1-й Вирджинский пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
1-й Вирджинский пехотный полк

флаг Вирджинии 1861
Годы существования

18611865 гг.

Страна

КША КША

Тип

Пехота, Артиллерия

Численность

570 человек (авг. 1861)
209 чел. (июнь 1863)

Прозвище

«The Old First»

Участие в

Гражданская война в США:

Командиры
Известные командиры

1-й Вирджинский добровольческий пехотный полк был первым полком, набранным в штате Виргиния для службы в армии конфедератов во время Гражданской войны в США. Он сражался в основном в составе Северовирджинской армии и участвовал в «атаке Пикетта».

1-й Вирджинский полк был сформирован в Ричмонде, штат Вирджиния, в мае 1861 года. С начала войны он имел десять рот, но в апреле три были отделены. Таким образом, полк содержал семь рот из Ричмонда и одну из Вашингтона (она была добавлена в середине июля). Его первый полковник, Патрик Мур, был тяжело ранен 18 июля 1861 года в перестрелке у Блэкбернс-Форд, и подполковник Фрай командовал полком в первом сражении при Булл-Ране.





Структура

Полк имел следующий ротный состав:

  • Рота A — «Richmond Grays»: капитан Эллиот — откомандирован в Норфолк, штат Вирджиния в течение апреля 1861 года и назначен в 12-й пехотный вирджинский как рота «G», 31 августа 1861 года.
  • Рота B — «Городская стража Ричмонда»: Капитан Р. Харрисон — Капитан Ли был убит в сражении при Блэкбернс-форд 18 июля 1861 года.
  • Рота C — «Monthgomery Guards»: капитан Дж. Дули[1]
  • Рота D — «Old Dominion Guards»: капитан Дж. Грисволд
  • Рота E(1): Капитан Уайз — Направлена в Фредериксберг, Вирджиния, а затем включена в 46-й пехотный полк, до первого сражения при Бул-Ране.
  • Рота E(2) — «добровольцы из Вашингтона»: Капитан С. К. Шерман — временно прикреплена к полку в середине июля. В апреле 1862 переведена в 7-й вирджинский полк как рота F.
  • Рота F (1) — «Cary’s Company»: Капитан Р. М. Кэри — Направлена во Фредериксберг и назначена в 21-й пехотный полк, под командованием капитана Р. Х. Каннингема-младшего, до первого Манассаса .
  • Рота F (2) — «Bouregard’s Rifles»: Капитан Ф. Б. Шеффер — Служила в предварительном батальоне (батальон Шеффера) во время первого Бул-Рана и была переведена в полк 23 июля 1861 года. Рота была освобождена от обязанностей 7 сентября и переименована в «роту C», (1-й артиллерийской полк). 13 ноября 1861 года, рота была расформирована.
  • Рота G — рота Гордона: Капитан В. Х. Гордон
  • Рота H (1) — батарея гаубиц: Капитан Г. В. Рэндольф — В начале мая бригада оставила полк и была расширена в батальон из трех рот под тогдашним майором Г. В. Рэндольфом.
  • Рота H (2-й) — «Richmond Grays»: Капитан Боггс
  • Рота I — «Рота Тейлора»: Капитан Тейлор
  • Рота K — «Вирджинские винтовки»: капитан Ф. Миллер — расформирована, когда полк был преобразован в апреле 1862 года.
  • Гвардейцы Флойд: капитан Г. В. Чамберз — Назначены в качестве бригады К во 2-й пехотный вирджинский полк до 30 июня 1861 года.
  • Музыканты: капитан Смит
  • Барабанщики: главный барабанщик К. Р. М. Роуль — 14 барабанщиков.

Первым командиром полка стал полковник Патрик Мур, подполковником — Уильям Фрай, а майором — Уильям Манфорд.

27 апреля полк был направлен в лагерь Кэмп-Ли на западной окраине Ричмонда. 17 мая полк покинул майор Манфорд, который стал подполковником 17-го вирджинского полка, а его место занял майор Фредерик Скиннер.

История

26 мая полк прибыл в Манассас-Джанкшен (Северная Вирджиния) и был включён в бригаду Джорджа Террета. 30 июня полк был официально принят на службу в армию Конфедерации, а 2 июля бригаду возглавил Джеймс Лонгстрит.

Полк сражался в Первом сражении при Бул-Ране в бригаде Джеймса Лонгстрита. Он участвовал в первом столкновении с противником, известном как сражение у Блэкбернс-Форд. На тот момент в полку числилось 570 человек. В этом сражении был ранен полковник Патрик Мур, который выжил, но стал непригоден к полевой службе. Осенью полк стоял в северной Вирджинии под командованием подполковника Фрая. 11 ноября Фрай покинул полк, майор Скиннер был повышен до подполковника, а капитан Джон Дули (рота С) стал майором.

В апреле 1862 года полк был реорганизован, роты Е и К были расформированы из-за истечения срока службы, и полк стал включать только шесть рот. 27 апреля командиром полка был избран выпускник вирджинского военного института, полковник Льюис Уильямс.

В сражении при Уильямсберге полк действовал в составе бригады Эмброуза Хилла. После сражения (25 мая) Хилл стал командиром дивизии, а бригаду передали Джеймсу Кемперу (командиру 7-го вирджинского), который командовал ей в сражении при Севен-Пайнс. В Семидневной битве полком командовал капитан Нортон. Когда Кемпер временно возглавил дивизию, бригада была передана полковнику Монтгопери Корсе.

В начале Северовирджинской кампании полк попал под внезапный удар противника в сражении у Кедровой горы и был обращен в бегство. К началу второго сражения при Булл-Ран полк насчитывал 140 человек и командовал им подполковник Фредерик Скиннер. Полк потерял 22 человека в этом бою. Подполковник Скиннер получил тяжёлое ранение и оставил полевую службу.

В ходе Мерилендской кампании генерал Кемпер снова возглавил бригаду и под его руководством полк сражался в сражении при Южной горе, где командиром полка был капитан Джордж Нортон.

Позже полк сражался при Энтитеме и Фредериксберге, а весной участвовал в экспедиции Лонгстрита в Саффолк.

Перед сражением при Геттисберге полк насчитывал 209 человек и им снова командовал полковник Льюис Уильямс. На третий день сражения полк принимал участие в «Атаке Пикетта», во время которой потерял около половины своего состава, в основном от флангового огня вермонтской бригады. Полковник Уильямс был смертельно ранен в том бою. 27 человек было убито, 73 ранено, 13 пропало без вести.

В июля подполковник Скиннер получил звание полковника (несмотря на непригодность к полевой службе), майор Ленгли стал подполковником, а капитан Джордж Нортон получил звание майора.

По окончании кампании полк был отправлен в Северную Каролину и вернулся в Северовирджинскую армию только к началу сражения при Колд-Харбор, где сражался в составе бригады Уильяма Терри.

Во время отступления от Петерсберга полк понёс потери в сражении при Сайлерс-Крик, где в плен попало 40 человек, в том числе подполковник Ленгли и майор Нортон.

Только 17 человек осталось в полку по время капитуляции при Аппоматтоксе 9 апреля 1865 года.

Интресные факты

Капитан роты «С», Джон Дули, был ранен во время атаки Пикетта и всю ночь пролежал раненным на поле боя. Предположительно, за это время он успел записать подробный рассказ о ходе этого сражения[1].

Напишите отзыв о статье "1-й Вирджинский пехотный полк"

Примечания

  1. 1 2 [homepages.rootsweb.ancestry.com/~cwirish/Dooley.html Биография Джона Дули]

Ссылки

  • [www.civilwar.nps.gov/cwss/regiments.cfm Civil War Soldiers and Sailors System]
  • [civilwarintheeast.com/CSA/VA/01VA.php Хронология истории полка]
  • [www.wvcivilwar.com/1st-virginia-infantry/ West Virginia in the Civil War ]
  • [www.1stvirginia.com/ 1st Virginian Reconstruction]
  • [www.gdg.org/Research/SHSP/sh1stvir.html THE «OLD FIRST» VIRGINIA AT GETTYSBURG.]

Отрывок, характеризующий 1-й Вирджинский пехотный полк

– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.