Старое христианское кладбище (Одесса)

кладбище Старое христианское кладбище Воронцовское, Преображенское или 1-е Христианское кладбище Страна Российская империяРоссийская империя Координаты 46°28′00″ с. ш. 30°43′50″ в. д.46.46667° с. ш. 30.73056° в. д. / 46.46667; 30.73056    Дата основания 1790-е Первое захоронение 1790-е Последнее захоронение 1920-е Прежние названия Первое христианское кладбище Площадь 0,175 км² Численность 200000 захоронений Национальный состав представители всех народов, населявших Одессу Конфессиональный состав православные, католики, караимы, иудеи, магометане Действующий статус уничтожено в 1930-х годах

К:Некрополи, основанные в 1790 году

Ста́рое христиа́нское кла́дбище в Оде́ссе (другие названия — Первое христианское кладбище, Преображенское кладбище) — комплекс кладбищ в городе Одесса, существовавший с момента основания города по начало 1930-х годов, когда он был уничтожен вместе со всеми памятниками и могилами. На территории кладбища был разбит парк культуры и отдыха — «Парк Ильича» (впоследствии «Парк Преображенский») и зоопарк. Захоронения на кладбище проводились до второй половины 1880-х годов, затем были запрещены из-за отсутствия места; выдающиеся личности, по специальному разрешению, и ближайшие родственники уже захороненных хоронились вплоть до уничтожения кладбища в 1930-х годах. На кладбище было захоронено около 200 тысяч человек, включая первостроителей и первых жителей Одессы.

История

Старые городские кладбища, разделённые по вероисповеданию покойного — христианское, еврейское (первые захоронения на еврейском комплексе кладбища датировались 1792 годом), караимское, мусульманское и отдельные участки захоронения самоубийц, погибших от чумы и воинские — появились в Одессе в период её зарождения в самом конце Преображенской улицы. Со временем территория этих кладбищ слилась воедино и это кладбище стали называть Старым, Первым или Преображенским кладбищем Одессы.

За годы существования кладбище постоянно расширялось, достигнув к началу ХХ века площади в 34 гектара, стало занимать территорию между улицами Мечникова и Ново-Щепным рядом, переулками Высоким и Трамвайным, а также образовавшуюся вдоль улицы Водопроводной «Чумную гору». Вначале кладбище было окопано рвом, а впоследствии обнесено каменной стеной. 25 августа 1820 года состоялось освящение кладбищенского православного храма во имя Всех Святых, строительство которого было начато в 1816 году. В 1829 году была сооружена богадельня, основание которой было положено взносом вдовы одного из первых городских голов и богатого купца Елены Кленовой, в 6 тысяч рублей. В её честь одно из отделений именовалось Еленинским. Богадельня была построена недалеко от храма. Позднее, уже на средства Г. Г. Маразли и по проекту архитектора А. Бернардацци, было сооружено новое здание богадельни (по адресу улица Мечникова, дом 53), а в 1888 году по проекту архитектора Ю. М. Дмитренко по адресу улица Новощепной ряд дом 23 было построено здание детского приюта.

В марте 1840 года состоялись торги на отдачу в подряд копания могил на кладбище. С 5 июня 1840 года была установлена следующая плата: для дворян, чиновников, купцов и иностранцев — летом 1 рубль 20 копеек серебром; зимой — 1 рубль 70 копеек; для детей указанных сословий — 60 и 80 копеек соответственно; мещане и прочие звания — 50 и 75 копеек, а их дети — 40 и 50 копеек соответственно. С бедных плата не взималась. В последующий период существования кладбища эта плата несколько раз повышалась.

До 1841 года за порядком на кладбище следило несколько организаций — городской приказ общественного презрения, духовный приют православной церкви Во имя Всех Святых и совет Евангелической церкви. С 1841 года всё кладбище (за исключением участка Евангелической церкви) было отдано в распоряжение городского приказа общественного презрения. Городская дума несколько раз выносила на свои заседания вопросы связанные с наведением порядка на кладбище — в 1840 году рассматривался вопрос «О замеченных беспорядках на Одесском городском кладбище», в 1862 году — «О воровстве и повреждениях на одесских городских кладбищах», случаи крупного воровства разбирались в 1862, 1866, 1868, 1869 годах — Одесский градоначальник принял меры «по устранению бесчинств, производимых на городских кладбищах».

В 1845 году по приказу одесского Градоначальника Д. Д. Ахлестышева кладбище разбито на правильные квадраты и был составлен план кладбища. Аллеи кладбища были вымощены щебнем и крупным песком, обсажены деревьями, 500 саженцев поступили безвозмездно из питомника Ж. Десмета, который возглавлял Одесский ботанический сад и выращивал на своём хуторе растительность для озеленения города. Могилы стали рыть поквартально по заранее составленному плану. В 1857 году городом был утверждён штат на управление городским кладбищем, а в 1865 году — утверждены правила посещения кладбища частными лицами.

В 1865 году произошли изменения в городском управлении. Приказ общественного презрения был упразднён и заменён Городским общественным управлением. Кладбище перешло в его ведение. В 1873 году городские кладбища перешли в ведение Хозяйственно-строительного ведомства городской управы.

Описание

О первых нескольких десятках лет существования кладбища известно очень мало. Близость Греции и Италии и преобладание в первые годы существования Одессы в населении города представителей этих народов, послужили к тому, что одесские кладбища стали украшаться мраморными памятниками. Кладбище представляло собой лес самых разнообразных памятников из белого, серого и чёрного мрамора, в числе которых было очень много дорогих и оригинальной работы. Можно было встретить даже целые часовни белого мрамора. Кроме мрамора широко использовался гранит.

Одним из выдающихся по красоте и богатству являлся фамильный склеп Анатра. Он располагался на главной аллее справа от входа и представлял собой большую часовню розового и чёрного шлифованного гранита, очень изящно отделанную. Рядом с ней находились часовни-склепы графини Потоцкой, Кешко (отца сербской королевы Натальи), Маврокордато, Драгутина, Завадского и других. С левой стороны за церковью располагалось могила Фонвизина, надгробие которой было выполнено в виде гигантского размера чугунного креста с бронзовым распятием. В XII квартале располагался большой каменный памятник, носящий название «София». Принадлежность памятника к концу XIX уже была позабыта, но памятник приобрёл зловещую известность — по его углам были расставлены пустые бутылки, которые в ветреную погоду издавали «целый оркестр» пугающих посетителей звуков.

На кладбище было похоронено много исторических личностей, среди них: генерал Фёдор Радецкий, чей надмогильный монумент мог бы послужить украшением любой их городских площадей; сподвижник Суворова бригадир Рибопьер; капитан английского парохода «Тигр».

Исследователь одесской истории А. В. Дорошенко так описывал круг лиц, захороненных на кладбище:

Здесь похоронена вся одесская знать, первостроители Города и Порта. Здесь…никому неведомо где, лежит брат Пушкина Лев Сергеевич. Лежат, лишённые надгробий и эпитафий, суворовские генералы и герои двенадцатого года, герои Шипки и Первой мировой войны…всех российских орденов кавалер от Св. Анны 4 ст. до Св. Андрея Первозванного (с бантами, бриллиантами, короной и без); рядовые, корнеты (фендрики) и штык-юнкера, унтер-лейтенанты, прапорщики и поручики, есаулы и сотники, ротмистры и капитаны, полковники и генерал-майоры, погибшие в бою, а также умершие в госпиталях от ран воины всех этих бесчисленных сражений России. И цивильные горожане… видные учёные России — профессора и академики, доктора богословия и физики, математики и психологии, права и зоологии, медицины и механики, филологии искусств, а также чистой математики; ректоры Новороссийского университета (семь) и директоры Ришельевского лицея; друзья и враги А. С. Пушкина…; негоцианты и купцы; бароны, графы и князья; тайные советники и патологоанатомы; археологи и нумизматы; консулы и владельцы корабельных контор; градоначальники (четверо) и городские головы; российские дипломаты; архитекторы, строившие Город; артисты и директора театров; литературы и художники; и композиторы… и многие среди них … потомственные и почётные граждане Города…

— Дорошенко А. В. Переправа через Стикс

Уничтожение

В 1920-х годах в связи с приходом советской власти кладбище стало приходить в запустение из-за отсутствия ухода, грабежей и целенаправленного разрушения. В соответствии с общей советской политикой ликвидации кладбищ некрополь уничтожался с 1929 по 1934 годы. По решению большевистских властей надгробья кладбища стали разбирать с целью утилизации и освобождения территории для иных нужд, доступные захоронения подверглись организованному ограблению. Кладбищенский храм Всех Святых был закрыт в 1934 году, а в 1935 году разобран. В 1937 году на части территории кладбища был открыт «Парк культуры и отдыха им. Ильича», с танцплощадкой, тиром, комнатой смеха и прочими полагавшимися аттракционами, а затем оставшуюся его территорию занял зоопарк — парк «культуры» создавался и существовал просто на могилах, на которых были устроены аллеи, площади, аттракционы. В условиях жизни советского общества 1930-х годов одесситы не могли заниматься перенесением останков своих родственников на другие кладбища; достоверно известно лишь перенесение останков двух художников. Необходимо отметить, что параллельно с разрушением кладбища на нём производились новые захоронения.

По воспоминаниям свидетеля, в один из дней в начале 1930-х годов, все входы на кладбище были перекрыли сотрудниками НКВД. На самом кладбище специальные работники извлекали гробы из фамильных склепов, вскрывали их (многие из них были частично застеклёнными), извлекали оружие, награды, драгоценности. Все изъятые ценности регистрировали и укладывали в мешки. Если гроб был металлическим, то он тоже вывозился, как металлолом, а останки из него высыпали на землю. Таким образом прах многих погребённых был просто рассыпан на поверхности земли.

Планы дальнейшего использования территории бывшего кладбища

На территории бывшего Старого кладбища в начале XXI века располагались Одесский зоопарк, хоздвор Одесского трамвайного депо и «историко-мемориальный парк „Преображенский“» — бывший «парк культуры и отдыха имени Ильича» — переименованный так решением Одесского горисполкома в 1995 году, но оставшийся со всеми атрибутами «парка культуры и отдыха» — аттракционами, «детскими площадками», предприятиями общественного питания, комнатой смеха и прочими подобными заведениями. Общественность Одессы называла подобное использование территории бывшего кладбища «…актом вандализма, поругания памяти о предках». Отмечалось, что это противоречит уважению «…к истории вообще, к родному городу, к своему государству…» и противоречит законодательству Украины, прямо запрещающему какое-либо строительство на территории кладбищ, пусть и бывших, и приватизацию их территорий, а территория бывшего Старого кладбища ещё в 1998 году была включена в список исторических памятников Одессы, на этой территории нельзя ничего размещать, кроме мемориалов и парков.

Целями создания «историко-мемориального парка» были названы организация религиозной, культурно-просветительской и музейной деятельности «для недопущения в дальнейшем актов вандализма, почитания памяти похороненных на Старом кладбище основателей и первых жителей Одессы, героев Отечества и исторических событий, связанных с ними, популяризации знаний о выдающихся жителях нашего города и государства, истории Одессы». Предлагалось оформить территорию парка (планировка, благоустройство, озеленение), воссоздать некоторые разрушенные сооружения (ворота, аллеи, храм Всех Святых), создать мемориальные сооружения, проводить на территории парка краеведческие исследования и историко-мемориальные мероприятия, создать музей «Старая Одесса», в экспозицию которого бы вошли экспонаты, рассказывающие об истории города и о судьбах его жителей, захороненных на кладбище.

Список захороненных

• Андреевский, Эраст Степанович
• Бларамберг, Иван Павлович
• Болтин, Александр Арсентьевич
• Ган, Елена Андреевна
• Желиховская, Вера Петровна
• Каменский, Николай Михайлович
• Лигин, Валериан Николаевич
• Мурзакевич, Николай Никифорович
• Орлай, Иван Семёнович
• Пащенко, Василий
• Пушкин, Лев Сергеевич
• Радецкий, Фёдор Фёдорович
• Родоканаки, Феодор Павлович
• Сабанеев, Иван Васильевич
• Скальковский, Аполлон Александрович
• Скаржинский, Виктор Петрович
• Сокальский, Пётр Петрович
• Стрельников, Василий Степанович
• Строганов, Александр Григорьевич
• Фадеев, Ростислав Андреевич
• Холодная, Вера Васильевна

См. также

• Иоанно-Усекновенское кладбище (Харьков)

Литература

• авторский коллектив. Первые кладбища Одессы / редактор и составитель М. Б. Пойзнер. — 1-е. — Одесса: ТЭС, 2012. — 640 с. — 1000 экз. — ISBN 978-966-2389-55-5.
• Дорошенко А. В. Переправа через Стикс. — 1-е. — Одесса: Optimum, 2007. — 484 с. — (Вся). — 1000 экз. — ISBN 966-344-169-0.
• Коханский В. Одесса и ея окрестности. Полный иллюстрированный путеводитель и справочная книга.. — 3-е. — Одесса: Л. Нитче, 1892. — С. 71. — 554 с.

Ссылки

• Головань В. [timer.od.ua/statji/staroe_kladbische_v_odesse.html Старое кладбище в Одессе: здесь нашли пристанище многие из лучших сынов и дочерей Отечества] (рус.). Статья. Сайт «Таймер» (27 февраля 2012). Проверено 4 мая 2012. [www.webcitation.org/67vwY9u8b Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
• Калугин Г. [rupor.od.ua/article/Odesskoe-Pervoe-(Staroe)-kladbische-istoriya-i-s/ Одесское Первое (Старое) кладбище] (рус.). Сайт «Рупор Одессы» (8 октября 2011). Проверено 4 мая 2012. [www.webcitation.org/6AgxjRTNn Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012].
• [rupor.od.ua/news/Staroe-kladbische-014071 Тени забытых предков] (рус.). фоторепортаж. Сайт «Рупор Одессы». Проверено 4 мая 2012. [www.webcitation.org/6AokyHh3O Архивировано из первоисточника 20 сентября 2012].

Статьи в газете «Вечерняя Одесса»

• Калугин Г. [vo.od.ua/rubrics/raznoe/4084.php Раскрываются тайны Старого кладбища] (рус.) // Вечерняя Одесса : газета. — 8 июня 2006. — № 83 (8425).
• Шевчук А., Калугин Г. [vo.od.ua/rubrics/raznoe/15010.php Спасти мемориал — защитить честь города] (рус.) // Вечерняя Одесса : газета. — 14 августа 2010. — № 118—119 (9249—9250).
• Калугин Г. [vo.od.ua/rubrics/dalekoe-blizkoe/17665.php Старое кладбище хранит самое драгоценное] (рус.) // Вечерняя Одесса : газета. — 21 мая 2011. — № 73—74 (9401—9402).
• Онькова В. [vo.od.ua/rubrics/raznoe/18893.php Есть ли перспектива у мемориального комплекса в парке «Преображенский»?] (рус.) // Вечерняя Одесса : газета. — 24 сентября 2011. — № 142—143 (9470—9471).
• Калугин Г. [vo.od.ua/rubrics/problemy-i-konflikty/19795.php Проблемы старого кладбища решать сообща!] (рус.) // Вечерняя Одесса : газета. — 22 декабря 2011. — № 193 (9521).
• Дукова Д. [vo.od.ua/rubrics/tema-dnya/20430.php Парк «Преображенский»: перемена участи?] (рус.) // Вечерняя Одесса : газета. — 23 февраля 2012. — № 27—28 (9553—9554).

Отрывок, характеризующий Старое христианское кладбище (Одесса)

Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.