Корниловский ударный полк

Корниловский ударный полк «Корниловцы», «Ударники»
Полковой нагрудный знак
Годы существования	1 августа 1917 года —
Страна	Россия
Входит в	штаба Юго-Западный фронта, Вооружённых сил России
Тип	пехота
Численность	3 000 человек
Участие в	Первая мировая война
Командиры
Известные командиры	М. О. Неженцев

Корни́ловский уда́рный полк — одна из первых, самая знаменитая и наиболее долго просуществовавшая добровольческая часть в русской армии. Последний полк Российской и первый полк Добровольческой армий.

История

Зарождение

См. также: Ударные части Русской армии

Ударный отряд из «охотников» (то есть добровольцев), образованный 19 мая 1917 года по представлению Генерального штаба капитана М. О. Неженцева командующему 8-й армией Юго-Западного фронта генералу от инфантерии Л. Г. Корнилову, для противодействия развалу фронта, разложению армии, братанию и т. п. был назван 1-м Ударным отрядом при 8-й армии. Первой была сформирована пулемётная команда. Когда численность отряда увеличилась до существенных размеров, отряд получил именное шефство генерала Корнилова и Боевое знамя — произошло это 10 июня 1917 года. Офицерами в отряде служили также добровольцы, прапорщиками — только что окончившие школу прапорщиков. К середине июня формирование отряда было завершено — он состоял из двух батальонов по тысяче штыков в каждом, трёх пулемётных команд общей численностью 600 человек, команды пеших разведчиков из бывших военнопленных-чехов и сотни конных разведчиков — донских казаков.

Ставший впоследствии известным корниловцем, в течение всей своей жизни проводивший активную антисоветскую работу и помогавший беженцам из СССР в Западном Берлине, словенец Александр Трушнович, вступивший в полк в качестве славянского добровольца после своего опаснейшего перехода фронта из расположения мобилизовавшей его на родине австро-германской армии в расположение русских войск, так описывал приём добровольцев в Корниловский ударный полк, а также цели его борьбы, какими их видели корниловцы во главе с Неженцевым:

Нас, добровольцев, человек шестьдесят. Ждём отправки на фронт. Все мы хотим к генералу Корнилову. Его мы любим и уважаем больше всех, видим в нём сильного человека, храброго, прекрасного генерала славянской ориентации, честного, не запятнанного в прошлом, не по родовитости, а своей волей и талантом выдвинувшегося из семьи простого урядника…

…После почти двухмесячного тягостного ожидания из штаба генерала Корнилова пришла телеграмма о направлении нас в Восьмую армию… Последние дни июля 1917 года. Недалеко от Городенки, возле леса, ночью у множества костров стоял лагерем корниловский отряд… У костра сидел худощавый капитан Генерального штаба Неженцев. Узнав о приходе тридцати офицеров — южных славян, он встретил нас словами:

— Знаете ли господа, что служить в корниловском отряде нелегко?

— Господин капитан, если бы было легко, мы не пришли бы. Он радостно засмеялся и подал каждому руку…

…Мы, корниловцы, знали, что все обстоятельства против нас, и всё же шли против лавины, готовые при этом погибнуть. Чего мы хотели? Первая и главная наша цель была: уберечь Россию от разрушения и колонизации. Мы считали своим долгом выполнить обязательства, принятые Россией по отношению к союзникам, и старались сохранить армию и удержать фронт… Мы видели, что страну возглавили недостойные правители, видели, как разваливается империя, и её части, веками с ней связанные и обязанные ей всем, в трудный час от неё отрекаются. Мы чувствовали, что страну сознательно ведёт к пропасти хорошо организованная группа, располагающая средствами и опытом разрушения. Мы же, корниловцы, были носителями российской идеи, воинами трёхцветного флага. Для нас Россия была священным именем, и о себе лично мы никогда не думали… Мы верили, что русский народ опомнится, что «Русь поймёт, кто ей изменник, в чём её недуг» и ради этого поворотного момента российской смуты хотели сохранить вождя и ядро, к которому могли бы примкнуть русские люди. Корнилов был символом всего русского, всего честного

— Трушнович А. Р. Воспоминания корниловца: 1914—1934

Участие в боях Первой мировой войны

Отряд успешно участвовал в боевых действиях на Юго-Западном фронте. Боевое крещение произошло во время Июньского наступления 25 июня у деревни Павелечье. 26 июня 1917 года ударный отряд прорвал австрийские позиции под деревней Ямшицы, благодаря чему был взят Калуш. Отрядом было взято много трофеев и в целом отряд показал себя превосходно. Командование стало перебрасывать его на наиболее угрожаемые участки фронта, для спасения ситуации.

Однако спасти положение на фронте только силами ударников не удалось — несмотря на трёх-пяти кратное превосходство над противником, русские армии начали отступление, превратившееся в паническое бегство. Одна из рот отряда в те дни отказалась выполнять приказ командования и выступить в расположение 47-й дивизии — причиной было то, что тогда корниловцев использовали уже не для борьбы с неприятелем, а для водворения порядка в «потерявших и стыд, и совесть» армейских частях — как заградительные отряды.

Корниловское выступление

После боёв, 22 июля отряд был передислоцирован для пополнения и отдыха в место формирования всех ударных частей Юго-Западного фронта — в район города Проскуров. В тот момент принявший командование всеми русскими армиями генерал Корнилов принял решение укрупнить ударные части, сформировав «ударные полки». Корниловский ударный отряд стал первым ударным полком Русской армии. К нему были приданы две более мелкие части — «Пермский батальон чести» поручика Канышевского и «Легион смерти» поручика Кондратьева. 11 августа отряд (насчитывающий в своём составе к этому времени около 3 000 человек) был преобразован в четырёхбатальонный Корниловский ударный полк, командиром которого стал полковник Генерального Штаба Митрофан Неженцев.

В августе 1917 года полк был переведён в Ставку Верховного Главнокомандующего в Могилёв (под видом переброски полка на Западный фронт — Корнилов собирал верные части, на которые он мог бы опереться в случае своего выступления). Однако во время выступления против Временного правительства в конце августа 1917 года Корнилов отказался от втягивания этого полка во внутрироссийский конфликт.

После провала мятежа и ареста генерала Корнилова по требованию Керенского, «ударные части» попали в «опалу», как контрреволюционные. Опасность расформирования прежде всего нависла над полком, носящим имя генерала Корнилова. Командиру полка пришлось подать генералу Нисселю во французскую военную миссию прошение о переброске возглавляемого им полка на Западный фронт Великой войны, однако к удовлетворению Неженцева, в связи с тем, что его полк французам не потребовался, корниловцы остались служить в России — где по их общему мнению и было их место и предназначение. По другим данным полк от расформирования спас Томаш Масарик, который в конце лета 1917 года находился в Ставке, занимаясь формированием «Гуситского корпуса» из чехов и словаков. Он предложил включить Корниловский полк в состав своего корпуса, на том основании, что в нём уже были военнослужащие этих национальностей и югословенцы. Так и было сделано — 10 сентября Корниловский ударный полк был переименован в 1-й Российский ударный полк и придан 1-й Чехо-Словацкой стрелковой дивизии, а приказом от 30-го сентября он был переименован в Славянский ударный полк, но все прежние знаки отличия, эмблемы и звание «корниловцы» за полком сохранялись.

Приход большевиков к власти

В итоге полк пошёл продолжать свою службу на Юго-Западный фронт в составе 1-й Чехо-Словацкой дивизии. Как только Чехословацкий национальный совет, поддерживающий Временное правительство, получил известия о вооружённом восстании большевиков в Петрограде, он заключил соглашение с командованием Киевского военного округа и Юго-Западного фронта о возможности использования чехословацких войск в вооружённой борьбе на стороне Временного правительства. 27 октября Славянский полк был направлен в Киев совместно с другими частями 1-й и 2-й Чехо-Словацких дивизий, по требованию представителя Временного правительства комиссара доктора Н. С. Григорьева (помощник Иорданского) для защиты законной власти. И уже 28 октября 1917 года полк совместно с юнкерами киевских военных училищ вступил в уличные бои с поддержавшими большевистское восстание красногвардейцами и советизированными частями киевского гарнизона. 31 октября было заключено перемирие, власть в городе перешла к Центральной раде и большевикам. Корниловцы даже получают приглашение от Петлюры остаться для охраны города, но полк был выведен из города и переведён в место прежней дислокации. 12 ноября Ставка Верховного Главнокомандующего, возглавляемая в тот момент генералом Н. Н. Духониным, отдала приказ о переводе полка на Кавказский фронт (на самом деле Духонин пытался помочь генералу Алексееву собрать на Дону вооружённую силу для противодействия «большевистско-немецкому нашествию», направляя в регион Дона верные части и амуницию). Однако из-за противодействия советизированных железнодорожных служащих и армейских гарнизонов по пути следования организованно перебраться на Дон не удалось — корниловцы в одиночку и группами пробирались на Дон, чтобы начать вооружённую борьбу с большевизмом в рядах зарождающейся Добровольческой армии.

Участие в Гражданской войне

Полковник Неженцев с большим трудом вывел полк из города и отправил в Ставку телеграмму с просьбой отпустить полк на Дон (на это было получено согласие Донского правительства) и спасти его этим от истребления. Всего на Дону собралось около шестисот бывших корниловцев и полковник Неженцев восстановил полк в составе Добровольческой армии.

По свидетельствам корниловского офицера Александра Трушновича «с июня по октябрь 1918 года через Корниловский полк прошло более пятнадцати тысяч человек. В большинстве интеллигентная молодёжь». С 25 июня 1917 г. по 1 ноября 1920 г., то есть за сорок месяцев своей борьбы с германцами и большевиками, Корниловский полк, а впоследствии полки Корниловской дивизии выдержали 570 боев (в это число не входят бои, которые вели отдельные батальоны и роты) и потеряли убитыми — 13 674 чел., ранеными — 34 328 чел., а всего 48 002 чел. Вот распределение этих потерь:

	Убито	Ранено	Всего
Начальников дивизии	0	2	2
Командиров полков	4	15	19
Командиров батальонов	64	125	189
Командиров рот	472	1100	1572
Младших офицеров	4781	11500	16281
Ударников	8327	21500	29827
Военных чиновников	15	48	63
Докторов	3	12	15
Сестер милосердия	8	26	34
ИТОГО	13674	34328	48002

Командиры

• 18.09.1917 — 30.03.1918 — Генерального штаба подполковник (с 12.1917 — полковник) Неженцев, Митрофан Осипович
• 30.03.1918 — 12.06.1918 — гвардии полковник Кутепов, Александр Павлович
• 12.06.1918 — капитан Скоблин, Николай Владимирович (врид)
• 12.06.1918 — 31.10.1918 — полковник Индейкин, Владимир Иванович
• 01.11.1918 — хх.09.1919 — полковник Скоблин, Николай Владимирович
• 29.09.1919 — 13.10.1919 — полковник Пешня, Михаил Александрович
• 14.10.1919 — хх.хх.хххх — полковник Гордеенко, Карп Павлович
• 01.1920 — штабс-капитан (впоследствии — подполковник) Челядинов, Василий Васильевич (врид)
• 01.1920 — 02.1920 — поручик (впоследствии — капитан) Дашкевич, Михаил Никитич (врид)
• 08.03.1920 — хх.07.1920 — штабс-капитан (впоследствии — подполковник) Ширковский, Дмитрий Иосифович (врид).
• хх.07.1920 — 21.08.1920 — подполковник Дашкевич, Михаил Никитич (врид)
• с 08.1920 — полковник Челядинов, Василий Васильевич

Форма и знаки различия

Особенности формы корниловских ударников: чёрно-красные фуражки с серебряным черепом и костями («Родина или смерть»), чёрные мундиры с белыми кантами, чёрно-красные погоны с серебряной «Адамовой головой» и белыми выпушками, нашивку с черепом и костями на плече, серебряные кольца с черепом, чёрно-красное знамя с белым черепом и костями.

Описание формы Корниловского ударного полка:

Во изменение формы пехотных полков

1. Форма гг. офицеров. Прибор белый.
а) Фуражка с белым кантом, вместо кокарды — череп.
б) Зимняя чёрная фуражка с белым кантом, околыш — верхняя половина чёрная, нижняя — красная.
в) Каска — вместо орла — череп.
г) Китель с белым кантом.
д) Брюки с белым кантом.
е) Погоны с серебряным галуном, чёрной выпушкой и черно-красным просветом: на погоне буква «К» и череп с костями по цвету прибора.
ж) Офицерские петлицы — верхняя половина чёрная, нижняя красная. Петлица с белым кантом.
2. Форма солдат.
а) Фуражка защитного цвета, вместо кокарды — череп.
6) Каска.
в) Погоны из двух половин — верхняя чёрная с черепом, нижняя красная с буквой «К».
г) Петлицы на шинелях по образцу офицерскому.
Эмблема КОРНИЛОВЦЕВ. Эмблема носится на левом рукаве, на два пальца ниже погона.

Командир Корниловского ударного полка капитан Неженцев

Полковой адъютант поручик кн. Ухтомский

• Eskiz pogona kornilovskogo udarnogo polka.jpg

  Проект погона рядового Ударного отряда 8-й армии (позже Корниловского ударного отряда)

• Kornilov regiment shoulder marks.jpg

  Погоны офицера Корниловского ударного полка

• Cadet of Kornilov's regiment shoulder marks.jpg

  Кадетские погоны Корниловского полка

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Корниловцы-ударники

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Елена — сестра милосердия Корниловского ударного полка

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Май-Маевский с корниловской эмблемой на руках населения Полтавы, июль 1919

• Знакъ Корниловскаго Полка.jpg

  Знак Корниловского полка

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Знак Корниловского полка

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Стилизованное современное изображение Знака Корниловского полка

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Жетон Корниловского полка, 1918 (не вручался)

• Kornilov regiment shoulder mark.jpg

  Самодельный погон рядового Корниловского полка

• Word for kornilov soldier.jpg

  Наказ корниловцам

• Word for kornilov soldier how 2fight.jpg

  Поучение воину-корниловцу перед боем

• Kornilovzy v Gallipoli.jpg

  Офицеры Корниловского полка в Галлиполи. 1921

В культуре

• Корниловские офицеры фигурируют в венгерском фильме «Звёзды и солдаты» (1967).

См. также

• Корнилов, Лавр Георгиевич
• Мёртвая голова (символ)
• Категория:Корниловцы
• Категория:Изображения:Корниловцы
• 2-й Корниловский ударный полк
• 3-й Корниловский ударный полк
• Корниловский конный полк (кубанский казачий)
• Корниловская дивизия

Литература

• Гиацинтов Эраст Записки белого офицера / Вступит. статья, подготовка текста и коммент. В. Г. Бортневского. — СПб.: «Интерполиграфцентр» СПбФК, 1992. — 267 с., илл. ISBN 5-88560-077-5
• Трушнович А. Р. [www.dk1868.ru/history/zap_korn.htm Воспоминания корниловца: 1914—1934]
• М. Левитов. «Корниловцы в Донецком бассейне». // Вооружённые силы на Юге России. Январь-июнь 1919 года. / д.и.н. С. В. Волков. — М.: Центрполиграф, 2003. — С. 35-61. — 672 с. — («Россия забытая и неизвестная. Белое движение в России», том 17). — 3000 экз. — ISBN 5-95-24-0666-1.
• Критский М. А. [elan-kazak.ru/arhiv/kornilovskii-udarnyi-polk-sost-ma-kritskii-p Корниловский ударный полк.]
• Корниловцы 1917 — 10 июня — 1967: Издание объединния чинов Корниловского Ударного Полка, Париж 1967 год.

Отрывок, характеризующий Корниловский ударный полк

– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.