Иоанно-Усекновенское кладбище (Харьков)

Достопримечательность
1-е городское (Иоанно-Усекновенское) кладбище Харькова
Страна	Украина
Харьков	ул. Пушкинская, 81
Первое упоминание	XVIII век
Строительство	???—1970-е годы годы
Состояние	Уничтожено, но часть могил сохранились, часть восстановлена как кенотафы

1-е городское (Иоанно-Усекновенское) кладбище — наиболее известное кладбище Харькова, место упокоения известных харьковчан XIX — начала XX века. Было расположено между улицами Немецкой (ныне Пушкинская) и Епархиальной (сейчас Алчевских). Снесено в 1970-е годы, на его месте разбит Молодёжный парк.

История

Основано во второй половине XVIII века. К концу XIX в. стало самым «престижным» кладбищем города — местом упокоения харьковской знати, интеллигенции, купечества, государственных и политических деятелей, деятелей культуры и искусства, предпринимателей, выдающихся людей города. Кладбище располагало не только могилами выдающихся людей, оно славилось скульптурной и архитектурной ценностью надгробий.

В 1845-57 годах при кладбище по проекту архитекторов А. А Тона и О. Полякова был построен Храм Усекновения главы Иоанна Предтечи, выполненный в русско-византийском стиле.

К началу ХХ в. кладбище получило адрес по ул. Пушкинской, 81.

13 мая 1947 г. было издано постановление № 438 Харьковского горисполкома, согласно которому под государственную охрану были взяты места захоронения академиков Багалея, Бекетова, Потебни, артистов Кропивницкого, Синельникова, Кадминой, Христины Алчевской, профессора Бокариуса и могила художника Васильковского. За счёт государственных средств был установлен памятник на могиле А. Н. Бекетова, обновлён памятник на могиле Д. И. Багалея. В 1949 г. кладбище было закрыто для дальнейших захоронений.

"До середины 1970-х Иоанно-Усекновенское кладбище поражало воображение прохожих хотя изрядно обветшалыми, но все еще великолепными дворянскими склепами высотой с одноэтажный дом и целыми аллеями с прославленными фамилиями".

Дальнейшие работы по содержанию кладбища не велись. К началу 1970-х гг. многие захоронения стали разрушаться. Ограждение кладбища было частично разобрано и растащено мародёрами.

Ликвидация кладбища

Ликвидация кладбища и закладка парка были включены в генеральный план застройки города за несколько лет до принятия официального решения Горисполкомом. Согласно официальной версии, первое городское кладбище представляло собой не только «запущенную, заброшенную и бесхозную территорию, рассадник всего самого неблагополучного в городе». На территории кладбища ночевали бомжи, алкоголики, промышляли проститутки, в райотдел милиции поступали заявления об ограблениях и изнасилованиях. Надо ещё отметить, что на территории этого кладбища в годы ВОВ были похоронены в братской могиле убитые нацистами харьковчане. Захоронение было крупное, но сейчас о нём нет ни упоминания, ни памятного знака. Хоронили людей тогда ночью, зимой, в лютый мороз. Люди, не побоявшись комендантского часа, пришли проститься с близкими. Был священник, были певчие. Люди проявили героизм, страх смерти не остановил их, когда нужно было достойно проводить в последний путь погибших.

Городские власти не признавали свою ответственность за состояние кладбища и не инициировали разработку проекта создания мемориального комплекса, аналогичного Новодевичьему, Ваганьковскому, Лычаковскому, Байковому, Пер-Лашез или Генуэзскому некрополям. Ни одно из представляющих архитектурную ценность надгробий не было взято на учёт.

Согласно одной из версий, уничтожение кладбища активно лоббировалось руководством Харьковского политехнического института, желавшего построить на его территории спортивный комплекс.

Решение № 393 Исполнительного комитета Харьковского городского совета депутатов трудящихся. Город Харьков, 9 сентября 1970 года «О ликвидации первого городского кладбища» подписанное председателем Исполнительного комитета Харьковского горсовета Ю. Гуровым: ликвидировать кладбище до 15 сентября 1971 г.

По инициативе Юрия Багалея, внука академика Дмитрия Багалея, потомки А. А. Потебни, академиков А. Н. Бекетова, Синцова объединились в инициативную группу, противостоящую сносу могил. Они не только защищали прах родственников, но и выдвигали требование сберечь харьковский некрополь как памятник истории и архитектуры. Был составлен список могил, первоначально представлявший 48 наиболее известных харьковчан. Управлением городской архитектуры совместно с обществом охраны памятников был разработан проект создания на 1-м городском кладбище мемориального комплекса. Городским советом инициативы были отвергнуты.

8 октября 1970 года в городской газете «Красное Знамя» было опубликовано распоряжение: всем гражданам, имеющим захоронения и надмогильные сооружения на этом кладбище, было предписано явиться для регистрации захоронений в администрации кладбища до 31 декабря 1970 года. Могилы, объявленные безнадзорными, подлежали сносу. Поступило более 2000 заявлений о перезахоронении.

Родственников перезахораниваемых обязывали присутствовать при эксгумации костей. На их глазах выкапывались гробы, останки перекладывались в другой. Такой процедуре подвергались все граждане, пожелавшие перезахоронить останки своих родственников. Захоронения некоторых признанных известными харьковчан были перенесены на «площадку знаменитых харьковчан» на 13-м городском кладбище. В силу условий времени, в их число не были включены похороненные до 1920-х г. представители известных дворянских и купеческих родов, офицеры, «реакционная профессура», священничество, политические деятели «старого режима». Например, утрачена могила Н. Ф. фон-Дитмара.

«Сотни людей стояли у родных могил, покой которых был нарушен не по вине близких. Многие плакали. Это было какое-то ужасное действо. Часто вызывали „скорую“. Потом гробы развозили в разные части города».

Перед сносом, представлявшие ценность памятники и могильные плиты были «инвентаризированы в систему комбината похоронных предприятий» и использовались повторно после перебивки надписей.

Были сохранены захоронения актёра М. Л. Кропивницкого, писателя П. П. Гулака-Артемовского, генерал-полковника Г. С. Зашихина, академика живописи Васильковского, коллективное захоронение погибших в ходе беспорядков 1905 года.

На месте кладбища был разбит Молодёжный парк площадью 18 га с баром и рестораном (прозванными горожанами "Могилка" и "У покойничка"), спортивной и детской площадками, летним кинотеатром (в 1990-х закрыт).

Вандализм

Наиболее известный акт вандализма был совершен ещё во времена Великой Отечественной Войны. Захоронение знаменитого конструктора советского танка Т-34 Михаила Ильича Кошкина в 1941 году уничтожено лётчиками люфтваффе целенаправленной бомбардировкой с целью ликвидации могилы конструктора (Гитлер объявил Кошкина своим личным врагом уже после его смерти)^{[неавторитетный источник? 3951 день]}. Могила не восстановлена.

Ликвидация кладбища и последующие работы на его территории сопровождались неоднократными актами вандализма и надругательства над памятью умерших.

В середине 1980-х гг. через территорию парка прокладывалась подземная теплотрасса. Работы велись с помощью экскаваторов, раскрывавших сотни склепов и захоронений. Останки выбрасывались в земляные отвалы. Группы мародёров действовали в открытую на глазах десятков отдыхающих, наблюдавших за обыском и ограблением вскрытых захоронений. Части скелетов использовались для игр учащимися окрестных школ.

В 1985—1991 годах на территории парка велось строительство спорткомплекса ХПИ (стиль необрутализм) общей площадью 8602 м2. При рытье котлованов и прокладке коммуникаций извлекались гробы и человеческие останки, захоронения подвергались систематическому мародёрству и надругательству. Участие в осквернении могил принимали тысячи работавших там студентов, сотни преподавателей и сотрудников. Построенному на территории бывшего кладбища комплексу был присвоен статус «Базы олимпийской подготовки сборных команд Украины».

Интересно, что более варварскому уничтожению из некрополей Украины подверглось только Старое христианское кладбище Одессы в начале 1930-х гг.

Современное состояние

На территории Молодёжного парка в конце восьмидесятых были восстановлены символические могилы В. Эллана-Блакитного, М. Хвылевого, поставлен крест в память жертв голодомора на Украине 1930-х гг.; в 1992 г. установлен памятный знак воинам УПА, в 1999 г. — памятник чернобыльцам (скульптор С. Н. Ястребов, архитекторы С. Г. Чечельницкий, А. А. Антропов)

На территории Молодёжного парка действуют рестораны, спортивный комплекс НТУ «ХПИ», проводятся занятия школы собаководства и проч.

Оценки

Инициаторы событий 1970-х гг. не признают свою ответственность за ликвидацию кладбища, доказывая необходимость преобразования «бесхозной территории» в парк и обосновывая своё решение согласием общественности города (конкретные факты согласия не приводятся).

В публикациях последних лет уничтожение харьковского некрополя рассматривается как акт последней волны сноса церквей и мест поклонения верующих, связанной с активностью Никиты Хрущева. Уничтожение кладбища — проявление небрежного отношения к нашему прошлому, недальновидности, близорукости руководящих лиц, приведшее к невосполнимым потерям в историко-культурном облике города и содействовавшее разрушительным процессам в общественной морали.

С другой стороны, кладбищенский Храм Усекновения главы Иоанна Предтечи снесён не был, что говорит против этой теории. В данный момент парк является важным центром детского и юношеского отдыха, принося в этом качестве огромную пользу жителям близлежащих улиц и студентам расположенных рядом ВУЗов.

Знаменитости, похороненные на 1-м городском кладбище

• Алчевская, Христина Даниловна
• Багалей, Дмитрий Иванович
• Бекетов, Алексей Николаевич
• Бокариус, Николай Сергеевич
• Белоусов, Алексей Константинович
• Бурачек, Николай Григорьевич
• Буткевич, Тимофей Иванович
• Васильковский, Сергей Иванович
• Воробьёв, Владимир Петрович
• Гулак-Артемовский, Пётр Петрович
• Данилов, Фёдор Иванович
• Данилевский, Александр Яковлевич
• фон-Дитмар, Николай Федорович
• Досекин, Василий Сергеевич
• Енуровский Федор Григорьевич
• Зашихин, Гавриил Савельевич
• Кадмина, Евлалия Павловна
• Кошкин, Михаил Ильич
• Кропивницкий, Марк Лукич
• Погорелко, Александр Константинович
• Покровский, Владимир (архитектор)
• Потебня, Александр Афанасьевич
• Синцов, Дмитрий Матвеевич
• Слатин, Илья Ильич,
• Соленик, Карл Трофимович
• Сумцов, Николай Федорович
• Микола Хвылевый (Фитилёв, Николай Григорьевич)
• Василь Эллан-Блакитный (Елланский, Василий Михайлович)

См. также

• Иоанно-Усекновенский храм (Харьков)
• Старое христианское кладбище города Одессы
• Егошихинское кладбище

Ссылки

• Артём Правдюк. «Могилы Молодёжного парка: Первому городскому кладбищу Харькова, в Бозе почившему, так и не ставшему мемориальным, посвящается…» — h.ua/story/3265/
• Нина Спасская. «Как Харьков утратил часть своей памяти» — timeua.info/201109/11238.html

Отрывок, характеризующий Иоанно-Усекновенское кладбище (Харьков)

– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.