watch?v=e6CjgBUTRN4 Io non ricordo da quel giorno tu... Video Ufficiale] на YouTube
Ссылки
- [www.allmusic.com/album/mw0002596022 …Adriano] (англ.) на сайте Allmusic (проверено 18 ноября 2013).
- [www.ilmondodiadriano.it/ Официальный сайт Адриано Челентано]. Проверено 27 мая 2012. [www.webcitation.org/68gUlycVF Архивировано из первоисточника 25 июня 2012]. (итал.)
- [www.ilmondodiadriano.it/blog/ Официальный блог Адриано Челентано]. Проверено 27 мая 2012. [www.webcitation.org/68gUmeRsl Архивировано из первоисточника 25 июня 2012]. (итал.)
Отрывок, характеризующий …Adriano
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
